никакая напасть. Впрочем, они готовы были назвать ведьмой любую женщину, которая чем-то им не угодила. Другие – смешно сказать – считали ее и вовсе нежитью или духом. Третьи уповали на истинную волю Белобога, который отметил девицу своей благодатью.
Сама же Геста досужие толки пропускала мимо ушей и просто хотела бы, чтобы воительница оказалась виновата во всем, что наговорил сын старосты одной из деревень. Тогда, глядишь, Драгомир прогнал бы ее из детинца или вовсе из Кирията. И тут же ветер смел бы след этой приблуды со всех ближайших дорог. Даже перед самой собой точно Геста не могла ответить, чем же так задевала ее Млада. Просто при виде загадочной девицы ей становилось тревожно. Или это случалось от того, как Драгомир смотрел на воительницу: в его глазах начинал светиться такой интерес, который еще не доводилось видеть.
И вот сейчас он стоял, как завороженный, не сводя с нее взгляда. Только на лице не было безмятежности и мечтательности, присущей тому, кто влюблен – лишь лежала печать тяжелой и, может быть, даже неприятной думы. Это немного успокаивало Гесту, но совсем тревоги не лишало.
– Скоро темнеть начнет, а ты все смотришь на нее, – вкрадчиво произнесла она.
Драгомир моргнул и опустил глаза.
– Доброе утро, Геста… Я все думаю, сколько же силы в этой девушке, – откровенно, как будто не ей, а своему проклятущему дружку Хальвдану, ответил князь. – Временами она меня просто поражает. Воля каких богов привела ее сюда? Я надеюсь когда-нибудь это понять.
Он замолчал и снова устремил взор на Младу. Совсем уже стыд потерял! Чего доброго, скоро потащит эту пропахшую по́том и железом голодранку в постель. Геста задохнулась от негодования, но неимоверным усилием заставила себя остыть. От скандала толку не будет – она усвоила это давным-давно. Обычно Драгомир отвечал на крик лишь ледяной невозмутимостью, а то и вовсе проваливался в отрешенность, из которой его не вдруг и дозовешься. Надо думать, это было обычной уловкой, но желание с ним поругаться в такие моменты проходило само собой.
Однако сейчас резкие слова все равно так и норовили сорваться с губ.
– Ради того, чтобы лишний раз поразиться этой девке, ты покинул меня? – она с игривой обидой надула губы. Хоть и догадывалась, что это не подействует: Драгомир не из тех мужчин, кто легко покупается на женские капризы. – А ведь мы могли бы еще разок…
Не докончив, Геста поддела пальцем его массивный, в узорчатых бляшках пояс и слегка потянула на себя.
– Мне нужно идти, – вдруг заторопился князь. – Можешь пока остаться здесь, если хочешь. Лешко принесет завтрак.
Он уверенно отстранился и, не произнеся больше ни слова, даже не обернувшись, ушел. Геста вздрогнула от грохота захлопнутой двери. Отчаяние отвратительно стылой рукой поползло от груди, охватывая все тело. Глаза невольно защипало от подступивших слез. Раз от раза утренние расставания с Драгомиром становились все прохладнее. Князь давно уже перестал сам звать Гесту к себе – лишь милостиво принимал ласки, если она приходила, истосковавшись по нему.
Жестокое унижение для дочери великого конунга Ингвальда. Знал бы отец, когда отдавал ее в жены чужеземцу!
Геста утерла скатившуюся по щеке слезу и горько усмехнулась сама себе. Кого обманывать… Даже если бы конунг узнал, то ничего не стал бы делать. Слишком выгодным для него был пусть и такой хлипкий, но все-таки союз дочери и правителя молодого, но уже грозного княжества. Раньше он едва не каждое лето водил свои драккары по Нейре и нападал на здешние деревни и села. А когда появился Драгомир и объединил под своей рукой все племена на сотни верст окрест, Ингвальд посчитал, что безопаснее и вернее будет завести с новоиспеченным князем дружбу, как и с его отцом в Новруче.
Вот тогда и пригодилась Геста. Но, ослепленная величием Драгомира, она и подумать не могла, что для него это тоже окажется всего лишь расчетом. Причем настолько незначительным, что князь даже после проведенной по всем заветам здешних богов свадьбы не потрудился провозгласить жену истой княгиней.
– Принести тебе завтрак, госпожа? – прозвучал за спиной голос Лешко.
Геста обернулась, ярясь на мальчишку за то, что тот пришел так не вовремя – она даже не успела толком одеться. Так и стояла у окна, закутавшись в шерстяной платок. Отрок же смотрел на нее со скучающим видом: мол, не первый раз уже видит госпожу едва не в чем мать родила. А что поделать, если вокруг, кроме служанок, одни только мужчины – целая орава. Случается всякое. Такова участь жены князя, как лицемерно в глаза называли ее местные девицы. А за спиной уже давно величали подстилкой. И все посмеивались – не холодно ли правителю на ней лежать?
Геста о злых разговорах челяди все знала, но ничего не могла с этим поделать. И высекла бы их всех с радостью, только не могла себе этого позволить. Она будто бы по-прежнему никто в этом доме. А за лета, что провела здесь, все вокруг уже позабыли даже о ее высоком происхождении.
– Нет, я сейчас уйду, – помолчав, ответила она отроку.
Тот одно что безразлично плечами не пожал – вернулся в свою комнатенку по соседству.
Находиться в пустой светлице Драгомира было невыносимо. Так Геста еще больше ощущала себя чужой. Она оделась и направилась в свои покои, куда каждый раз приходилось идти из восточной части замка до западной. На пути ей постоянно попадались стражники и служанки, с раннего утра уже принявшиеся за работу, и Геста с вызовом встречала каждый взгляд, в котором ей чудилась насмешка.
Она облегченно закрыла за собой дверь светлицы, будто отгородилась от неприветливого мира снаружи. Путь до своей комнаты со временем становился для нее все тяжелее. И только здесь было спокойно. Почти как дома. Приехав сюда вместе с князем, Геста попыталась принять чужеземный уклад. И только когда жизнь в Кирияте потеряла первое очарование, она начала придавать своим покоям более привычный вид. Украсила стены полотнами, вытканными еще матерью, которой она, впрочем, почти не помнила. Достала из сундука шкуры волков, пойманных охотниками Клипбьерна, и приказала сшить из них покрывало для постели. Меха для зимней одежды просила только с северных земель. Эти мелочи создавали вокруг Гесты обманчивую видимость обжитости, основательности. Но столь зыбкая опора постепенно теряла прочность.
Геста не сразу заметила, что, кроме няньки Торы, в покоях ее дожидается еще одна женщина. Швея. На сегодня с ней была уговорена встреча. Не так давно Геста купила на Торге редкостной красоты
