– Эта комната ведь у вас гостиная, Учитель? Вот я и пришел к вам в гости! Ради бога, извините меня за то, что я потревожил вас таким образом, и тем более – за тот риск, которому я вас подвергаю. Общение со мной, как я обоснованно предполагаю, может навлечь на человека крупные неприятности. Тем не менее выбора у меня не было – мне нужен совет по двум вопросам. Впрочем, если вы мне в этом откажете, я все пойму и нисколько не обижусь – я все равно всегда буду вам благодарен как своему Учителю!
Гризли задумался на минуту и улыбнулся своим мыслям. За эту минуту он просчитал следующие варианты: появление Мустоффеля и Странника – звенья одной операции Департамента Государственной Стражи, направленной против него (что вряд ли) или против Обители (что весьма возможно!); появление Странника не связано с Мустоффелем, а является операцией Обители по проверке его, Старого Гризли, лояльности – Странник исчез, затем появился через несколько месяцев – маловероятно, чтобы ради его скромной персоны проводили такую длительную и дорогостоящую операцию; Странник перевербован Западом и хочет завербовать его, Гризли, – он ведь лично знаком с большим числом тайных агентов, в том числе и в странах Запада – звучит фантастично, однако – чем черт не шутит! Еще никто не написал руководства о том, как должен вести себя шпион, когда свои же пытались его убить, а он выжил. И еще одна, может быть – самая невероятная версия: Странник действительно случайно выжил и ему действительно нужна его, Гризли, помощь.
Трудно сейчас объяснить почему, но своим чутьем, тем сверхъестественным чувством, которое не раз в трудную минуту приходило на помощь старому разведчику, Гризли склонился именно к этой, весьма фантастичной последней версии.
– Я готов помочь тебе, – просто ответил он Страннику, – и мне это тем более легко, что я сейчас – простой пенсионер Департамента Культуры. – Он не стал уточнять, что на пенсию раньше положенного срока он был отправлен именно по результатам его, Странника, последней операции и исчезновения. – Какие вопросы тебя интересуют?
– Два вопроса, Учитель, – сказал Странник. – Первый, по сути своей – праздный, волнует меня постольку, поскольку имеет ко мне отношение, – я погибший герой или предатель Родины?
– Секретным приказом за измену Родине заочно приговорен к смертной казни через повешение, объявлен в имперский розыск, – ответил ему Учитель, хитро прищурившись, – а разве лучше было бы быть мертвым героем?
– Да, вы правы. Тогда у меня второй вопрос – что мне делать сейчас? Мне нужен ваш мудрый совет, Учитель.
– Ты достаточно мудр и зрел, чтобы и это решить самостоятельно, однако я тебе отвечу: на мой взгляд, у тебя есть три варианта. Во-первых, ты можешь перейти границу и уйти на Запад, где, с твоими способностями и знаниями, ты, конечно же, не пропадешь. Во-вторых, ты достаточно хорошо владеешь искусством перевоплощения, да и по курсу подделки документов у тебя ведь всегда было только «отлично»; ты можешь придумать себе новую судьбу и жизнь и прожить ее, не покидая Империи, и у тебя это, я уверен, получится. Конечно, для того чтобы начинать новую жизнь, всегда нужны и новые деньги, впрочем, это ведь тоже не слишком большая проблема? – Старый Гризли замолчал, испытующе глядя на Странника.
– Учитель, вы сказали, что у меня три варианта, а назвали только два из них, – деликатно напомнил ему Странник.
– Ах да, конечно, – как бы отрываясь от своих мыслей, спохватился Старый Гризли, – есть еще и третий вариант. Если ты не хочешь меняться сам, измени окружающую тебя жизнь! В городе Петерштадте, откуда ты, насколько я помню, родом, в порту стоит Северная эскадра. Флагманский линейный корабль называется «Рутенбург» и командует им бэттлшип-коммандер Рэм Мустоффель. Если добраться до этого командира и сказать ему: «Поклон вам от шкипера „Дианы“, тогда…
Через полчаса, покинув дом Старого Гризли через заднее крыльцо, Странник шел на север Нойнбурга, откуда с Северной площади регулярно отправлялись почтовые дилижансы в Петерштадт. На ближайшем от дома Старого Гризли перекрестке он, как и следовало, повернул налево.
