— Ну-у, я… — варвар сделал вид, будто напряженно думает, даже навалился локтями на стол и стиснул руками виски. — Я… на твоем месте… Знаешь… Пожалуй, я бы на твоем месте… да, точно! Я бы повесился.
Блейри долго молчал.
— Мое терпение велико, но не безгранично, — очень тихо произнес он наконец, и на этот раз в его голосе явственно слышалось холодное бешенство. — Еще одна такая выходка, и нам принесут голову кого-нибудь из тех, кто заперт сейчас в подвале. Ты можешь шутить дальше, если находишь это уместным, но должен помнить: одна шутка — одна голова. Теперь продолжим. Вопрос тот же.
— Сперва я бы попытался столковаться с посланцами Чабелы, — мрачно бросил Конан уже без всякого притворства. — Для начала — с теми, кто командует вошедшей сюда армией. Наполнил бы леса лазутчиками, дабы узнать, каковы намерения зингарцев, сколько их, кто их ведет, насколько они уверены в собственных силах. А еще я бы из кожи вон лез, дабы убедить Золотую Башню, будто я гораздо сильнее и опаснее, чем кажусь на первый взгляд. Мол, у меня припрятано такое, против чего все силы людей окажутся бесполезны.
Вполуха прислушиваясь к рассуждениям монарха Трона Льва, Блейри попытался совершить то, чему обучился при помощи Венца: представил истекающий из сапфира тонкий луч, тянущийся к разуму собеседника. Этот луч мог быть яростным, как половодная река, мгновенно сметающая любые преграды, но мог превращаться в тончайшую паутину, украдкой опутывающую мысли личности, заинтересовавшей Князя. Гуль не торопился: затеянная игра обещала быть захватывающе интересной. Было бы досадно испортить ее в самом начале. Вот синий свет, как всегда происходило, словно бы уперся в каменную стену, просочился насквозь и рассеялся над… пожалуй, над водной гладью, исчерченной мелкими волнами. Ничего похожего Блейри раньше не встречал: покоренные им души чаще имели образы трепещущих огоньков, иногда — деревьев или животных. Водный простор завораживал, однако под его обманчивым спокойствием, на самой глубине, ощущалось присутствие чего-то могущественного, дремлющего, но способного в любой миг проснуться и объявиться на поверхности. Да Греттайро вдруг обнаружил, что вовсе не горит желанием познакомиться поближе с этой загадочной тварью. Хотя чувство страха в его душе умерло, инстинкт самосохранения подсказывал: без необходимости с этим лучше не тягаться.
Интересно, выскочила откуда-то непрошеная мысль, а как выглядит разум Хасти?
Усилием воли Блейри заставил себя восстановить утраченную на мгновение нить разговора. Что ж, раз Аквилонца защищает нечто непонятное, он не станет прибегать к магии Венца… пока. Для начала будет довольно простого поединка слов и сообразительности.
— Не подходит, — бросил он в ответ на рассуждения Конана. — К какому средству могут прибегнуть Рабиры, дабы устрашить людей? Скажи, что в этом мире способно всерьез испугать королеву Зингары? Возможность в один прекрасный день обнаружить на пороге труп своего любимца да Кадены? Скорее она сочтет подобный жест поводом для небольшой победоносной войны и расширения пределов королевства Зингарского. И вряд ли она станет вести переговоры на равных с тем, кто по своим возможностям равным не является. А вот с тобой, Аквилонец, мы беседуем на равных. Понимаешь, почему?
— Что-то твоя болтовня перестает мне нравится, — нахмурился Конан. — Я еще могу понять, что даже такой мерзавец, как ты, способен заботиться о родном крае… Но вот способы, какими ты это собираешься делать, никуда не годятся.
— Я же сказал, что намерен добиться своего любыми средствами, — с нажимом повторил гуль. — Разве люди поступают иначе? Ну-ка, приоткрой завесу тайны: сколько раз ты сам обращал чужие жизни в предмет торговли?
— Между прочим, мне и свою жизнь частенько приходилось ставить на кон, — отрезал киммериец. — А вот про тебя болтали, якобы ты мастер загребать жар чужими руками.
— Я поступаю так, как считаю нужным и разумным, — пожал плечами да Греттайро. — Повторяю, я не намерен с тобой препираться. Или ты добровольно согласишься оказать мне некоторые услуги, или мне придется добиваться твоего согласия иными, более жесткими средствами. Рано или поздно тебе придется уступить, но зачем вынуждать страдать невинных, потакая собственному упрямству?
— Допустим, — поморщился король Аквилонии. — И какую же такую услугу я могу тебе оказать? Моя жизнь и золото за нее тебе вроде не нужны. Если ты вздумаешь торговаться с Чабелой нашими с Коннахаром головами, что ж… огорчение Зингарки от нашей смерти будет беспредельным, зато твоя смерть, когда она все равно захватит Рабиры, станет просто чудовищной. В башне Эрданы палачи свое дело знают…
— Нет, ты и твой любимый наследник для меня стократ ценнее живыми. Я собираюсь торговаться, верно, но не с Чабелой, а с тобой, — перебил Блейри и пояснил, завидев недоумение на лице киммерийца: — Мне — а в моем лице и Рабирам — как ни печально это звучит, позарез необходим высокий покровитель среди людей. Тот, кто может взять Леса под свою опеку. Тот, против кого не отважится выступить ни одно королевство Заката или Восхода. Единственный человек в нынешние времена, подходящий под эти условия — ты. Забытым Землям требуется покровительство Аквилонии. Для всех это должно выглядеть как нечто вроде вассальной клятвы с моей стороны, и только мы будем знать, кто в действительности диктует условия в нашем союзе. Я хочу… нанять тебя, Конан. Так, как нанимают телохранителя или охранника в караван. Как нанимали тебя самого бессчетное множество раз, покуда судьба не вознесла тебя на трон. Нанять тебя, твое влияние, твои аквилонские легионы. Сделка будет честной — свобода Рабиров в обмен на жизнь, а затем и свободу твоего сына.
— Однако, — только и сумел выговорить Конан, после чего заново наполнил один из уцелевших кубков, приложился к нему и надолго замолчал. Князь Лесов ждал, по-прежнему не шевелясь и став единым целым со стеной. Ждал, как выжидают в засаде хищные звери, подкарауливая один-единственный подходящий для нападения момент. Мысленно он бился об заклад сам с собой, делая ставки на то, каким будет первое после затянувшейся паузы слово владыки Трона Льва. И проиграл, ибо Конан вдруг осведомился:
— Отчего бы тебе не чесать левой ногой правое ухо, а обратиться прямиком в Золотую Башню? Если ты будешь таким же говорливым и сладкоречивым с Чабелой и ее присными, как со мной, они вполне могут согласиться на твои предложения.
— Повторяю, у меня нет на них влияния, — отрицательно покачал головой да Греттайро. Сапфир в Венце отбросил на стену россыпь синих бликов. — Нет времени. Я не знаю нрава хозяйки Золотой Башни. Она слишком далеко отсюда. Жизнь зингарского любимчика ей, вероятно, дорога, но не дороже политических интересов. От добра добра не ищут — в отличие от Чабелы, ты находишься здесь, в моих Лесах, у меня в…
