– Вы улыбаетесь, потому что сомневаетесь в способностях армейского офицера? – с оттенком неудовольствия спросил он. – Вы считаете, что опытный офицер не способен выполнить такое задание?
«Ох уж это извечное самопротивопоставление армейских и штатских! – подумал Странник. – Оно дано нам с момента сотворения мира от начала времен и исчезнет только тогда, когда канет в небытие и этот самый мир…» Странник посмотрел в глаза Рэму и спокойно ответил, давая понять, что не принимает вызова, звучавшего в интонациях собеседника.
– Во-первых, это утверждаю не я, а вы сами, иначе почему бы вы пригласили именно меня? И потом, скажите, герр Мустоффель, а сколько часов в Высшей Академии Кавалерии отведено для изучения конспирации, умения адаптироваться и маскироваться в социальной, профессиональной и этнической среде, как кавалеристов учат выявлять слежку и уходить от нее?
Мустоффель не нашелся, что ответить, однако раздражение, вызванное у него улыбкой Странника, прошло, и он продолжал свой рассказ. Когда он закончил говорить, за столом воцарилось молчание. Молчание продолжалось около минуты, при этом все присутствующие ощутили, как это много – целая минута. Нарушил молчание Странник.
– Хорошо, герр Мустоффель, я возьмусь за ваше дело. Для организации всего необходимо двести золотых. Еще пятьсот золотых – это мой задаток. В день, когда я доставлю вам эту жидкость, вы заплатите мне еще две тысячи – вас такие условия устраивают?
– Вполне, – коротко, утвердительно кивнув при этом головой, ответил Мустоффель. – Я хотел бы, чтобы вы рассказали нам вкратце, как вы намерены действовать.
– Что же, это вполне разумно, – сказал Странник. – Я достану себе документы какого-нибудь торговца, отправляющегося на Северо-Запад с каким-либо товаром. Я найду себе компаньона, мы закупим товар, возьмем телегу и лошадей. Оказавшись на месте, я под благовидным предлогом оторвусь от компаньона на пару дней, заберу Кровь Дракона и вернусь, сказав ему, что это местное красное вино, которое я планирую продать в Петерштадте. Вернувшись сюда, я так и сделаю – продам вам два галлона красного вина по очень хорошей цене, так что это даже не будет ложью. Вот вкратце мой план. Маршрут я выберу сам, товар – тоже. Чем меньше людей будет знать подробности о моей поездке, тем больше шансов на ее успешное завершение.
– А зачем вам компаньон? – поинтересовался крузер-коммандер Шик. – Ведь это лишний свидетель!
– Совершенно верно, герр Шик, это так. Однако для того, чтобы такая поездка на Северо-Запад была оправдана с коммерческой точки зрения, необходимо вложить в дело около полутысячи золотых – иначе предприятие просто-напросто себя не окупает. У меня будет двести золотых, и мне нужен будет компаньон.
– Послушайте, – возразил ему Шик, – деньги для нас – не проблема! Мы можем дать вам начальный капитал размером хоть в тысячу золотых – лишь бы был результат!
– Это очень здорово, что для вас деньги – не проблема, – ответил с улыбкой Странник. – Деньги будут большой проблемой для меня. Дело в том, что в Империи тысячи торговцев, имеющих начальный капитал в одну-две сотни золотых. Никто не может знать их количества, никто не знает их имен, никто не запоминает их лиц – это толпа. В то же время купцов, оперирующих тысячами, в Империи сотни, а в одном отдельном городе – десятки, так что появление нового богатого игрока на рынке торговли, скажем, шерстью или еще чем угодно – всегда заметное событие. Появление такого человека вызывает всеобщий интерес, причем первый и главный вопрос, который будут задавать себе все, от торговца тыквенными семечками на рынке до бургомистра в ратуше: «Откуда у него взялись эти деньги?» Привлекать к себе внимание в моем случае – верный способ познакомиться с местным управлением Государственной Стражи. И потом – компаньон, не задействованный в основном деле – прекрасное обеспечение легенды. Это человек простодушный, ничего не знающий и потому уже внушающий доверие. На основании всего сказанного я считаю, что компаньон необходим. Так делает большинство купцов, а быть невидимым можно, только растворяясь в большинстве.
В течение последующего часа они договорились о деталях, способах связи и паролях; Странник получил увесистый мешочек с семьюдесятью золотыми десятками и собрался уходить. Шик лично спустил по правому борту ялик с веслами, на котором он смог добраться до берега. В кромешной темноте августовской ночи этого никто не мог заметить. Пришвартовав ялик в условленном месте, он пошел искать себе постоялый двор, чтобы в остаток уходящей ночи немного выспаться.
Утром следующего дня боцман флагмана Северной эскадры был в отвратительнейшем расположении духа. Его день начался не с подъема флага, как у всех добропорядочных моряков, а с чудовищного нагоняя, полученного им от командира в связи с тем, что корабельное имущество, вместо положенного ему места, болтается по гавани черт знает где! В ответ на его заверения о том, что все на месте и в полном порядке, командир, язвительно улыбаясь, отвел его на ют, откуда грациозным движением своей командирской руки указал на пришвартованный к какому-то грязному торговому пирсу новенький ялик с флагмана.
– Вы считаете, там его место, боцман? – презрительно прищурившись, спросил командир. – Подумайте над этим, боцман, серьезно подумайте!
Если бы в последующие полчаса рядом с боцманом кто-нибудь сообразил бы поместить ученого-филолога и этот ученый удосужился бы записать мысли боцмана по поводу сохранности корабельного имущества, на свете появился бы прекрасный словарь идиоматических выражений с хорошей претензией на академичность…
Зихерхайтскапитан Шмидт уже несколько дней сидел в своем кабинете, при этом его стол был завален разнообразными бумагами. Он, по распоряжению своего непосредственного начальника, зихерхайтсдиректора Фукса приводил в порядок материалы по делу «Волхвы» для того, чтобы закрыть его и сдать в архив. Он был категорически не согласен с тем, что это дело закончено, однако его мнения в Департаменте никто не удосужился спросить, а сам он, исходя из своего жизненного опыта, был абсолютно уверен, что инициативы проявлять не следует. Из всех типов офицеров, служивших в Департаменте Государственной Стражи, наименьшей любовью у руководства пользовались офицеры умные и инициативные. Более того, этот тип офицеров вызывал наибольшее раздражение, что вполне понятно – если человек выступает с инициативой, значит, он обоснованно полагает, что у него есть идеи более остроумные и рациональные, чем у его руководства. Если же офицер и вправду полагает, что в его голову могут приходить мысли более остроумные, чем в головы старших по должности и званию командиров и начальников, следовательно он не испытывает должного уважения к этим самым начальникам, то есть фактически нарушает п.п. 12 и 13 устава внутренней службы, которые гласят: «Сотрудник Департамента обязан с должным уважением относиться к своим командирам и начальникам, старшим по званию, старшим…» Здесь следует справедливо заметить, что в любой армии или полиции мира офицер, не соблюдающий устава внутренней службы, является плохим офицером, и любая армия или полиция стремится от такого офицера скорее избавиться. Понимая, что ничего изменить он не может, Шмидт тем не менее добросовестно выполнял поставленную перед ним задачу и усердно сортировал, нумеровал и подшивал документы по закрываемому делу.
