комом покатилось по уклону, безвольно размахивая конечностями, пока не сорвалось в ров и не ушло под воду. Тут же частокол разразился одиночными выстрелами, а в руках Коляды завыла старуха, от страха еле держащаяся на ногах. Лезвие снова окрасилось алым, старая женщина забулькала, хватаясь за рассеченное горло, и полетела вниз, а Коляда уже волок за собой еще одного несчастного, которого постигла та же судьба.
Наконец осознав, что их привели на бойню, пленники попытались вырваться из кольца копий, но колядники начали бить их нагайками и толкать к краю насыпи. Из их рядов вышли двое и с остервенением сами пустились резать людей, словно овец — протыкать им животы, резать глотки и сталкивать окровавленные тела с насыпи, заполняя трупами ров, который уже окрашивался алым. Игриш с ужасом осознал, что одним из колядников, охотно принявшим участие в резне, оказался Драко. Парень волок за собой за ногу воющую от ужаса десятилетнюю девочку, держа в другой руке обнаженный, плачущий Куроук. Что он с ней сделал, осталось для Игриша тайной — его выворачивало наизнанку. Безумный визг стрелою пронзил уши и оборвался на высокой ноте.
Частокол выл от ненависти, разражаясь свинцовым огнем, а тела все падали вниз, оставляя за собой кровавый след. Пара пуль пометили Коляде плечо и вспороли плоть на ноге, но он даже бровью не повел — остался стоять рядом с бомбардой, вокруг которой без передышки возились атаманцы. Он сжимал окровавленный клинок и ухмылялся в усы. Драко примостился рядом — страшный, алчущий крови меч он упер в землю и по-волчьи выл на округлившийся диск ледяной равнодушной луны.
— Выходите, трусы! — кричал Коляда размахивая кинжалом. — Выходите и сражайтесь, или я заполню этот ров трупами по самые колья! Если Шкуродеру мало крови, то я с удовольствием сделаю так, что он в ней захлебнется!
А к ним все шагала колонна отчаявшихся пленных — колядники пронзали людей копьями и сбрасывали несчастных в ров, в объятия бушующих волн. Среди них сразу трое колядников с дубинками заталкивали на насыпь Горюна, затянув ему веревку на шее и осыпая кузнеца ударами.
Тут кто-то остервенело вцепился Игришу в загривок, втолкнув и его в общую кучу, обреченных, покорных овец. Людей выдергивали из толпы, пускали кровь и бросали вниз, снова хватались за отворот зипуна, за руку, за ногу, за порванную юбку, рвали плоть сталью и отправляли пропадать во рву.
Горюн бился как разъяренный медведь, но скоро и он упал на колени, схватившись за окровавленную голову. Тогда атаманцы вцепились в него с новой силой, подвели кузнеца к скату, мокрому и скользкому от натекшей крови, и оставили перед Колядой, взгляд которого затуманился от стойкого запаха смерти. Тот рассек горло очередному беспомощно хрипевшему старику, толкнул его с насыпи и обратил свой взор на Горюна и Игриша, которого тоже повалили в пыль рядом с непокорным кузнецом.
— Не надейся уйти отсюда с чистыми ручонками, Горюн, — покачал головой Коляда, когда кузнец со стонами начал подниматься на ноги. — Ты сделал свой выбор очень давно и тебе от него не отвертеться. Я жесток, но милостив. Даю тебе шанс.
Его рука коброй вцепилась Игришу в волосы и подняла его на ноги, причинив тому жуткую боль. Горюну в руку вложили липкую от крови рукоять кинжала. Следом обоих толкнули навстречу друг к другу.
— Нет! — запротестовал Драко. — Это мой пленник! Ты не можешь…
— Заткнись, — бросил юному таборщику Коляда, даже не удостоив того мимолетного взгляда. — Твоего одноглазого мы и так располосуем, если он еще жив. Не нужен тебе этот червяк.
От ужаса Игриш не смог даже завопить, когда ледяное лезвие кинжала оцарапало ему кожу на шее. Горюн возвышался над ним, вполовину закрывая ветряное небо и молчал. В ушах стоял грохот выстрелов и стоны захлебывающихся людей, которые барахтались во рву. Пахло гарью, кровью и потом.
Горюн тяжело занес кинжал над головой…
И резко выбросил вперед. Клинок крутанулся в воздухе и впился Коляде в плечо. Разбойник охнул, но удержался на ногах, когда кузнец развернулся — впечатал тяжелый кулачище в скулу Драко, стоявшему ближе всех, сграбастал Игриша за грудки и вместе с ним, уворачиваясь от летящих в него копий, сиганул вниз — в черную, невидимую круговерть, где пропадали тела убитых.
Мир завращался перед глазами Игриша — провернулся раз, другой и сделал еще бесконечное количество витков. Мальчик не понимал, почему все вращается, и зачем этот здоровый бык обхватил его руками и с какой целью вращается вместе с ним. А потом в бок пришелся сильный удар и воздух разом покинул легкие мальчика. Их развернуло и подбросило в воздух, а потом они снова ударились о землю — и покатились дальше, взрывая землю ногами, пока сзади вопили от ярости.
Один болезненный удар сменялся другим. Игриш зажмурился, молясь, чтобы это побыстрей закончилось, но тут во все стороны плеснуло ледяной водой, и они с Горюном начали тонуть. Игриш попытался закричать, но мутная вода охотно кинулась ему в рот, и он только беспомощно забулькал, барахтаясь изо всех сил — только бы остаться на поверхности. Но чья-то сильная рука ухватила его покрепче, встряхнула и потащила куда-то, на глубину.
Остатки света померкли, хлопки выстрелов, крики и ругань притихли, рассеялись, превратились в едва поднятое бормотание. Вокруг стало черным-черно — он мог разглядеть лишь, как нечто быстрое взрывало черноту с дикой скоростью, оставляя за собой шлейф из пузырей. Его кидало, мотало и вращало, словно изломанную игрушку. Постоянно влекло куда-то вниз — туда, где света не было и в помине. Один лишь холод и тьма. Почти такие же, что и в давно ожидающем его колодце.
Игриш не сопротивлялся. Он не мог разобрать где верх, а где низ, боялся даже вздохнуть. Холодная тяжесть заливала ему желудок и легкие.
Тьма и сырость ждали его. Он знал это очень давно.
— О, нет! Мы опоздали! — еле слышно ахнула Божена, когда они выехали из леса и увидели предместья, объятые пламенем, и острог, взятый в клещи осаждающими. Повсюду, куда не ступали копыта лошадей, валялись тела, порубленные и исколотые сталью. Ветер приносил с собой горькие запахи дыма, от которых лошади чихали не реже, чем люди. Грохотала бомбарда, ей со стены отвечали пищали. Пыль, рокот, крики и смерть были везде.
— Коляда постарался на славу, — сплюнул Берс, приподнимаясь на стременах и вглядываясь вдаль, затянутую пеленой порохового дыма и смога от пожарищ. — Нужно поспешить, батько. Чую, к утру