На перекрестке с раннего утра, надеясь заработать несколько серебряных монет, сидел молодой чистильщик обуви: смуглый, с черными вьющимися волосами паренек лет восемнадцати – типичный южной наружности чистильщик, каких много было в имперских городах. У такого чистильщика можно было привести в порядок свою запачканную или запыленную обувь, за отдельную плату смазав ее салом и сделав на время непромокаемой; купить себе новые шнурки или баночку гуталина. Впрочем, сегодня, по-видимому, его дело пребывало в упадке – мало кто покупал гуталин и чистил свою обувь в сухую летнюю погоду.
Проводив Странника долгим взглядом, пока тот удалялся от него вверх по улице, ведущей на север, чистильщик встал с маленькой, грубо оструганной лавочки, на которой сидел все время, собрал свой нехитрый скарб и куда-то заторопился…
Утренним почтовым дилижансом Странник приехал в Петерштадт. На въезде в город, у шлагбаума, сонный и ленивый орднунгполицайсержант невнимательно проверил документы у всех прибывших. Появление в городе некоего Иоганна Стромберга, торговца плотницким инструментом, приехавшего в Петерштадт по делам коммерции, его совершенно не заинтересовало – ежедневно в этот портовый город приезжали по делам и уезжали тысячи подобных Иоганнов – это было до тошноты обыденно, хотелось спать и еще при этом не опоздать в казармы к завтраку.
Странник не был в родном городе уже более десяти лет. Он не опасался, что кто-либо может узнать его – родители давно умерли, а для старых школьных товарищей он изменился до неузнаваемости. В сущности, того молодого петерштадтского паренька уже давно не было на свете – с того самого дня, как на этом же свете появился Странник, воспитанник Обители, ученик Старого Гризли. Он с удовольствием, впрочем – внешне совершенно незаметным, шел пешком по мостовым города своего детства, позволив себе предаться воспоминаниям. Главная радость ждала его впереди, когда он вышел на мост через широкую и полноводную реку, делившую город на две части. С моста открывался изумительный вид на старинную крепость, собор и дворец, и Странник остановился на минуту, чтобы полюбоваться ими. Для него это был некий особый, его личный ритуал: всегда, когда он покидал свой город, хотя бы ненадолго, он приходил на это место и здоровался с ним; на этот раз разлука вышла особенно долгой. Он посмотрел на северо-запад. Там, за строениями торгового порта высились мачты многочисленных военных кораблей Северной эскадры, кораблей, которые и были конечной целью его нынешнего путешествия. Прогулка пешком до порта, которая могла бы кого-либо и утомить, лишь взбодрила Странника и прибавила ему сил. Он неспешно прогуливался по набережной, любопытно разглядывая военные корабли, что было для приезжего вполне естественным делом, – сотни зевак на той же набережной занимались точно тем же. Во всех странах мира и во все времена военные парусники были одним из самых великолепных зрелищ и привлекали внимание всех – от мальчишек до седовласых старцев. Он отметил про себя, что часть набережной, к которой швартуются корабли, огорожена и охраняется, что у каждого трапа стоит вахтенный матрос и что пробраться на корабль незамеченным с набережной практически невозможно. Устав корабельной службы в эскадре Рэма Мустоффеля соблюдался великолепно. Можно, конечно же, было подойти к вахтенному матросу флагмана, представиться как-нибудь и попросить аудиенции у командира. Вахтенный вызвал бы офицера, тот проверил бы документы (почти подлинные), долго бы расспрашивал его о причинах визита (которые несложно придумать), занес бы его в вахтенный журнал и наверняка запомнил бы его внешность. Это совершенно не устраивало Странника, и он принял иное решение.
