За последние несколько недель Будищев успел свести знакомство с большинством интендантов отряда. Люди они были простыми и падкими на подарки. Одному трофейный кинжал с серебряной насечкой, другому толстый ковер, третьему еще что-нибудь, благо в трофеях недостатка не было. Все это помогало получать без лишних проволочек любые припасы от нижнего белья для солдат и матросов до продуктов и фуража. Но никто из них не имел в своем заведовании столько огнеприпасов, чтобы незаметно продавать их на сторону…
— Не ожидал вас здесь встретить, господин прапорщик, — отвлек его от размышлений голос Щербины.
— Сам удивляюсь, как забрел, — ухмыльнулся Дмитрий. — Тут все больше штабные да высокие чины столуются.
— Это верно. А позвольте спросить, давно ли вы знаете господ, с которыми имели честь обедать?
— С Недоманским мы вместе путешествовали из Петербурга до самой Астрахани. С Костроминым только сегодня познакомился. А что?
— Да так, ничего. Просто держитесь от них подальше. Скользкие они люди, особенно интендант.
— Вот как? — насторожился Будищев. — А мне капитан показался недурным человеком. Правда, раньше он столько не пил.
— Вероятно, прежде он столько не проигрывал, — желчно усмехнулся подполковник.
— Что опять? — понимающе протянул прапорщик, знавший за генштабистом такой грех.
— В пух и прах, — подтвердил его догадку Щербина.
— И много?
— О точной сумме, простите великодушно, не осведомлен. Однако, зная не понаслышке людей, с коими господин Недоманский оказался за ломберным столом, полагаю, что она более чем значительна.
— А выручил его из этой передряги надворный советник Костромин?
— Вы слишком догадливы для простого прапорщика.
— А что за человек этот Костромин?
— Как вам сказать, — глаза подполковника сверкнули, как будто хотел употребить выражение покрепче, но в последний момент передумал и обошелся без ругани. — За последние пару лет, несколько человек служивших с ним потеряли место, а один и вовсе по этапу в Сибирь отправился. Сам же Порфирий Полиевктович всякий раз отделывался переводом с повышением.
— Мохнатая рука наверху, — понимающе хмыкнул Будищев.
— Весьма образно, но при этом верно.
— Иван Григорьевич, — решил перевести разговор на другую тему. — Не подскажете ли, что за шум был на улице перед вашим приходом?
— Отчего же не подсказать. В лагерь прибыл отряд полковника Куропаткина из Туркестана. Говорят, по пути у них была жаркая схватка с текинцами.
— Куропаткина? — задумчиво пробормотал Дмитрий, где-то слышавший эту фамилию.
— Встречались прежде?
— Нет, не доводилось.
— Весьма известный в здешних местах офицер. Участвовал в походах на Хиву, потом служил у Скобелева в последнюю войну с турками.
— Буду знать, — улыбнулся на прощание Будищев и, приложив два пальца к козырьку кепи, откланялся.
— Ступайте, — благодушно махнул ему рукой подполковник.
Неторопливо возвращаясь в расположение, Дмитрий обдумывал полученную информацию. То, что Щербина имел свой гешефт на закупке верблюдов, было известно наверняка. Но при этом он, что называется, берегов не терял и брал по чину. К тому же, при нем русские войска не имели проблем с вьючной скотиной и погонщиками. Однако охотников на столь лакомый кусок хватало, и кто-то из них конечно же донес Скобелеву. Белый генерал, по своему обыкновению, долго разбираться не стал и отстранил подполковника от дел, передав закупку интендантам. Те, в свою очередь, едва не угробили экспедицию. По отчетам, как водится, у них все гладко, а вот на деле караваны отправлять не на чем. Так что Михаилу Дмитриевичу, действительно, пришлось лично вникать во все частности закупок и отправлять с транспортами доверенных людей.
Так что причины вражды Костромина с Щербиной были понятны. Непонятно лишь, имел ли интендант возможность толкать налево патроны? Тут бы документы посмотреть, но кто же их простому прапорщику, да еще и моряку покажет!
