— Ты говоришь, Священная Клепсидра?.. Ты уверен, почтенный Бхидал? Ты не ошибся?..
— Кто же может утверждать что-то наверняка, когда говорит о Тлессине! — вздохнул шкипер, оглаживая бородку. — Оттуда, любезный мой Конан, приходят одни лишь сказки. Кто-то промолвил первым, другой подхватил, третий переиначил — и готово! Пока не побываешь в столице этого самого Солнцеподобного, ни в чем не сможешь быть уверен!
— Понятно, — Конан сдвинул брови. — А как туда попадают? Они торгуют с побережьем?
— А как же! Они обложили данью приморские города, и золота у них теперь достаточно. Торгуют вовсю! Караваны идут через пустыню все время — кроме разве что сезона пыльных бурь. Бедуины говорят, что когда танцуют Духи Пустыни, люди должны оставаться возле своих очагов, ибо не должно им мешать занятиям бессмертных… Так что если ты примкнешь к каравану… Но, учти, там за пришельцами — очень строгий надзор. Никуда дальше рыночной площади их не пускают. Схваченным за Белой Чертой — это они обвели те места, где чужакам дозволено бывать — немедленно отрубают головы. Даже не надевают ошейника! Хотя рабы у них мрут, как мухи, и они все время покупают новых — или захватывают силой…
— Ясно, — усмехнулся Конан. — Учили медведя пчелы, как ему нужно мед добывать… Или овцы волка охотиться…
— Что-что? — не понял шкипер. Конан произнес последнюю фразу на своем родном языке.
— Нет, ничего, поговорка есть такая там, где я родился… Ты не поможешь мне, Бхидал? Мне очень нужно попасть в Тлессину. Быть может, у тебя есть знакомый купец, которому нужен хороший охранник?
— Да полным-полно таких. Но, учти, если ты даже и сбежишь, и стража не схватит тебя — то, если тебя недосчитаются, всех караванщиков продадут в рабство. А это та же смерть, только более медленная и мучительная… Особенно если в каменоломнях. Там половина аж в первый день помирает…
— Ясно, — проронил Конан, и больше словоохотливый шкипер не добился от него ни слова.
Благополучно миновав капризные моря, «Морской Кот» бросил якорь в гостеприимной гавани Маранга. Здесь морская душа, устав от тягот долгого плавания, могла развернуться вволю — и портовые заведения Бодея по сравнению с марангскими казались строгими монастырями… Конану же ближайшие к пирсам кварталы очень напомнили до боли знакомую Пустыньку. Здесь пили, резались, дрались, играли на деньги и на чужие жизни, занимались любовью в любое время дня и ночи, не слишком стесняясь окружающих. Как и в Пустыньке, тут лучше было сделать вид, что ты ничего не видишь и не слышишь.
Черной галеры Ночных Клинков в порту не оказалось. Шкипер «Морского Кота» довольно быстро сумел разузнать, что корабль врагов Конана опередил их самое большее на день. Галера очень быстро разгрузилась и ушла на юг.
Конан скрипнул, было зубами — неужто белокурую Лиджену увезли в самую цитадель мрачного Ордена? Один Кром тогда ведает, как ей помочь…
Он уже совсем было решил, что похищенная им девушка обречена на жуткие муки в подземных застенках, когда расторопный Бхидал принес неожиданную весть — рабыню со светлыми волосами видели среди прочего груза, привезенного черной галерой!
Это значило, что Лиджена здесь, в Маранге. Конан, Хашдад и Пхарад, провожаемые благословениями всей команды, торжественно, словно короли, сошли на берег. Бодейский вор тут же вознамерился было отправиться на промысел, и лишь железная длань Конана, ухватившая Пхарада за шиворот, удержала вендийца от несомненно пагубного для его души пути.
— Потом этим займешься, потом, ясно? — внушал киммериец повизгивавшему от страха Пхараду. — А не то я тебя сам сдам стражникам. Они на тебя быстро дюжину краж спишут!
— Так, а что же нам делать? — пискнул Пхарад. — Я ведь больше ничего не умею…
— Иди на рынок. Толкайся там и слушай — что народ говорит про Тлессину. Понял? Сам ничего, не расспрашивай. Только слушай…
Когда вор исчез, киммериец повернулся к Хашдаду, — Мне надо пробраться в город этих проклятых датхеев. Там, похоже, осела та священная клепсидра, будь она неладна, во имя Крома! Если я сумею вытащить ее отсюда… с одним долгом будет покончено, и мы сможем пощупать ребра самому ордену!
— Я иду с тобой, — спокойно отозвался Хашдад.
— Нет, — Конан покачал головой. — В Тлессине ты мне не помощник — только зря погибнешь или других на рабство обречешь… Мне от тебя нужна совсем иная помощь. Железные кошки — скуешь?
— Кошки? Железные? — удивился Хашдад. — Конечно, сделаю. Только вот кузню наймем, и сделаю. А почему нельзя купить или заказать?
— Потому что закаливать их мы будем по-особому, — усмехнулся Конан. — Совсем по-особому. Не знаю, что из этого получится… но что не повредит — это точно. Ступай, ищи кузню! Встретимся на постоялом дворе «Сокол моря»…
Названный постоялый двор пришелся Конану весьма по вкусу. Во-первых, здесь отлично кормили, и в обмен на брошенную им серебрянную монету натащили такую гору снеди, что хватило бы целому изголодавшемуся десятку — впрочем, Конан как раз и ел порой за десятерых. Во-вторых, в заведении вертелись очень даже симпатичные милашки, весьма откровенные наряды которых не оставляли сомнений в роде их занятий.
Он успел весьма приятно провести время, когда его команда пожаловала с вестями. Первым вернулся Хашдад.
— Все в порядке, — сообщил он. — Кузню я нашел. Поторговался, правда, — хозяин заломил цену… Но ничего, мы сговорились.
— Сколько? — поинтересовался Конан, зная скупость кузнеца.
Хашдад назвал цену. Разумеется, она оказалась смехотворно малой. Конан усмехнулся.
— Ты уверен, что не вырвал последний кусок хлеба у голодных детей владельца кузницы?..
Следом пожаловал Пхарад — глаза его блестели, а карманы подозрительно оттопырились.
— О, какой это город! — Он восхищенно закатил глаза. — Какой прекрасный город! Куда до него нашему Бодею! Только теперь я понял, до чего же мне надоели эти жрецы!!!
— Дело говори! — прикрикнул Конан.
— Дело, дело… Такое у нас, значит, дело. Про Тлессину народ болтает разное, но ежели все это вместе сложить…
Тлессина стояла в самом центре обширной Датхейской пустыни, которая и дала имя всему султанату. Столица Солнцеподобного расположилась в большом оазисе, а поселения помельче были разбросаны окрест. Там зеленели обширные поля, обрабатываемые рабами. Саму же столицу опоясывало двойное кольцо стен, в котором имелись лишь одни-единственные неширокие ворота. Сложены стены были из какого-то редкостного камня, который доставили откуда-то с юга.
— Сколько народу погубили, пока довезли — не счесть! — прибавил Пхарад уже от себя.