ее слова.
Что, я сама не могу представиться? Но сейчас уже, конечно, ни к чему. Что я должна говорить? Снова здороваться? Нет. Естественно, я не буду ей поддакивать: «Да, верно. Мое имя Фелисити. Ты абсолютно права».
Эллис познакомилась с этими девушками несколько часов назад и уже заявила о себе как о самой главной.
Одна из них – чернокожая с копной тугих кудрей, одетая в кардиган «Вивьен Вествуд», пожалев меня, говорит:
– Леони Шуйлер.
И этого достаточно, чтобы перекличку подхватили остальные.
– Каджал Мехта, – прозвучало от худой унылой девушки с моего этажа.
– Клара Кеннеди, – представилась рыжая, тут же вновь возвращая свое внимание к игре.
И на этом все.
Теперь, когда я здесь, уже не до разговоров. В комнате повисла тишина, и только слышно, как Клара, делая ход конем, стучит фигуркой о доску, а Эллис поджигает спичку, закуривая сигарету.
И это в помещении. Мало того, что никто не делает ей замечаний, так еще и МакДональд не реагирует на это так, как если бы мы с Алекс курили в общей комнате. «Книги могут загореться, девушки!»
Ну, пусть не ждут, что я уйду. Вообще-то я здесь на таких же правах, как и они. И даже больше. Я уже проживала в Годвин-хаус, когда они, будучи первокурсницами, спрашивали дорогу в столовую.
Я сажусь в свободное кресло и достаю телефон, чтобы проверить почту, а Клара и Каджал обмениваются недоуменными взглядами, словно не видели раньше, чтобы кто-то переписывался в интернете. Возможно, они не переписывались. Одеты все как в 1960-е: юбки из твида, воротнички а-ля Питер Пэн и красная помада. Эллис заканчивает игру на восьмом ходу, быстро и беспощадно расправляясь с фигурами Клары. Хотя и с трудом, но все возвращаются к беседе, при этом делая вид, что меня нет. Я узнаю, что Леони провела лето в семейном загородном доме в Нантакете, а у Каджал есть кот по имени Птенчик.
Я узнаю не то, что мне нужно, и, честно говоря, не слышу ничего нового. Семья Леони Шуйлер – потомственные богачи. Я видела Леони в школе раньше и знаю, что у нее и тогда были прямые волосы, и она точно не носила это массивное кольцо с печаткой. Фамилии Мехта и Кеннеди тоже знамениты: их обладатели часто останавливаются в гостевом доме моей матери в Венеции.
Я хочу знать, почему они выбрали Годвин… и в целом Дэллоуэй. Интересно, притянула ли их сюда романтика старинной литературы, как и меня, или, может быть, их интерес гораздо глубже: восемнадцатый век, мертвые девушки и темная магия?
– Как тебе Дэллоуэй? – спрашивает Леони. И, конечно, обращается к Эллис.
Та, стряхивая пепел сигареты в пустую кружку, отвечает:
– Нормально. Гораздо меньше, чем я ожидала.
– Привыкнешь, – сказала Клара, глупо хихикнув. Мне она все больше и больше не нравится. Может быть, потому что она сильно напоминает мне Алекс. Но они лишь похожи, и на этом все.
– Годвин – лучший дом. Тебе повезло.
– Да, я знаю о Дикинсон, – отвечает Эллис.
– И не только, – говорит Леони. – Годвин самый маленький дом на кампусе, но при этом и самый старый. Он был здесь еще до того, как школу достроили. Деливранс Лемонт, учредительница, жила здесь со своей дочерью.
– …Марджери Лемонт, – отмечает Эллис. Я застываю в кресле, чувствуя, как холодок пробегает по венам.
– Я читала о случившемся, – добавляет она.
Наверное, мне нужно было подняться наверх.
– Жутко, правда? – спрашивает Клара улыбаясь. Я смотрю на нее не отрываясь, во все глаза. Жуткая. Слабое слово для определения Марджери Лемонт. Богатая, дерзкая, убийца, ведьма – эти описания подходят ей гораздо больше.
