— Спасибо, брат, я запомню. А теперь скажи, как попасть к Высокому брату?
От калитки жрец по дорожке направился в глубь сада, затем свернул влево и подошел к двери, ведущей во дворец. Он постоял перед ней немного, потом осторожно постучал.
— Кто?
— Та-Нут к господину Сенахту с донесением.
— Пароль?
— Солнце. Ответ?
— Тень.
Заскрипел отодвигаемый засов. Дверь распахнулась. На пороге стоял воин. Внимательно посмотрев на жреца, он посторонился:
— Проходи. Покои правителя на втором этаже. Вторая дверь направо.
Усирзес поклонился и поспешил к лестнице. В коридоре он чуть не столкнулся со жрецом, лицо которого показалась ему смутно знакомым. Но ' времени было мало, и он решил не ворошить воспоминания.
Было уже далеко за полночь, но Усирзес знал: владыка не спит. На втором этаже оказалось многолюдно.
У дверей покоев Сенахта образовалась целая очередь ожидавших приема.
Усирзес подошел к писцу и назвал свое имя, тот чиркнул что-то на бумаге и показал жрецу на конец очереди.
«Ну что ж, здесь я бессилен, придется ждать», — подумал Усирзес.
Досадно было терять время сейчас, когда цель так близка… но он не хотел рисковать, привлекая к себе внимание. В конце концов, он что-нибудь придумает.
Жрец стал присматриваться к людям и обратил внимание на гвардейца, похожего на человека, которого жрец знал уже много лет. Кажется, тот был одним из них…
Дождавшись, когда тот приблизится, Усирзес обратился к нему так тихо, что его не могли услы-шать другие:
— Брат…
Гвардеец медленно повернулся, в его глазах сверкнула угроза.
Они стояли так несколько бесконечно долгих мгновений, и каждый не мог понять, обманывается он или видит перед собой друга.
Усирзес стянул с головы капюшон, и гвардеец улыбнулся:
— Чем могу быть полезен жрецу Львиноголо-вой Нут?
— Надо поговорить, — одними губами сказал Усирзес и добавил вслух: — Ты не мог бы уделить мне немного времени?
— Пойдем со мной.
Они зашли в дальнюю комнату, где никого не было, и обнялись.
— Говорили, ты мертв, — шепнул гвардеец. — Я был в отчаянии…
— Явно поторопились, — ответил Усирзес и спросил: — Скажи, как поживают наши братья во дворце? Ощутили ли вы, что заклятье Змея слабеет? Ибо освобождение грядет!
— Все в порядке. Сатх еще никого не достал. Хвала Усиру, чем меньше времени остается до исполнения пророчества, тем слабее цепи заклятий. Ни один из нас еще не пострадал за свое отступничество, и наши планы по-прежнему хранятся в глубокой тайне.
— Это хорошо. Мне надо встретиться с Высоким братом. Сумеешь ли ты помочь мне? Дело очень спешное!
— Не беспокойся об этом. Я знаю писца. Ты увидишь Высокого брата.
* * *
В эту ночь маги Черного Логова собрались в овальном зале на первом этаже дворца наместника. К ним присоединился Сатхамус, который привел Нутхеса. Церемония должна была начаться.
Один из Жрецов указал Нутхесу на место в центре зала, другой затворил тяжелые двери. Нутхес сел.
Рядом на полу стояли три зажженных светильника, освещавших его лицо. Сам Нутхес не видел магов: их скрывала от него полутьма.
Сатхамус намекнул ему, что Черное Логово собралось сегодня вовсе не для того чтобы решить, достоин или нет он стать настоятелем храма Сатха в Тшепи. Это был уже вопрос решенный.
Нет. То, что произойдет здесь этой ночью, может совершенно изменить всю судьбу молодого жреца.
— Что я должен делать? — спросил Нутхес, пока они шли по коридорам дворца.
Сатхамус пожал плечами:
— Ничего. Только быть правдивым…
Ему начали задавать вопросы, на которые Нутхес отвечал со всей откровенностью.
Вопросы, казалось, никак не были связаны друг с другом: как он попал в храм или почему настоятель сделал его своим преемником, или что случилось с ним по пути в Туит, Нутхеса отчего-то не спрашивали.
Ему приходилось отвечать, какой цвет он любит больше всего, что он чувствует перед началом грозы и боится ли ос.
Отвечая на какой-то совершенно нелепый вопрос, Нутхес неожиданно заметил, что мысли его путаются.
Он почувствовал что-то вроде сквозняка, как будто в его голове образовалась дырка. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он провел ладонью по затылку и тут же услышал приглушенный смех за спиной.
Чья-то невидимая рука перебирала его мысли, точно жемчужины ожерелья.
Он запнулся на полуслове, замолчал и закрыл глаза. Теперь у него не было ни тайн, ни сокровенных мыслей. Чьи-то ловкие пальцы развернули его память, как свиток папируса…
Выйдя из овального зала в коридор, Нутхес почувствовал, что у него кружится голова, и прислонился к стене.
Дурнота никак не проходила. Он решил, что ему станет лучше на свежем воздухе, и, опираясь рукой о стену, направился к выходу из дворца. Только сейчас он понял, как невероятно устал.
На площадке перед дверью в сад он посторонился, пропуская сутулого человека в жреческом плаще.
На лицо жреца падала густая тень от капюшона, но на какое-то короткое мгновение свет факела, освещавшего площадку, разорвал тень и отразился в его глазах.
Нутхес увидел худое лицо кхешийца и сквозь накатившуюся волну дурноты отметил, что лицо это ему знакомо.
На ватных ногах он сошел по ступеням в сад.
Там ему и правда стало легче. Умывшись холодной водой из фонтана, Нутхес сел на бортик каменной чаши. Небо над Туитом освещала кровавая луна.
«Немедленно иди спать, — сказал себе жрец, — а то так и заснешь здесь…»
Он зевнул, глаза сами собой закрылись, и вдруг перед его мысленным взором проступило лицо человека, с которым он столкнулся там, возле лестницы.
Нутхес не мог вспомнить, кто он, но отчего-то ему казалось, что вспомнить это крайне важно.
С небосклона сорвалась звезда, словно зловещая луна уронила тяжелую слезу.
Нутхес поднялся, прошел по садовой дорожке назад, к двери. И тут его словно поразила молния: он вспомнил все.
Ночь пришла в Туит, третья с тех пор, как луна налилась кровавым светом. Воины валузийской и кхешийской армий, разделенные полем, говорившие на дюжине языков, успели пообвыкнуть и перестали таращиться на небо. Если все же кто-то из воинов, забывшись, задирал голову, то тут же, словно хлебнув уксуса, кривился, опускал глаза и поминал какого-нибудь своего бога.
Но в эту ночь луна казалась особенно тяжелой и тусклой, темные пятна покрывали ее, будто непогребенное тело мертвеца…
Заведя руки за спину, Халег стоял у бойницы на верхней площадке башни и смотрел на раскинувшийся вдалеке вражеский лагерь, обдумывая предстоящее сражение.
Кроме Халега здесь находились еще трое.
Тха-Таураг, прикрыв глаза, полулежал в рассохшемся кресле, и было не понятно, дремлет маг или внимательно слушает.