Возвращение в лагерь показалось Майеру праздником. От врага они отбились, потери понесли самые незначительные, да еще и встретили подкрепление, ухитрившееся пройти через самое сердце пустыни Кара-Кум. Скобелев, узнав о прибытии Куропаткина, не поленился лично выехать навстречу своему любимцу. Похвалив за молодцеватый внешний вид солдат и казаков, он на глазах у всех по русскому обычаю обнял и расцеловал его, как самого дорогого гостя. С присоединением туркестанцев, сосредоточение войск благополучно завершилось, и можно было приступать к тесной осаде Геок-тепе. Затем будет штурм, победа и слава…
— Какие интересные у вас митральезы, — отвлек молодого человека от сладостных грез, вопрос Штиглица. — В походе не случилось времени разглядеть их хорошенько. Какой они системы?
— Будищева-Барановского, — охотно пояснил гардемарин, которому польстило внимание к его «орудию».
— Не знал, что их уже приняли на вооружение.
— Новинка.
— И как показали себя в деле?
— О, выше всяких похвал! Правда, механизмы у них довольно нежные и требуют постоянного ухода. Но когда исправны, врагам лучше не попадать в их прицел.
— Часто ломаются?
— Нет, что вы. Но, говоря по совести, я полагаю это исключительной заслугой их изобретателя — прапорщика Будищева. Он буквально не отходит от своего детища и требует от матросов полной безупречности в работе.
— Будищев стал офицером? — удивился Штиглиц.
— Совсем недавно. А вы с ним знакомы, барон?
— Имел такое удовольствие, — дипломатично ответил подпоручик.
— Очень интересный человек, не правда ли?
Некоторое время они с увлечением обсуждали новинки военной техники, до которых оба оказались большими охотниками. Потом перешли на предстоящую осаду, в которой оба надеялись проявить себя наилучшим образом. Затем их разговор коснулся общих знакомых, коих оказалось довольно много. В общем, как это часто бывает с молодыми людьми их краткое знакомство быстро переросло во взаимную симпатию и скоро они почувствовали себя если не друзьями, то уж хорошими приятелями точно. Но в этот момент их прервали.
— Ludwig, неужели это ты?! — раздался совсем рядом взволнованный девичий голос, от которого у бедняги гардемарина мгновенно пересохло в горле.
— Lucia! — ошарашено воскликнул Штиглиц, перейдя от неожиданности на французский и, вытянув руки, бросился ей на встречу. — Бог мой, я знал, что ты отправилась в этот дикий край сестрой милосердия, но не мог и предположить, что найду тебя в действующей армии! Как это возможно?
Говорят что у двойняшек одна душа на двоих, а потому они эмоционально очень связаны друг с другом. Не знаю как в прочих случаях, но для Люсии и Людвига это утверждение являлось как нельзя более справедливым. Трудно было вообразить себе что-то более трогательное, чем эту встречу любящих брата и сестры после долгой разлуки. Глаза их блестели подобно бриллиантам самой чистой воды, а румянец на щеках придавал обоим совершенно невообразимое очарование. Он одет в запыленную после долгого перехода шинель, она не успела накинуть поверх платья даже пыльника, но в этот миг они выглядели оба прекрасно!
«Что же я не догадался сказать, что здесь его сестра?» — с досадой размышлял Майер, откровенно любуясь Люсией. Раньше ему не приходилось видеть барышню в столь непринужденной обстановке. Обычно она вела себя очень сдержано, можно даже сказать строго. Нет, она вовсе не была чопорна или высокомерна, но те из молодых офицеров, кто решался подкатиться к ней с комплиментами или еще какими-нибудь глупостями, встречали такой холодный прием, что от него, казалось, может замерзнуть окружающая их пустыня. «Но кто же сказал ей?» — задумался гардемарин и тут ему на глаза попался Бриллинг.
Хорунжий держался в стороне, старательно делая вид, что ему совершенно безразлична встреча давно не видевшихся родственников, но иногда на его лице мелькало что-то вроде иронии. Будь Майер хоть немного проницательнее, его бы это удивило, но после сегодняшних событий он считал казачьего хорунжего славным малым и хорошим товарищем.
