сожрали у всех на глазах! Новый правитель клянется, что такое не повторится, так ведь и первой атаки никто не ожидал. Ну и главной проблемой стало то, что виновных в диверсии так и не нашли.
Горожане изгнали снежных демонов, но враг все еще был рядом, ходил по одним улицам с ними, скрывался под масками знакомых лиц. Вердад надеялась, что теперь, когда Фаусте и Гектору наконец поверили, зараженных удастся найти и изолировать, но все оказалось не так просто.
Во-первых, нельзя сказать, что ее отец действительно взял и поверил Фаусте. Он был не настолько упрям, как дед, и допускал, что какая-то болезнь есть. Но он не хотел фокусировать на ней внимание толпы и переключился на другие проблемы.
Во-вторых, даже Фауста не могла толком объяснить, как происходит заражение и каких последствий ждать дальше. Ей разрешили проводить исследования, выделили целую группу ассистентов и собственный зал в больнице, однако пока это не приносило серьезных результатов.
В-третьих, с Гектора сняли обвинения, но в городе на него многие все равно смотрели косо. Они верили, что это он призвал снежных демонов, он ведь может, раз много лет изучал их! Объяснять таким людям что-то было бесполезно, они верили исключительно собственным выводам. Гектор быстро это усвоил, он старался не оставаться один и не отходить от центральных улиц.
Ну и в-четвертых, улыбающиеся люди больше не улыбались. Они сообразили, что их теперь будут искать, а они слишком очевидно выделяются. Они приспособились, научились вести себя правильно, они снова стали самыми обычными горожанами. Это приводило к подозрительности: недостаток знаний заставлял людей гадать, по-новому смотреть на родных и близких.
О былой беззаботности, за которую Вердад раньше любила этот город, уже и речи не шло. На улицах стало куда меньше людей, все старались держаться сами по себе. Оставалось лишь надеяться, что скоро Фаусте удастся создать точный тест, выявляющий зараженных, а еще лучше – лекарство. Тогда все снова будет хорошо… должно!
Вердад хотелось как-то помочь, приблизить этот момент, но она ничего не могла сделать, ей только и оставалось, что ждать. Отец вообще просил ее лишний раз не выходить из дома, однако сидеть в четырех стенах было невыносимо. Она выбиралась на прогулки и просто бродила по городу, рассматривая людей. Дни проходили один за другим, новых атак со стороны хищников не было, на Вердад никто не обращал внимания, и она расслабилась.
Как выяснилось, зря. Она, погруженная в свои мысли, и сама не заметила, как оказалась поймана в подворотне на окраине города. Прямо перед ней стояли трое мужчин, безмолвно наблюдавших за ней. Они не улыбались, и все же было в их глазах что-то чужое, не подходящее горожанам, да и людям вообще.
Вердад понимала, что это глупая мысль, но стыдиться не собиралась. Она не хотела выяснять, кто эти люди, ошиблась она в них или нет, ей просто нужно было уйти. Поэтому она развернулась и направилась обратно тем же путем, по которому пришла – и снова была вынуждена остановиться. Потому что дорогу перекрыли и здесь, на этот раз четверо.
За ней пришли разные люди. Мужчины и женщины. Охранники в форме, пекари, продавцы и грузчики. Те, кто не должен был объединяться и вести себя вот так – а это все равно случилось. Вердад даже не пыталась заговорить с ними, ей и так все было ясно.
Она знала, что шанс спастись у нее будет только один. Они-то наверняка предполагали, что вообще ни одного, что они просто схватят ее в этой глуши и… Она не хотела думать о том, что они планировали с ней сделать. Она просто не собиралась этого допускать.
Она бы не прошла мимо них, поэтому она и пытаться не стала. Вердад подпрыгнула, зацепилась за внешнюю лестницу ближайшего дома, подтянулась. Этими ступеньками редко пользовались, они покрылись коркой льда, и Вердад чуть не сорвалась – но что-то помогло удержаться. Пожалуй, желание жить.
Она знала, что за ней погонятся, а потому не оборачивалась. Ей нужно было добраться до охраны, до отца… до кого угодно! Она перебралась на крышу, прикидывая, куда двигаться дальше.
Но бежать было некуда, они идеально подобрали место для атаки. Вряд ли это было случайностью, должно быть, они наблюдали за ней днями. А Вердад думала, что она в безопасности, потому что она не важна… Гектор и Фауста могут разоблачить их, она-то тут при чем?
Но они не боялись разоблачения, они понимали, что смогут использовать ее. Если они сделают Вердад такой же, как они, им легко будет добраться до ее отца, и вот уже правитель колонии на их стороне… из-за ее наивной глупости! Она понимала, что допустила ошибку, успокоившись слишком рано. Исправить эту ошибку ей предстояло прямо сейчас.
Она бежала наугад – через здание, оказавшееся складским, на улицу, туда, где ее хотя бы не пытались схватить. Прохожих, как назло, не было… Да никого не было, кроме молчаливых людей, преследующих ее.
И не только преследующих: очень скоро зазвучали выстрелы. Они, похоже, использовали пистолеты с малыми пулями, предназначенные для охоты на рираши, не разрывные, но Вердад и этого бы хватило. Они намекали ей, что готовы убить – или вот так призывали остановиться? Она не знала наверняка. Она все равно бежала.
Снег показывал, что людей в этих местах не было давно, она оказалась неподалеку от стены. Зато она неожиданно обнаружила несколько небольших снегоходов – они, очевидно, хранились здесь для охраны или для разведчиков. Вердад умела пользоваться такими, ее еще дядя Элия научил. Правда, она ездила только медленно и по городским улицам, в равнины ее никто не пускал. Но сейчас была не та ситуация, чтобы вспоминать о былых запретах.
Она добралась до снегохода и даже успела запустить его, когда прозвучал очередной выстрел. В боку что-то полыхнуло, жар остался, к нему прибавилась боль. Вердад посмотрела туда, где эта боль родилась, и с ужасом обнаружила, что по светлому меху шубки медленно расползается красное пятно.
Они попали в нее?..
Они попали в нее!
Подстрелили, как животное, в городе, который был построен ее семьей и ее семье принадлежал. Но для них это не имело никакого значения, они уже объявили себя новыми хозяевами Орифии. Если Вердад не могла быть им полезна, они готовились убрать ее без жалости.
Только это они напрасно. Вердад понятия не имела, смертельно ли полученное ею ранение, ей было страшно и больно. Но она наверняка знала другое: если она позволит им так легко убрать ее, она и после смерти не обретет покой. Отец часто говорил, что упрямство она унаследовала от деда. Вердад впервые признала,
