Пьем до дна - Артур Лео Загат

– У нас нет условий, – сказал Антил. – Мы сожалеем о борьбе между нами и ничего не хотим больше, чем чтобы две расы жили в этой пещере в мире и дружбе. Мы во многих отношениях разные, но мы братья и, как братья, будем вместе работать для счастья Мернии.

Ташна ваша, а Калинор наш, и в каждом из этих городов мы будем продолжать жить, как привыкли. Что касается остального, то мы предлагаем, чтобы в совет входило равное количество тафетов и ратанитов и чтобы этот совет управлял Мернией ради мира и счастья всех мернитов.

Так и договорились. Мы счастливой делегацией вернулись в Калинор, уверенные, что, несмотря на все ограничения, большая пещера в глубине земли отныне станет приятным местом для жизни.

* * *

Мы собрались в доме, в котором жил Сеела, а теперь живет Антил, – маленькая и такая разнородная группа, так много пережившая вместе. Здесь были Антил и Лииалии, Фентон и я, и Налина. Произошло так много событий, что мне трудно было принять, что только конец второго раналтина с тех пор, как Ванарк привел меня в этот необычный подземный мир, который отныне будет моим домом.

Девушки приготовили еду из фортлика и вино, которое они называют зингбар. Мы сели за стол, но прежде чем начали есть, встал Антил. Он стоял, красивый молодой человек, бойкий и полный жизни, несмотря на усталость, которая проникла в его жилы, как и в мои.

– Друзья мои, – сказал он, – мы пришли к концу трудного пути, и теперь у нас есть время подумать о себе. Я знаю, все вы понимаете, как я рад тому, что у нас после тяжелой борьбы воцарился мир и отныне он всегда будет в моей прекрасной Мернии. Вы все разделяете со мной это счастье, и я хочу, чтобы вы разделили и другое счастье мое счастье, более личное.

Его сверкающие глаза прошлись вдоль стола, нашли серые глаза Лииалии, и я понял, о чем он говорит.

– Я всю жизнь прожил в Калиноре, – продолжал он, – и хотя я знаю, что тафеты – это мой народ, мой дорогой народ, но я был одинок и скучал по таким, как я. Я больше не одинок, мои друзья. И больше никогда не буду одинок. Я… я… – Он неожиданно запнулся. На лице его появилась мальчишеская улыбка. – Друзья, Лииалии обещала стать моей женой. Лииалии… я не могу поверить, но она сказала так.

Я вскочил и поднял кубок с зингбаром над головой.

– Выпьем! За Антила и Лииалии и за их счастье! Выпьем до дна!

Все выпили, но я остался стоять.

– Друзья, – сказал я, и голос мой дрожал. – Друзья, я тоже должен кое-что сказать вам. Точнее сказать одной из вас перед всеми вами.

Я повернулся так, чтобы встать лицом к Налине, и заглянул в глубину ее голубых глаз.

– Налина, – заговорил я медленно и отчетливо, – в книге, которая прожила много столетий среди нас в Верхнем Мире, которая все еще живет и будет жить вечно, есть рассказ о двух людях разных рас, которые встретились и полюбили друг друга. И в этой книге один человек говорит другому: «Я пойду с тобой и буду твоим супругом. Твой народ станет моим народом, и твоя раса – моей расой».

Налина, дорогая, теперь я говорю это тебе. Ты пойдешь со мной и станешь моей супругой?

Я видел, как на этом милом лице вспыхнула радость, расцвело счастье. Но потом я увидел, как это лицо посерело. Видел, как ее теплые губы изогнулись в печальной улыбке.

– Спасибо, мой Хьюла, – услышал я ее слова. – Ты предлагаешь мне такую честь, какую только может мужчина предложить девушке. Но подумал ли ты, хорошо ли подумал, что означало бы, если бы я приняла твое предложение? Ты слышал, что только что сказал Антил. Тафеты были моим народом, моим дорогим народом, но я всегда был одинок и скучал по своим. Если ты женишься на мне и останешься здесь навсегда, ты всегда будешь одинок.

– Да, – сказал я. – Да. Но… – Я широко развел руки в безнадежном жесте. – Но примешь ли ты меня или нет, я все равно останусь здесь.

Она снова улыбнулась, на этот раз нежной и жалобной улыбкой.

– Хьюла. Когда ты ушел в Ташну, я пошла к Ванарку. Неважно, что я ему сказала, но он наконец сказал мне то, что я хотела узнать у него. Хьюла, ты можешь вернуться, и сделать это очень просто. Тебе для этого нужно только полежать час на ярких лучах солнца.

– Налина! Ванарк ненавидит меня, и тебя он тоже ненавидит. Что ты пообещала ему в обмен на эту тайну?

Ее маленькое овальное лицо превратилось в белую маску, глаза ее остекленели и лишились выражения.

– Ванарк не ненавидит меня, – мертвенно и монотонно сказала она. – Точнее, его злобную ненависть породила любовь, которую я отвергла. Видя теперь его слабым и побежденным, я сказала ему, что поняла, что люблю его. Я … я вышла за него, Хьюла, в его камере перед тем, как ты вернулся из Ташны.

Письмо Хью Ламберта, бакалавра наук, магистра наук, члена Американского географического общества, члена королевского географического общества и т. д. и т. п.

Дорогой Загат.

Вы просили меня закончить рассказ о моих невероятных приключениях.

Позвольте мне сразу перейти к тому моменту, когда мы с Фентоном проснулись на берегу озера Ванука.

Мы оба были обнажены, и кожа у нас была влажная от пота: солнце здесь даже осенью горячее.

У меня болело все тело, каждая мышца, каждое сухожилие. Я чувствовал себя так, словно кто-то прошелся по мне дубинкой, лишив сознания. Но я не возражал против этого. Я ни против чего не возражал. Потому что, осмотревшись, я увидел траву и цветы. Я увидел старое озеро, блещущее на утреннем солнце, увидел противоположный берег и холм над ним, тот самый знакомый холм, на который я смотрел все лето. Я лежал на покрытом галькой пляже, и кузнечик, прыгнувший мне на бедро и спрыгнувший с него, был размером с половину моего мизинца.

Откуда-то издалека отчетливо послышался звон колокола. Звон повторился, он медленно и лениво раздавался в утренней тишине.

– Воскресенье, – сказал Фентон. – Это колокол методистской церкви на Четырех Углах. Там звонят только по воскресеньям.

– Воскресенье, – повторил я, глядя на него. – Но это невозможно. Когда это началось, был вечер четверга, а я провел внизу два…