– Ой, не надо! – отмахивается Каджал. – Никто на самом деле не верит в эту чепуху.
– Смерти действительно происходили. Это исторический факт, – поучительным тоном отвечает Леони. Интересно, ее уверенность – это результат работы над архивами?
– Да, но колдовство? Ритуальное убийство? – Каджал отрицательно качает головой. – Скорее всего, Пятеркой из Дэллоуэя были девушки, которые слишком нагло вели себя в свое время, вот за это и поплатились своими жизнями. Как в Салеме.
Пятерка из Дэллоуэя.
Флора Грейфрайар – первая. Была убита девушками, которых она считала своими подругами.
Тамсин Пенхалигон повесили на дереве.
Беатрикс Уокер разбилась о каменный пол.
Корделию Дарлинг утопили.
И… Марджери Лемонт похоронили заживо.
В позапрошлом году у меня в планах было написать курсовую работу о связи колдовства и женоненавистничества в литературе. Казалось, Дэллоуэй – идеальное место для этого, те самые стены, уходящие в темное прошлое. Подобно научному деятелю, я со всей объективностью изучала историю жизни и смерти ведьм Дэллоуэя, пока прошлое не вылезло из пергамента и чернил, чтобы своими пальцами придушить меня.
– Тебе повезло, что тебя поселили в Годвин с первого раза, – говорит Леони в сторону Эллис, ловко обходя животрепещущую тему. – Кандидатов на место всегда много. Большинство не проходят отбор, пока не дойдут до старших курсов.
– Я всего лишь на третьем, – добавляет Клара, но все молчат.
Я же борюсь с желанием сказать: «Я тоже была».
– Вам не говорили, что все ведьмы умерли здесь, в Годвин-хаус? – интересуется Эллис, закуривая вновь. Запах дыма, едкий как горелая плоть, пропитывает воздух.
Сил нет находиться здесь.
Я отодвигаю стул и встаю.
– Думаю, я пойду спать. Приятно было познакомиться со всеми вами.
Девушки устремляют взгляды на меня, поэтому я вынужденно улыбаюсь: воспитанная девочка из хорошей семьи. Эллис выдыхает дым в потолок.
Я поднимаюсь в свою темную комнату, возвращаясь к ее знакомым очертаниям, отчетливо осознав свое поражение.
Карты таро до сих пор лежат на моей кровати. Я хватаю колоду, убираю ее обратно в тайник и закрываю плинтусом дыру.
Вот я дура. Стану я еще когда-нибудь ими пользоваться. Это не колдовство, но сродни ему. И тут я вспоминаю ворчание доктора Ортеги о нескончаемых заблуждениях и скорби. Но магии нет. Я не сумасшедшая. И я уже больше не скорблю.
Глава 4
Я раздумываю, стоит ли вообще идти на сегодняшнее мероприятие. Обитательницы Болейн-хаус устраивают такие вечера в стиле «Мулен Руж» в начале и конце каждого семестра; девушки с длинными мундштуками потягивают абсент и проверяют накладные ресницы в зеркале туалетной комнаты – и раньше я всегда ходила. Но это было в то время, когда все из Годвин-хаус были со мной. Мы с Алекс раз за разом одевались в наряды одного и того же цвета: я носила красный, она – темно-синий. В расшитый бисером клатч она прятала плоскую фляжку. Я курила сигареты одну за другой, высунувшись из окна на четвертом этаже. Единственные моменты, когда я позволяла себе курить.
В этот раз есть только я. Никакого темного зеркального двойника. Красное платье, что я надевала в прошлом году, теперь болтается на мне: ключицы торчат, как лезвия, тазовые кости проступают сквозь тонкий шелк.
Некоторые лица мне знакомы, в прошлом году я готовилась к выпуску, а они были на первом и втором курсах; они машут мне и проходят туда, где, должно быть, интереснее.
– Фелисити Морроу?
Я оглядываюсь. Невысокая, коротко стриженная девушка стоит рядом и
