— Чего тебе, пьянчуга ненасытный? — простонал монах, ещё не отойдя от испуга.
— А того, что и тебе! — Германец был верен своей развязной манере разговора. — Слышал я, о чём вы тут толковали. Возьмёте с собой?
— Куда?! Иди спи, чёрт тебя задери! И что ты вообще слышать мог, когда валялся под столом в пьяном безобразии?
— И про Одина, и что Торин говорил про бога того. И что ход вы в Мидденгард ищете. И про ётунов, кои тут недалеко бродят. Так возьмёте меня?
— Не суй нос куда не след! Ты что, всё подслушал? — Отец Целестин возмутился до крайности.
— Подслушал, — спокойно согласился Гунтер и встал. — Ты поговори утром с Торином. Пригожусь ведь. А насчёт носа скажу, что и ты суёшь его куда не надо. — Он покрутил мешочек со своим мерзким снадобьем и, ухмыльнувшись, снова улёгся на солому.
Отец Целестин выругался и повернулся к нему спиной. Вот ведь ублюдка Господь послал! Ну за какие грехи такое наказание на меня свалилось? У-у-у, бестия белокурая…
Когда Видгнир с трудом растолкал отца Целестина, было совсем светло. На столе ждал завтрак и, что тоже немаловажно, остатки вчерашнего пива, немедленно поглощённые монахом, жаждавшим избавиться от головной боли. По всему видно было, что остальные поднялись уже давно: Торин успел надеть кольчугу и притащил с корабля кое-какие тёплые вещи; Видгнир и Сигню собирали еду в мешок, а в углу Гунтер демонстративно правил меч, издавая точильным камнем совершенно душераздирающие звуки.
— Ты побыстрее давай, если с нами поедешь, — заметил Торин, глянув на отца Целестина.
Тот вначале не понял, а затем схватился за сердце:
— Что это ты удумал? Туда собрались?
— Ага. Боишься, что ль? Тогда здесь посиди. Гудмунд проводить вызвался. Завтра к вечеру вернёмся. За Сигню опять же приглядишь.
Сигню попыталась что-то сказать, но Торин одарил её свирепым взглядом, и она закрыла рот. Всё утро она тщетно пыталась уговорить конунга, чтоб позволил ей вместе с ним в пустоши поехать, но Торин твёрдо стоял на своём — нет, и всё.
— Так вы что, только втроём пойдёте? — спросил монах.
Торин кивнул:
— В деле эдаком не числом брать надобно. Ты что же думаешь, мечи дружины чем помогут против нечисти? На помощь богов да на удачу надежда.
При слове «нечисть» монах таки вспомнил, что борьба с оной входит в круг его прямых обязанностей и сопровождать конунга хочешь не хочешь, а придётся. И святой воды с собой захватить следовало бы. Может, нужда в ней окажется.
— Далеко ведь идти-то. — Отец Целестин не забыл слова Хёгни о том, что до пустоши день пешего пути.
— Хёгни своих лошадей даст, — сказал Видгнир. — Так что наших сгружать с корабля не будем. Ну что, ты готов?
Монах запихнул в рот последний кусок рыбы, вытер руки о рясу и уже хотел подняться, как вдруг перехватил взгляд Гунтера. И тут какое-то шестое чувство заставило его дёрнуть конунга за куртку:
— Торин, пускай Гунтер с нами будет, — и добавил, опустив глаза: — Рассказал я ему обо всём.
Торин посмотрел на германца, задумчиво потёр голову, затем уставился на отца Целестина:
— С чего бы это? А что, может, ты и прав. Чем он только прельстил тебя? Ну хорошо, собирайтесь побыстрее. Видгнир, иди лошадей посмотри, готовы ли.
Гунтер едва заметно кивнул монаху в знак благодарности.
Для Торина и его спутника приготовили шесть лошадок — таких же небольших, крепких и спокойных животин, что были на их корабле. Отец Целестин знал, что эти коньки весьма выносливы и прихотливостью особой не отличаются, но, критически оглядев предоставленного скакуна, покрытого плотным шерстяным одеялом, заменявшим здесь седло, усомнился в его качествах. Куда несчастному животному тяжесть этакую увезти?
На одну лошадь погрузили припасы — несколько мешков с едой, тёплой одеждой и торфом для костра. Гудмунд рассказал, что в тех местах хоть и есть горячие источники и озера, греющиеся от подземного огня, но ни хвороста, ни тем более дров раздобыть невозможно. А хоть и конец апреля на дворе, в Исландии ещё о тепле весеннем и мечтать не приходится. Тут тебе не солнечная Норвегия.
Самым тяжёлым было посадить отца Целестина на лошадь. Подсаживать его пришлось всем вместе, кряхтя от натуги. Сам монах, судорожно цепляясь за седло и за гриву конька, решил было, что тот не удержит свою ношу, но всё закончилось благополучно, и отец Целестин, дёрнув за повод, довольно уверенно прокатился вдоль дома конунга Хёгни, который уже вышел лично проводить Торина в путь. Тут же были Олаф, два сына Нармунда и ещё десяток дружинников Вадхейма. Никто, впрочем, кроме Хёгни и Сигню, не знал об истинной цели путешествия, благо Торин, не желая раньше времени беспокоить своих, не стал излишне об этом распространяться. Единственно поручил Олафу за дружиной от его имени присматривать да, ежели беда какая случится, команду на себя взять, как самому опытному и умудрённому.
— Если послезавтра к утру не возвратитесь, искать вас людей пошлю, — тихо сказал Хёгни Торину, — Гудмунд дорогу хорошо знает и в приметное место вас выведет, так что лучше тебе его слушать и особо далеко не забираться. Ну, пусть вам помогут боги и Один направит по верному пути!
Вскоре посёлок скрылся за скалами, и Гудмунд повёл отряд вдоль берега фьорда на юг, постепенно поднимаясь на плоскогорье. Холмы, тянувшиеся справа, становились ниже, склоны стали менее крутыми, а через час пути, миновав узкую речушку, впадавшую в залив с юго-востока, все увидели, что фьорд кончился и впереди расстилается равнина тундры с чернеющими вдалеке холмами. Как и ожидал отец Целестин, никакого намёка на тропу, и тем более дорогу, не было, но Гудмунд уверенно направился к темневшей вдалеке гряде. Отряд подъехал к берегам ещё одной речки, с быстрым течением и, похоже, не замерзающей всю зиму.
— Река течёт от ледника на юге, — сказал Гудмунд. — Если вдруг разбредёмся или потеряемся, то идите точно по берегу, как раз к Скага-фьорду выйдете.
— А нам куда? — спросил Видгнир.
Гудмунд указал рукой на юго-восток:
— Во-он те горы видишь? Нам скоро через брод на тот берег перебраться надо и к ним ближе держаться. За холмами как раз горячие озера будут, а ещё дальше огненная гора, что Аскья называется. К вечеру доберёмся, пожалуй.
Отец Целестин покачал головой. Перспектива заночевать в снежной пустыне, да ещё в местах, где страшилища всякие шныряют, его совсем не прельщала. Ох и тоскливая же земля здесь! Пусто, голо, глаз не на чем остановить. Хоть бы дерево одно нормальное росло, а не карлики эти, что из-под снега иногда проглядывают. А в Италии сейчас благодать… Тепло, сады наверняка зацвели уже. Эх, как там обитель моя святая?
