– Руки на затылок!
Лекарь сел обратно, а я поднялся с табурета и развернул лист с портретом бармена.
– Узнаешь его?
– Нет, – быстро ответил индус.
– А если посмотреть? – скривил я губы в недоброй улыбке.
На этот раз индус изучал портрет не в пример дольше, но вновь беглого бармена не опознал.
– Первый раз вижу, – заявил он.
– А если подумать?
– Клянусь!
– Имя Акшай Рошан тебе о чем-нибудь говорит?
– Никогда не слышал, – уверил меня индус, но я ему не поверил.
У лекаря не дрогнул голос, не промелькнуло узнавание в глазах, даже испарина на лбу не выступила, и все же за маской невозмутимости колыхнулся страх. Легонько-легонько дрогнуло что-то в душе сидевшего на лежанке человека, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы вцепиться в него и клещами вырвать правду.
Образно выражаясь – клещами. На пытки попросту не было времени. Судя по доносившемуся в окно гулу, толпа на улице продолжала прибывать. И не важно, попытаются местные обитатели отбить уважаемого земляка или на шум пожалуют настоящие полицейские – и то и другое развитие событий грозило нам самыми серьезными неприятностями.
– Значит, сотрудничать не желаете, – вздохнул я и скомандовал: – В наручники его. Увозим с собой.
Рамон с невозмутимым видом лязгнул стальными браслетами, а я прошелся по комнате, внимательно изучая микстуры и зелья. Точнее, лишь делая вид, будто меня интересуют пузырьки и колбы, а на деле – наблюдая за реакцией хозяина. Страх бился в нем все сильнее и сильнее, а страх – та отмычка, которой самого записного упрямца можно открыть как пустой чемодан. Требовалось лишь правильно приложить талант…
– На каком основании?! – выкрикнул старый индус, когда Рамон завел его руки за спину. – Это произвол!
– Изготовление отравы для тугов – как тебе такое основание? – поинтересовался я, изучая сборы трав. – И антинаучная деятельность заодно. Петлю не обещаю, но на сибирских каторгах человеку твоего возраста долго не протянуть.
– Это неправда!
Но правда меня нисколько не интересовала. Я брал в руки то одну бутылочку, то другую и вскоре уловил, как сжалось в смертельном ужасе сердце задержанного.
– Вот! – обернулся я к индусу с небольшой бутылочкой, заткнутой просмоленной деревянной пробкой. – Это разве не яд? Нет? Уверен, что яд.
– Вы не так все поняли! – простонал старик. – Я лекарь!
– И готовишь отраву для тугов, все логично.
– Нет! Это средство для абортов! – выкрикнул лекарь.
– И в самом деле яд, – с брезгливой гримасой отметил Рамон и потребовал: – Поднимайся!
– Не надо! – взмолился индус. – Пожалуйста, не надо! Я все скажу!
По морщинистым щекам потекли слезы, и это вовсе не было игрой на публику; я буквально физически ощущал, как мой талант сиятельного вгрызается в сознание насмерть перепуганного человека. Он уже видел себя среди заснеженной сибирской тайги. Чудак человек, с такими обвинениями на каторгу – за счастье попасть. Выпотрошат и вздернут.
– Акшай Рошан, знаешь его? – приступил я к допросу.
– Это не настоящее имя, – запинаясь, выдавил из себя лекарь. – Я не помню лицо, но это имя было среди документов, которые прошли через меня.
– Поддельных документов?
– Да.
– Когда это было?
– Полгода назад. Может, год.
– А на днях? Он не приходил за новыми документами?
– Нет, – выдохнул лекарь. – Не приходил.
– Мог он обратиться к кому-то другому?
Поникший старик покачал головой:
– Сомневаюсь.
Я жестом велел Рамону снять наручники и предупредил лекаря:
– Мы еще заглянем к тебе. Надеюсь, в следующий раз ты выкажешь большую готовность к сотрудничеству. – И я с силой швырнул бутылочку с микстурой в стену. С тихим хлопком разлетелось по комнате стекло, запахло тяжелым ароматом незнакомых снадобий.
– Уходим!
Мы спустились на первый этаж, вышли на улицу и под злобными взглядами местных обитателей погрузились в броневик. Кузен Рамона поспешно забрался в кабину, самоходная коляска дрогнула и покатила прочь. Вслед полетели проклятия, гнилые фрукты и комья земли.
– Впустую съездили? – спросил Рамон, закрыв окошко между кузовом и кабиной.
– Он не врал, – вздохнул я, вытирая с лица пот. – Нам бы объявить Рошана в розыск и навестить этого жулика через недельку…
– Можно устроить. За дополнительную плату.
Я отсчитал три сотни франков и протянул деньги Рамону.
– Достаточно?
– Еще сотню – нашим бывшим коллегам за содействие. И пятьдесят сверху, если индус попадется и придется отчитываться за ошибочное задержание.
– Поговорить с ним дадут в случае ареста, прежде чем отпустить?
– Разумеется!
Я добавил сто пятьдесят франков и вновь зашуршал банкнотами.
– Вот еще четвертной за пистолет.
– Что спрашивать у Рошана, если объявится?
– Что спрашивать? – задумался я. – Спроси, сам он догадался мне что-то в лимонад подсыпать или попросил кто. Я ставлю на второй вариант. Нужны имена.
– Хорошо, спросим.
Броневик качнуло; я выглянул в зарешеченное окошко и увидел, что мы выехали из трущоб на дорогу к фабричной окраине. Как и прежде, здесь было не протолкнуться от повозок, и ехать получалось с поистине черепашьей скоростью. Яростно гудел требовавший уступить дорогу паровик, где-то неподалеку надрывалась сирена, пронзительно вклинивался во всеобщую какофонию наш собственный клаксон.
Я расстегнул ворот и шумно выдохнул. В кузове стало душно и жарко, дышать было нечем. Да еще беспрестанно трещал пороховой движок. Раздражало это просто неимоверно. Я отвернулся от зарешеченного окошка и спросил:
– Рамон, эта ветка ведет в центр?
– Да, а что?
– Выйду. Смысл мне с вами на Слесарку ехать?
– Как скажешь, – пожал плечами крепыш, приподнялся с лавки и постучал по перегородке. – Стоп машина!
Броневик прижался к обочине и остановился, я выбрался через боковую дверь на тротуар, помахал бывшему напарнику на прощанье рукой и зашагал вдоль рельсов, намереваясь заскочить в попутный паровик.
Повидаюсь с Александром Дьяком, потом заберу из ателье костюмы – и в отель. Там душ, обед и прощание с Лили, а дальше… Дальше я загадывать не стал. Но паспорт на руках и чековая книжка в наличии – что-нибудь да придумаю. А Рошан никуда не денется. Побегает-побегает, да и попадется. Сколько веревочке ни виться, один черт в петлю закрутится. С продольно-скользящим узлом и никак иначе.
Только-только поднявшееся над крышами домов солнце еще не припекало, свежий ветерок разгонял дым и приятно холодил разгоряченное лицо. Когда за домами прозвучал протяжный гудок паровика, я замедлил шаг, готовясь перейти через дорогу.
