Просочимся горьким дымом, Зверем серым, нелюдимым Лесной чащей обминем Град с орлом, тельцом и львом.
Из-за края мирозданья Нам назначено скитанье.
Меж лесов и меж лугов, Среди гаснущих костров, Среди стынущих миров Нам брести дорогой псов.
Закончил Сигмонд, отложил инструмент в сторону. Дивной, необычной, показалась Волкам мелодия, круто на таинстве септакордов замешанная, к иным гармониям привычным. И стихи не обычны, но зачаровывали их эти звуки, рожденные в другом мире. По тому, что пелось в Песне витязя о них, о Волках. О бесконечных скитаниях, о тревожной судьбе изгнанников. И было это понятно. Ибо это правда.
А Гильда, смущенная невиданным мастерством певца, снова счастливо изумлялась, сколь многими талантами обладает ее витязь, и суждено ли ей когда-нибудь до конца изведать его славную душу.
Разлили по кубкам вино, заздравицу славному воину Сигмонду, витязю Небесного Кролика провозгласили. Поднялась Гильда. Стала напротив Сигмонда, опустилась на колени, три раза до земли склонилась.
— Нет меры моей признательности тебе, о герой славнейший из славных. Не ведал ты, кого поразил нынче. Казнил смертью моего лютого обидчика, никто другой, как Скорена разрушил отчую крепость, осиротил меня. Все мои беды через него проистекали. Отомстил ты за меня, за весь мой клан. Прими мою клятву вассальную. Я, дочь последнего сенешаля и все мои кланщики, кто жив остался, отныне признают в тебе единого нашего лорда, властелина тел наших и душ. Клянусь тебе в верности, до смертного часа покоряться воле твоей, мой сеньер. — И опять трижды склонилась.
— Да встань, Гильда. Не надо. — Не встану, пока не дашь своего согласия. — Твердо произнесла Гильда.
— Да какой из меня лорд, сама посуди?
— Самый что ни на есть настоящий. Не бесчесть меня. На, — Гильда протянула Сигмонду подаренный им кинжал, — лучше убей. Не было в ее речах шутки, не ради красного слова было это говорено. Смотрела серьезно. Серьезны были и Волки, наблюдающие эту картину.
Сигмонд понятия не имел, каким образом надлежит принимать васслальную присягу. На всякий случай поднялся, опустил ладонь на Гильдину голову.
— Беру тебя и клан твой под свою руку. — И вспомнив древнюю формулу, — Ты уйдешь, когда захочешь, а я тебе помогу, когда будет нужно. Если ты завязнешь в грязи, я сойду с коня. — Придумать большего он был не в состоянии. Но видимо Гильда большего и неожидала, совершенно удовлетворившись услышанным, облобызала лордову длань, трижды поклонившись, встала. Глаза ее лучились счастьем. Волки, обрадованные таким разрешением, вскочили со своих мест, заздравицы лорду Сигмонду прокричали.
Встала Гильда, отошла в сторону, села рядом со своим лордом. Вышел в центр круга юный воин и поведал своим однокланщикам, как спас Сигмонд его с отцом вместе от верной смерти у дороги, что ведет от Блудного Бора в торговое село. Говорил юноша красноречию необученный, к стихосложению непривычный, языком обыденым, без велиречивости. Рассказывал без краснобайства, как было, без поэтических метафор и былинных гипербол, ничего не скрывая, ничего не преукрашивая. Но и это удивительно слушать было. И тут подвиг Сигмонда заслужил всеобщее признание и благодарность.
Юношу сменил другой, тоже Сигмонду уже знакомый, кланщик. Еще не зажили раны от вражеской стали, от злых звериных зубов. Кровавые повязки свидетельствовали об этом. Поведал он, как освободил Сигмонд Волка из позорной клетки Скорениной, избавил от глумливой погибели в замке Грауденхольд, как поразил старшего Скорену. С замиранием сердца слушали люди удивительную историю. Поражались благородству витязя — не тронул спящего, только оставил грозное предупреждение — шкуру волчью. Не прислушался надменный лорд, вот и нет его более на белом свете, отправился в сумеречные миры, обители грешных душ. Сидящие среди Волков люди других кланов, бывшие узники передвижной тюрьмы, улыбались, согласно головами кивали, подтверждали сказанное.
Вышел третий воин и рассказал о сегодняшней битве. Хоть и немало было уже о ней говорено, все благовенно слушали этот рассказ, для этого и собрались здесь у праздничного костра.
Рассказ прерывался восторженными криками, возгласами одобрения. Снова участники сражения чувствовали себя на славном сегодняшнем поле боя. Снова переживали яростный азарт сечи, радость великой победы. А небывшие там, представляли себе своих мужей и братьев бьющихся с заклятым недругом и побеждающих. Представляли грозную силу витязя с лапкой Кролика, как рубит он насмерть Скорену, как ведет Волков к ратной славе.
Затихли радостные крики. Поднялся Ингренд, сам вышел в центр.
— Кланщики, Сыновья Серой Волчицы! Есть ли кто могучее витязя Небесного кролика, лорда Сигмонда?
— Нет! — Дружно ответили Волки.
— Есть ли кто славнее его?
— Нет!
— Есть ли кто благороднее его?
— Нет!
— Как мне быть, о Волки?
— Моли его! Подошел старик к витязю, преклонил колено. Как и Гильда трижды склонился.
— И мы, Волки, просим тебя быть нашим лордом. Прими нашу клятву вассальную. Не откажи нам.
Медленно поднялся Сигмонд. Взгляд его был задумчив и строг. Это был уже не формальный акт. Полторы сотни человек ждали его слова. Выбор был тяжел. Впрочем нет, небыло никакого выбора.
Твердо шагнул к старейшене, положил руку на седые волосы.
— Ингренд, вождь клана Серой Волчицы, я лорд Сигмонд витязь Небесного Кролика беру вас под свою руку. Пусть эти холмы и небо будут тому свидетелями. — И подойдя к древнему стягу сам опустился на колено, поцеловал ветхое полотнище.
Торжественно вышли заслуженные воины, вынесли бережно сохраненный, из пламени разоряемого замка вынесенный, венец старинный лордовский. Возложили на Сигмонда голову. И тогда снова ущелье заполнил торжествующий клич.
Но не вышел из круга убеленный сединами Ингренд, так сказал:
— Велик и неоплатен мой долг перед тобой, о благородный витязь, мой лорд. Благостью Бугха, одарила мня супруга тремя сыновьями. Да тонки оказались у двоих из них нити Судьбы. Порвались бы, не укрепи ты их своею силою и геройством. Кровь смывается только кровью, смерть искупается смертью, а за жизнь — одною только жизнью и отблагодарить можно. Пусть же спасенные тобой Ингрендсоны верой и правдой служить одному тебе будут.
Встала сребнокудрая его подруга рядом.
— Одному тебе, мой лорд , благодарна, что не во вдовьем трауре встречаю я этот великий день. Не веселиться бы мне у праздничного костра, когда бы не отвратили смерть благородные твои мечи от моего супруга. Пусть же и третий мой сын за жизнь своего отца тебе служит.
— Мудро сказала, — согласился Ингренд. — Да будет так.
