— Да какой допрос, доктор! Мы даже поговорить не успели!
— Тогда, что вы ему сказали или сделали?! Отвечайте! — сказано это было так жестко, что майор сам того не осознавая, как мальчишка стал отчитываться перед Аристархом Федоровичем.
— Да ничего я не делал и не говорил. Поздоровались. Потом медсестра его уложила и вышла. Он только и успел спросить про своих. Я ответил, что все живы, как он вдруг застонал и сказал, что разболелись раны. Я еще спросил, может позвать сестру, но он отказался. А потом вдруг потерял сознание и стал бредить!
Профессор задумался, а потом, внимательно посмотрев на майора, спросил:
— Он, что думал, что кто-то из его друзей убит?
— Ну, да, наверное. Его же сюда без сознания доставили?
Аристарх Федорович задумчиво покивал головой и ни к месту спросил:
— Он давно на фронте?
Волков хотел было ответить, что всего неделю и осекся. С октября Сашка здесь, в их времени. Сначала в тылу у немцев, где сделал два боевых вылета, если не считать банду карателей. Потом переброска техники, тоже фактически боевая операция. Затем школа и курсы. Недолго. И Ленинградский фронт. А до всего этого четырехлетнее сидение в бункере, после войны, уничтожившей в его мире все живое. Получается, что парень воюет без перерыва пятый год! Как-то с этой стороны никто из них — ни Иосиф Виссарионович, ни Лаврентий Павлович, ни он сам ситуацию не рассматривали. Узнав, кто к ним попал и что он может, они стали использовать парня по максимуму. Да и Сашка не отказывался, безропотно выполняя все, что ему приказывали. Потому что война, потому что так воспитан. А ведь ему всего шестнадцать лет! Но, видимо, всему наступает предел, вот и для Александра он наступил.
— Давно. Очень давно, — глухо и потерянно ответил доктору Волков. А Аристарх Федорович не стал щадить майора:
— А когда его ранили, довольно тяжело, прошу заметить, никто из сослуживцев и командиров за полторы недели, что он находится в госпитале, не удосужился навестить парня! — глаза доктора пылали гневом и презрением.
— Да некому было! Я только сегодня в Москву прилетел и сразу сюда! А остальные на Ленинградском фронте остались.
— А командировать, конечно, некого было, — голос доктора сочился ядом. — Не хотел бы я служить с такими, как вы! — выплюнул несправедливый упрек профессор. — А парень молодец! Держался и виду не подавал. А мы-то думали, что он за лицо переживает! — Аристарх Федорович развернулся и, уходя, добавил:
— Не ждите. Я ему уколы поставил. Спит он сейчас.
— Когда прийти можно будет? — виновато опустив голову, спросил Волков.
— Завтра подходите, — кинул Царьков, отойдя уже на десяток шагов. А майор остался стоять в коридоре под неприязненным взглядом медсестры. Все, что сказал ему сейчас этот пожилой доктор, было несправедливо, но вины с него, майора Волкова, не снимало. Да, его не было в Москве, он был на базе, которая отнимала у него все время и силы. Весельская и ребята, отвечавшие за безопасность Сашки, остались в Волхове, охранять вертолет. Туда же вылетели Миль с техниками, провести осмотр повреждений и решить вопрос с возможностью доставки техники обратно в Москву. А на курсах про то, что Стаин ранен, даже не знали. Секретность, будь она не ладна! Но ведь можно же было что-то придумать, чтобы парень не чувствовал себя брошенным! Или нельзя?! Только вот на душе все равно похабно. Майор молча стянул с плеч халат, отдал его медсестре и пошел на выход. К Сашке он зайдет завтра. А сейчас ему надо в Кремль. А потом к семье. Сколько он их не видел? Месяц или больше?
Как ни странно на следующий день Сашка проснулся в прекрасном настроении. Раны не болели, даже лицо не дергало, да и обида куда-то делась, как будто ее и не было. Ну не навестили его и что? Значит, не смогли. Все находятся на службе, все люди подневольные. Да и даже если просто не захотели мир не перевернется. Был он один, один и останется, ничего страшного. Единственное, парень совсем не помнил, как ушел Волков и о чем еще они с ним говорили. Да и ладно. Вспомнит. А сейчас надо попробовать встать. Хорош уже лежать, надоело!
