Но пока что, сказало в нем без всякой связи, я готов отдать кровь по капле, чтоб в твоем саду она взошла цветами!
Смутно удивился, при чем тут звезды, но тут же со сладким тревожащим страхом понял, что, куда бы ни смотрел, о чем бы ни думал, ее образ всегда перед глазами, а в самых умных беседах может ляпнуть что-то невпопад, ибо разговаривает и с нею.
Рассвет застал их все еще скачущими. Дивные артанские кони устали, но все еще неслись, мало уступая в скорости летящим стрелам.
А потом, уже при ярком солнечном свете увидели, как вдали заклубилась пыль, затем из желтого облака вынырнул летящий навстречу всадник. Следом таким же бешеным галопом неслись еще двое. В руках блестят боевые топоры, все трое обнажены до пояса, все трое окоричневели от знойного солнца, длинные черные волосы трепещут под встречным ветром, вытянутые в струну, как гривы и хвосты их коней.
Передний, подскакав ближе, выглядел таким разочарованным, что Придон через силу улыбнулся. Молодые герои размечтались, что удастся сразиться с неведомым чужаком, что явился угонять их табуны!
Он вскинул ладонь в приветствии. Передний всадник остановил коня, красиво поднял на дыбы, так же красиво поднял руку, мол, и у него тоже есть мышцы, крикнул звонко:
– Приветствую, сын тцаря! Меня зовут Автангал… Придон ответил:
– Приветствую, Автангал. Я помню тебя. Ты носил за героем Кунгером щит, а когда тому метнули в спину нож, ты перехватил на лету.
Автангал расцвел от смущения, голос зазвенел:
– Доблестный Придон! Такой великий воин запомнил меня, десятилетнего подростка? Я счастлив и никогда твоей похвалы не забуду.
– Сейчас ты уже мужчина, – определил Придон, хотя Автангалу вряд ли больше пятнадцати лет. А запомнил он его потому, что для самого тогда был первый поход во главе самостоятельного отряда. – Благородный Градарь у себя?
Подскакали двое других, такие же подростки, не по годам развитые, широкие в плечах, сила и удаль выплескиваются из ушей, глаза горят жаждой подвигов, свершений. Их уже сейчас можно на Куявию.
Один сказал поспешно:
– Да!.. Как всегда, за пиршественным столом. Я проведу тебя, если позволишь!
Второй метнул сердитый взгляд, каждому хочется выскочить хоть ненадолго из скучной работы табунщика, но смолчал.
– Показывай дорогу – велел Придон.
Кочевье Градаря увидели по дымкам, что поднимаются из-за края земли, темными струйками уходят вверх по чистому безоблачному небу. Похоже, шатры на том же месте, что и пять лет тому, когда Придон виделся с Градарем последний раз, хотя за это время Градарь поменял… или мог поменять место стоянки бессчетное число раз.
К удивлению Придона, у огромного шатра из расписного шелка он увидел три стола. Артане пили и веселились, Придон еще издали слышал их удалые песни, только ожидал, что пируют по обычаю прямо на шкурах, брошенных на землю, а столы… какие столы у суровых артан, что постоянно кочуют?
Мальчишка ускакал вперед, бегал вокруг столов, что-то верещал, как быстрая белка. Один из пирующих поднялся, вышел навстречу с распахнутыми руками:
– Придон, мальчик мой! Как ты возмужал…
Придон соскочил на землю, Градарь обнимал, щупал плечи, огромные, как валуны, пробовал ущипнуть мышцы, но проще вонзить ногти в толстые корни старого дуба, наконец с любовью хлопнул по вздутым пластинам груди.
– Какой богатырь!.. Да, в тебе видна кровь прадеда… В голосе Градаря Придон уловил недосказанное, словно тот успел оборвать кончик фразы. Невольно вспомнились приглушенные рассказы взрослых, что временами он, Придон, сын тцара Осеннего Ветра бывает похож на своего легендарного прапрадеда, который взял, по слухам, в жены женщину из дивных людей. Как, впрочем, якобы сделал и его отец, но про отца только слухи, а вот прадед в самом деле взял женщину из дивного народа и нисколько этого не скрывал.
Градарь уже тащил его за локоть к праздничному столу. Там поднялись, стоя провозгласили веселую здравицу в честь молодого героя. Кубки с настойками из горьких и жгучих трав столкнулись над столом со звоном, через медные края сорвались капли, но дальше пирующие пили и ели, обнимались, орали и хвастались, уже не обращая на гостя внимания.
Кусок не лез в горло, Придон с трудом отпил не больше половины кубка, хотя за время долгой скачки в горле все иссохло, а в груди горело, как при степном пожаре.
Градарь, постаревший за эти годы, но все такой же чуткий, молча вылез из-за стола, гости продолжали веселиться, запели походную песню, а он уже издали поманил Придона. Когда отошли за шатер, Градарь сказал с сочувствием:
– И все-таки ты похудел… В глазах сухой блеск, щеки пожелтели. Что за тоска тебя гложет?
В горле внезапный ком, Придон пытался сглотнуть, не смог. В глазах защипало. Градарь молча обнял, шепнул:
– Не говори. О таком словами не скажешь.
– А чем? – выговорил Придон с трудом. – Чем можно выразить?
– Не знаю, – ответил Градарь. – Лучше всего могла бы сказать весна… с ее журавлиным курлыканьем, журчанием тающего снега… вообще – весна! А мы – только ее дети, что медленно идем к осени. Ты неспроста приехал ко мне.
Придон кивнул.
– По мне заметно?
– Еще как. Ты бы сам посмотрел на себя!
– А что у меня не так?
Градарь с сочувствием всмотрелся в его лицо.
– Ты похудел. Но это не от холода или тяжелых переходов. Твой жар сжигает тебя изнутри. И, Придон, прими правду… тебе никто не поможет, не спасет, не выручит.
Придон сказал жалким трясущимся голосом, за который раньше убил бы себя:
– Спаси меня, величайший!.. Я в проклятой Куявии внезапно увидел власть, которая неизмеримо выше и сильнее власти всех тцаров, всех чародеев. Это потрясло меня так, что я даже сейчас… Да, меня трясет, ты же видишь, глаза у тебя все те же глаза орла! Потому и сейчас я кланяюсь тебе, как не кланялся даже отцу, ибо тот всего лишь тцар и мой отец, а ты – создатель, творец… Ты умеешь создавать песни, от которых наши сердца то взмывают к небесам, то падают в огонь. Ты умеешь заставить смеяться и плакать, от твоих слов зажигаются сердца, мы готовы мчаться в ту сторону, куда укажешь… и свершать то, что велишь: строить ли, рушить ли, сдвигать горы или засыпать моря! Я только теперь понял всю глубину и величие твоей власти.
Градарь, все еще обнимая за плечи, повел вдоль шатров в сторону от кочевья. Придон чувствовал, как вздрагивают пальцы этого удивительного человека. Он смотрел вперед, на далекую линию горизонта, чтобы певец не видел, как блестит влага в его глазах, глазах сурового воина.
– Я понял тебя, – донесся тихий голос Градаря. – Понял, что за слова ты хочешь узнать… Кто она?
– Дочь куявского тцара! – воскликнул Придон в отчаянии.
