Ратша, несмотря на гнев и разочарование, сразу же приосанился, посмотрел соколом, но тут же засмеялся:
– Когда?
– Прямо сейчас.
Они поднялись и, провожаемые взглядами, двинулись за посланцем. Иггельд спросил хмуро:
– Чего ржешь?
– Видишь, другие тебя ценят выше, чем ты себя. Вот и Брун… как ни заскрипел зубами, что ты ушел из-за его стола и сел к нам, простым воинам, но стерпел. Видишь, как не хочет тебя потерять!
Иггельд указал глазами в спину посланца, Ратша отмахнулся: мол, пусть слышит. Пусть даже расскажет, что их не обмануть, все княжеские хитрости зрят насквозь. Лишь тот, кто видит женщину насквозь, – много теряет, а за руками таких, как Брун, надо следить внимательно…
Их провели даже не в малый зал, а в небольшую богато обставленную комнату. За столом уже рассаживались знатные беры, по большей части те, кто стоял за спиной Бруна во время его речи, но оставались свободные стулья. Иггельд сразу заметил, что народу стало втрое меньше, все подавленные, угнетенные как решением Бруна, так и своей пугающей малочисленностью.
Иггельд и Ратша сели с краю, поглядывали на тех, кого Брун считал верными или кого надеялся удержать при себе. Сам Брун держался достаточно бодро, голос звенел металлом, а когда появились слуги, он велел накрыть на стол, сам держался с военачальниками как равный, а когда слуги наполнили всем кубки, сказал с болью в голосе:
– Вы все осуждаете меня… Да, осуждаете, знаю. Вам проще: можете броситься на врага и погибнуть. Ну прямо артане!.. Но властелин должен думать о стране. О народе. Ради его блага он может… и должен!.. все перенести, что пошлет доля: и презрение, и насмешки, и даже проклятия. Я все снесу… Неужели вы всерьез считаете, что я способен отдать Куявию, родную Куявию этим дикарям?..
Он оглядел всех яростным испепеляющим взором. В нем бурлил гнев, Иггельд видел, как этот гнев ищет выхода, вздымает грудь, пурпурным огнем отражается в глазах.
– В отличие от вас, – сказал он гневно, – я сведущ в деяниях старины глубокой, в чьи тайны вы не дерзаете заглянуть.
И сколько память людская и бумаги помнят, Артания всегда накатывалась волнами на Куявию, всегда крушила ее стены и совершала набеги. Дивно и то, что та же Артания так же дерзко тревожит Славию и Вантит, а кроме того, отправляет не отряды, а целые войска в дальние страны на поиски, новых земель!.. А мы даже не помышляем о расселениях на землях, где еще нет человека, но уже много зверя в лесах, рыбы в озерах и руды в пещерах. У артан, надо признать, горячая кровь и дерзость в этой крови, а у нас, куявов, осторожная мудрость… Да, мы ценой огромных усилий сможем отбиться от артан и на этот раз. Допустим, полностью уничтожим их несметную армию. Ну и что? Через пять лет, а то и раньше, новое войско, такое же многочисленное, нахлынет в наши пределы…
Фендора сказал с тоской:
– Так было всегда, ты прав, княже. Но что делать? Принять артанскую узду, самому надеть себе на голову и взять в зубы загубник – еще хуже, позорнее. Я хоть и куяв, но лучше сложу голову, чем…
Он запнулся, князь сказал с нажимом:
– О том ли ты говоришь? Я хочу решить эту задачу раз и навеки!.. Полностью покончить с артанской опасностью.
Он остановился, на него смотрели в тревожном ожидании. Фендора спросил невесело:
– Как? Разве это возможно?
– Все трудное кажется невозможным, – отрубил Брун. – Тем более необычное. А потом скажут: так это ж просто! Артанам нужно только дать возможность пожить среди нас!.. Мы все твердим, что артане тупые, грязные, дикие, варвары, дикари, а они о куявах иначе не говорят как о трусах, лизоблюдах, торгашах, неженках, слабых. Надо просто соединить наши народы! Артане не подозревают пока, что это гибельно для них…
– А для нас? – спросил уже Елинда, осторожный и опытный военачальник.
– Нет, – отрезал Брун, – нет! Нет и еще раз нет, потому что на самом деле мы – сильнее! Мы интереснее, богаче, ярче. Артане называют нас слабыми и нежными только издали, а когда поживут рядом, они увидят, что мы не слабые и вовсе не нежные. Но за это время они распробуют наш мед хорошей жизни. Они станут жить, как живем мы, куявы. А это значит, что они сами станут куявами.
Озбириш покачал головой.
– Так и станут?
– Станут!
– До конца?
– А до конца и не нужно, – отрубил Брун. – Напротив, я хочу, чтобы в новых поколениях осталась горячая артанская кровь, сохранилась их дерзость, выносливость, презрение к опасности! Я, как и все вы, хочу спасения Куявии!.. Но только все мы хотим спасать ее по-разному. Вам бы только броситься вперед с обнаженными мечами… и красиво погибнуть – как будто это спасет страну! Я же хочу спасти ее так, чтобы не просто спасти, а чтоб вышла победительницей отныне и навеки! Поймите, если сто куявов и сто артан заставить жить в одном селе, то через десяток лет там будут уже двести куявов! И все их дети станут куявами!
Иггельду показалось, что начинает ощущать и понимать грандиозный замысел великого князя, но прямодушный Улаф спросил с недоумением:
– Почему? Артане не те люди, что предадут и забудут свою страну…
Другие закивали, Брун резким движением отбросил возражения, словно смел сор:
– А они и знать не будут, что уже предали. Что перестали быть артанами. Артанами их делает бедность, а мы им дадим пожить богато, зажиточно. Я другого опасаюсь – что они при такой привольной жизни растеряют всю храбрость, их храбрость и презрение к смерти – от бедности. А я хотел бы сохранить и наше богатство, и артанскую отвагу и готовность идти на край света. Ведь наша Нижняя Куявия… да что там Нижняя!., к тому времени уже вся Куявия… словом, будет под одной рукой. Под властью одного человека, и этим человеком буду я!.. Я – правитель Куявии, великий тцар, который объединит Куявию и Артанию в единое целое.
В комнате воцарилось тягостное молчание. Ратша побагровел, силился что-то сказать, Иггельд предостерегающе сжал его колено. Ратша с шумом выдохнул, поднялся. Все повернули головы, а Брун спросил резко:
– Не нравится наше вино?
– Не нравятся эти речи, – отрубил Ратша. Иггельд поднялся, сжал его плечи и потащил к выходу. Ратша сказал с болью: – Я не великий военачальник и не могу одним взглядом охватить все нужды страны, но я вижу… я вижу…
Брун стиснул челюсти, смотрел вслед тяжелым взглядом. Ничего, придет время, обоим припомнит эту выходку, когда вот так ушли, не спросили позволения, с его малого совета, куда он изволил допустить самых, как он считал, верных. И так их мало, очень мало. Очень осторожно он начал подбирать ключи к тем, кто обладал какой-то силой, и к некоторым подобрать сумел. Но были и промахи. Неожиданное сопротивление оказал Мальвред, совсем старик, давно уже не бравший в руки меч. Он обладал не столько воинским умением или могуществом, но унаследовал огромное состояние, так вот везде говорят, что Мальвред велел из всего золота и серебра чеканить монеты, сейчас набирает войско, закупает оружие, доспехи и коней. Дошло до того, что он все ценные вещи, захваченные предками в прошлых войнах, велел продать и на вырученные деньги закупает одежду для войска, шатры, повозки…
