Глаза у ворона были желтые, словно у лесного зверя, балка трещала под крепкими когтями. Он еще смотрел на гостей, а те бледнели и отводили взгляды, когда вдруг звонко звякнула тетива.
Ворон подпрыгнул, словно от сильного удара снизу. Полетели перья, а ворон медленно наклонился, когти, царапая балку, разжались. Он рухнул с высоты на середину стола с таким шумом, словно этот был матерый волк. Посуда подпрыгнула, ворон забился, подпрыгивая и царапая стол стрелой. Красные капли крови брызгали из раны.
Все взгляды, растерянно побежав по залу, наконец отыскали стрелка. Это была золотоволосая поляница, что пришла с рыцарем и каликой. Сняв тетиву, она деловито смотала ее в клубок, сунула в мешочек на поясе. Распрямленный лук привычно занял место за спиной. Она опустилась на лавку и продолжала деликатно грызть крылышко гуся.
В зале началось движение. Убитого ворона стащили на пол, потоптали ногами на всякий случай. Кто-то крикнул, чтобы стрелу не сломили, дорогая.
Возле князя возникли двое гридней с обнаженными мечами. С голодной готовностью смотрели по сторонам, готовые отдать жизнь за любимого князя. Поморщившись, князь отодвинул обоих: не заслоняйте свет, все равно опоздали, дурни. Не сплоховала только женщина... И сидит себе, ест. Будто ничего не стряслось. Или такое для нее привычно?
Томас косился на Яру. Калика, сдерживая усмешку, подался назад — пусть рыцарь подивится настоящей женщине. А что ей еще остается делать, если кони все скачут и скачут, а избы горят и горят...
— Хорошо готовят, — произнесла Яра. — Такую стряпуху беречь надо.
На нее смотрели во все глаза. Острый взгляд князя чуть потеплел:
— Моя жена сама готовит.
— Верно делает, — одобрила Яра. — Готовить — дело серьезное. Это не земли раздвигать мечом.
— Я передам жене, — пообещал князь. — Она будет довольна.
Томаса раздражали откровенно бесцеремонные взгляды. Его разглядывали, как диковинную обезьяну, едва не совали пальцы в рот, чтобы посчитать зубы. Но еще откровеннее рассматривали Яру: она почти не уступала мужчинам в росте, а здесь собрались богатыри и знатные мужи, и к тому же ее легкий доспех никак не скрывал здоровую женскую фигуру.
Подходили, заговаривали, натыкались на враждебный взгляд заморского рыцаря, отступали с великой неохотой. Томас старался держаться рядом, шепнул:
— Ежели что, только кивни! Я им быстро шеи посворачиваю.
— За что? — удивилась она.
— Ну как... Ходят, глаза пялят...
— А что, — не поняла она, — у меня уже и посмотреть не на что?
— Да нет, я не о том...
Ее лиловые глаза стали вопрошающими. Она старалась понять, а у него язык прилип к гортани — калика бы назвал это иначе. — не мог объяснить, что крещеной женщине надлежит сидеть и сопеть в две дырочки. Ждать, когда за нее решат, за нее поймут. А ее дело телячье — поела и в хлев.
— Мы в чужом краю, — сказал он, сердясь на самого себя. — Надо ушки на макушке.
— Тебе виднее, — сказала она. — А у меня уши на месте.
Пир длился всю ночь, но и утром мало кто уходил вовсе, а чаще просто отлучался на крыльцо или в углы двора. Томас насытился быстро, ерзал, вести степенные беседы не умел и не хотел учиться, часто вставал, ходил защищать Яру, но той всякий раз никакая защита не требовалась, и он разочарованно возвращался обратно.
Олег сидел за столом в одиночестве, перепил всех, двое не могли выползти из-под стола. Перед волхвом стоял кувшин с вином, а три пустые лежали на боку.
Томас спросил горько:
— Сэр калика, неужто это твое единственное утешение?
Олег удивился:
— Нет, конечно. В княжих подвалах таких сотни две.
Томас тяжело рухнул на лавку рядом, вытянул гудящие от усталости ноги. Было горько и тоскливо. Похоже, на этот раз застряли по-настоящему. Это не в лесу, где только деревья да звери, а в шумном городе. Здесь намного хуже, потому что люди всегда злее любых зверей, опаснее, недоброжелательнее.
Яра неслышно подошла сзади.
— Не пора ли уходить?
— Куда? — спросил Томас горько. — Деньги срезали, коней нет...
Вместо ответа Яра разжала кулак. На ладони лежали три серебряные монетки.
— Откуда? — спросил калика строго.
— У меня нет кошеля, — ответила Яра, чуть смутившись. — Я монеты держала так... в карманах.
Томас молчал, не зная, как отнестись к такому унижению, что они будут жить на деньги женщины. Калика тяжело поднялся.
— Здесь поблизости неплохой постоялый двор. И недорогой.
— Зачем нам постоялый двор? — спросил Томас тоскливо. — Я наелся на неделю вперед.
— Отоспимся.
На постоялом дворе они сняли маленькую комнатку под самым чердаком. Калика дремал, а Томас, стоя у окна, наблюдал, как у ворот остановились три великолепных коня — высокие, сильные, с выпуклыми мышцами. Их держал под уздцы маленький невзрачный человек. Настолько невзрачный, что сошел бы за невидимого, если бы не кони. Взглянув на коней, каждый невольно искал взглядом владельца.
Оставив их у коновязи, человек исчез на крыльце. Томас сказал с сердцем:
— Везет же каким-то дурням!
Калика поднялся, посмотрел:
— Ну, дурни на таких не ездят.
— Ездят, — возразил Томас. Кулаки его сжимались. — Ты бы видел, каких дурней я видывал на аргамаках!
Раздался стук в дверь. Яра открыла. Через порог робко шагнул невзрачный владелец коней. Оглядел двух мужчин и женщину, откашлялся:
— Здесь ли обитает благородный сэр Томас Мальтон Гислендский, владетель земель в Британии, крестоносец, предводитель воинства англов при взятии крепостей в Рациании, Мупении и Трихании, рыцарь меча и креста, обладатель серебряного копья...
— Здесь, — буркнул Олег. — Удивляюсь, как он с такими титулами умещается в такой тесной комнатке.
Томас выпрямился, бросил гордый взгляд на Яру. Сам же старался вместе с торжествующей улыбкой сдержать удивление. Его знали в войске славного Готфрида Бульонского, знали и за пределами, но все же здесь не Сарациния и даже не Европа, а далекая и странная Русь, куда иначе, чем на драконе, не попасть! Если здесь его знают, то скорее от Тайных, раньше чем сюда докатилась его воинская слава.
— Здесь, — подтвердил и он. — Чем могу быть полезен?
— Вы можете оказать важную услугу, — ответил человечек.
Томас насторожился. Порой пустяковые и безобидные с виду услуги заводили его в крупные и очень обидные неприятности.
— Кто ты и что ты? И кто послал?
Человек поклонился:
— К сожалению, я не могу ответить ни на один из этих вопросов.
— Тогда убирайся к черту! — сказал Томас раздраженно.
Человечек умоляюще приложил руки к груди.
— Выслушайте...
