Галилей не имел ничего против — чем быстрее закончится путешествие по цеппелю, тем лучше. Он обогнал алхимика, вышел в коридор и стал подниматься по лестнице.
— Здесь, цепарь, машины, а значит, царство шифбетрибсмейстера, внятно? Бедокур даже дрыхнет здесь, единственный из офицеров, чтобы, значит, всё время на посту, ипать-копошить. — Галилей задрал тельник и почесал спину. — В кузель я тебя не поведу, захочешь — с Бедокуром сходишь, а поведу я тебя…
Весь правый бок астролога оказался покрытым причудливой черной вязью. Линии, узоры, примитивные рисунки, письмена — все смешано в кучу, наползает друг на друга, сплетается, образуя то ли хаос естественный, то ли тщательно продуманный. Кончик татуировки вылезал из-под тельника, тек по шее до самого уха, и Мерса давно его приметил. Но спрашивать не стал — мало ли чего? На обычные цепарские татуировки черная вязь не походила, значит, что-то особенное, а об особенном едва знакомым людям рассказывают неохотно. Зато теперь, когда Квадрига сам, хоть и случайно, продемонстрировал замысловатый рисунок, вопрос прозвучал естественно:
— Крутая татуировка, — с уважением произнес алхимик.
— Спорки делали, — нехотя отозвался Галилей.
— Ты с ними общался?
— Я к ним ездил, цепарь, внятно?
— Зачем? — не удержался Мерса.
Квадрига остановился, резко повернулся к алхимику и начал:
— Ипать-копошить, цепарь…
Однако был прерван:
— Галилей! Ты кого сюда привел?
Астролог обернулся и довольно заулыбался:
— Новичка.
— А он всё сделал правильно?
— Сам спрашивай.
«На тот случай, если ты забыл, сообщаю: шифбетрибсмейстер отвечает за ход цеппеля, чтоб их обоих в алкагест окунуло. Главный механик, если проще. И главный электрик тоже, поскольку лишних офицерских должностей на „Амуше“ нет.
Короче, если ты, Энди, блуждая по цеппелю, столкнешься со здоровенным мужиком, с которого свисают дреды и амулеты, то будь готов к длинному разговору о том, все ли ты в своей жизни делаешь правильно…»
Из дневника Оливера А. Мерсы alh. d.
— Какой ногой ступил ты на борт «Амуша», несчастный?
Мерса удивленно икнул.
— Я?
— Какой?
Кто-то из Добрых Праведников, кажется, Николас, однажды голосом своим заставил остановиться табун обезумевших лошадей. Сейчас вокруг Мерсы грохотало столь же сильно.
Остановивший их мужик был высоким, или даже высоченным — не меньше двух метров ростом, — и весьма мускулистым. Но не «шкафом» — лишнее мясо отсутствовало. Одет он был в майку, украшенную пятнами машинного масла, грубые башмаки и штаны техника со множеством накладных карманов. А поскольку всё нужное в карманы не поместилось, дополнял костюм пояс с шестью подсумками. Длинные волосы мужика были заплетены в косички, между которыми свисали разноцветные веревочки и нитки бус, на широкой груди болтались четыре амулета, а на руках позвякивали браслеты.
— Какой ногой ступил ты на борт «Амуша»?!
— Не помню, чтоб меня в алкагест окунуло!
Здоровяк повернулся к хохочущему Галилею и, указав на алхимика пальцем, пробасил:
— Он всех погубит!
Фраза прозвучала приговором.
— Скорее всего, Бедокур, — простонал утирающий слезы астролог. — Ведь он до сих пор не выяснил, как его зовут…
— Что?
— Я знаю, как меня зовут! — Мерса покраснел.
— Безымянный цепарь! — взревел Бедокур. — Квадрига, что ты творишь, несчастный?! Зачем ты его привел?!
Галилей согнулся пополам.
— Нужно выбросить гаденыша за борт и провести луегарский обряд очищения. Необходимо как можно скорее обкурить «Амуш» диким бзутом.
Вторая и третья части алхимика не беспокоили, а вот первая — встревожила.
— Гаденыш — это я?
Вместо ответа здоровяк сложил в сторону Мерсы оборонительный жест из трех пальцев и продемонстрировал один из висящих на груди амулетов. Можно считать, что положительный ответ получен.
— Почему меня нужно за борт?
— Потому что ты — Безымянный цепарь, внятно? — всхлипнул Квадрига. — Ты приносишь несчастья.
— А «за борт» — это фигуральное выражение?
— Это первая часть луегарского обряда очищения. Обкуривание начинается потом.
— Не общайся с ним, Галилей! — прогрохотал Бедокур. — Или будешь три недели поститься!
— Хватит! — не выдержал Мерса. — Меня нанял Помпилио, внятно? — Он уже понял, что упоминание мессера действует на команду «Амуша» не хуже успокоительного, превращая в людей доброжелательных, покладистых и работящих. — Добавить чего-нибудь хочешь?
Здоровяк посопел, с подозрением изучая алхимика, после чего уточнил:
— Мессеру известно, что у тебя нет имени?
— У меня их два.
— И оба настоящие?
— Абсолютно.
Бедокур угрожающе покосился на астролога.
— Ипать-копошить, Чира, перестань мять меня взглядом, — хихикнул тот, вынюхивая очередную щепоть свуи. — Я не говорил, что он — Безымянный. Я сказал, что он до сих пор не знает, какое из его имен правильное, внятно? Кстати, Олли-Энди, позволь тебе представить Чиру Бедокура, нашего шамана и, по совместительству, шифбетрибсмейстера. Чира, перед тобой наш новый алхимик, Энди-Олли Мерса.
Алхимик нервно пожал здоровенную лапу шифбетрибсмейстера.
— Очень приятно.
— Подозрения на пустом месте не возникают, — задумчиво произнес Чира, не отпуская руку Мерсы. — На тебе, несчастный, есть тень Безымянного цепаря, а значит, нужно от нее избавиться… — Он покопался в одной из сумок, достал серебряный браслет, больше похожий на половинку полицейских наручников, и защелкнул его на запястье алхимика. — Будешь носить.
— Какого муля?! — взревел Мерса.
— Иначе ты всех нас сглазишь. — Внушающий взгляд Чиры заставил алхимика прикусить язык. — Где ты родился?
— На Бахоре, — машинально ответил Мерса.
— И поднялся на борт до полудня… — Бедокур прищурился. — Должно сработать.
— Браслет сними. — Алхимик быстро обследовал металлический круг и понял, что открыть его можно только с помощью ключа.
— В каком месяце ты родился?
— По зодиаку я двуглавая змея, если тебе интересно, — ответил Мерса. И резко замолчал, только сейчас сообразив, что…
— Хороший знак, — одобрил Чира. — Будем надеяться, что я смогу избавить «Амуш» от твоего сглаза.
— А если не сможешь?
— Придется тебя обкурить и выбросить за борт. — Если в голосе здоровяка и присутствовали шутливые нотки, то алхимик их не заметил.
— Чира, покажешь новому цепарю свои владения? — Позабытый Галилей зевнул и почесался спиной о стенку. — Или мы дальше пойдем.