Сашка аккуратно, опираясь на здоровую руку, приподнялся и сел на кровати, свесив ноги на холодный пол. Простреленный бок дернуло болью, но тут же отпустило, голова слегка закружилась. Парень медленно, держась рукой за металлическую спинку койки, встал на ноги и прислушался к себе. Терпимо! Голова кружится, чувствуется слабость, но боли нет, да и шевелиться в таком состоянии вполне себе можно. Только вот босые ноги мерзнут. Сашка оглядел палату и увидел тапочки, стоящие у тумбочки. Осторожно сделав два шага, он затолкал ступни в тапки и, шаркая, направился к дверям. На лбу выступила испарина, все-таки ходить еще тяжеловато. Но и лежать нет никаких сил.
А в коридоре кипела жизнь. Туда-сюда сновали раненые и незнакомые парню медики. С лестницы тянуло ядреным махорочным дымом, и раздавался громкий заразительный гогот вперемешку с забористым, задорным матом- кто-то под самокрутку травил анекдоты. Сашка, отдыхая, прислонился спиной к прохладной стене. Дышалось тяжело, но головокружение прошло. У проходящего мимо мужчины лет сорока с перемотанным бинтом носом и загипсованной рукой поинтересовался:
— Товарищ, не подскажете, где здесь туалет?
— В конце коридора. Не ошибешься, — махнул тот на ходу здоровой рукой себе за спину.
— Спасибо.
Мужчина ничего не ответил, продолжив свой коридорный променад. Сашка пожал плечом и отлипнув от стены пошкандыбал в указанном направлении. Пока добрался до нужного ему помещения, отдыхал еще дважды. Обратный путь дался еще тяжелее. Весь мокрый от пота, но довольный путешествием заполз к себе в палату, где на него тут же с упреками накинулась Светлана Георгиевна:
— Ранбольной, Вы что себе позволяете?! Вас только вчера доктор спасал, а Вы на следующий же день нарушаете постельный режим! Я буду вынуждена сообщить о Вашем поведении Аристарху Федоровичу! — ругаясь, она подскочила к парню и помогла добраться до кровати, на которую Сашка, обессилев, буквально рухнул.
— Спасибо, — выдохнул он, переводя дух.
— Что спасибо?! Что спасибо?! — кипятилась медсестра, — А если раны откроются?! А мне отвечать за Вас!
— Не откроются, Светлана Георгиевна. Извините, надоело лежать. А сегодня чувствую себя просто отлично, вот и решил пройтись, — примирительно сказал Сашка. Не смотря на то, что уколы она делала больно, женщина Светлана Георгиевна была очень хорошая и добрая, и обижать ее парню не хотелось.
— Извинтите его, — остывая, буркнула медсестра, переходя на ты, — себе же хуже делаешь!
Сашка не стал продолжать это пустое пререкание, переведя разговор:
— Светлана Георгиевна, а женское отделение тут далеко?
Медсестра возмущенно и удивленно воззрилась на парня:
— Нет, ну ты посмотри на него! Еле как до горшка дошел самостоятельно, вспотел весь и запыхался, а уже женское отделение ему подавай! — выдала она. Сашка покраснел:
— Да Вы не так меня поняли. Мне просто узнать надо…
— Нечего тут узнавать! — перебила его медсестра, — Нет, у нас женского отделения!
Как же, так?! Неужели Волков его обманул, чтобы успокоить?! Или этот разговор ему привиделся в бреду?
— А мне вчера сказали, что есть.
— Отделения нет, палаты есть. Зачем тебе?
— Светлана Георгиевна, — Сашка решил добить этот вопрос до конца, не смотря на воинственность женщины, — а не могли бы Вы узнать, где лежит Воскобойникова? Мне очень надо! — и он умоляюще посмотрел на пожилую медсестру.
— Зазноба? — голос женщины смягчился.
— Нет, что Вы! — еще сильней покраснел парень, — просто мы из одного экипажа. Нас вместе ранили. Я думал, ее убили. А вчера узнал, только ранили. Нас вместе тогда ранили, — сумбурно пояснил он, — мне сказали, что она в нашем госпитале. Мне ее навестить надо!
Светлана Георгиевна пристально посмотрела на парня, но увидев, что тот действительно переживает за знакомую ему девушку оттаяла:
