меня есть более уютное место для бесед и ужина.
Проповедник отвёл Ричарда в небольшую комнатушку-пристройку у стен церкви: кровать и столик со стулом занимали в ней бо́льшую половину пространства. Всё же остальное свободное место было завешено, усыпано и заставлено различными рисунками и стопками бумаг. Некоторые неровные башенки исписанных листов даже превосходили мальчика ростом, угрюмо нависая над головой. Рисунков было так много, что Ричард не мог сосредоточиться на чём-то одном. Он даже не сразу смог разглядеть небольшое окошко с подоконником в самом углу комнаты — так сильно всё окружающее сливалось в бумажное безумие. Свет от окна почти не исходил, наполняя и без того странную комнату загадочными тенями. Было ясно, что снаружи ветер уже затянул и солнце, и небо чернильными грозовыми тучами. Иоанн принялся копошиться в груде листов и, выудив оттуда небольшую керосиновую лампу поспешил её зажечь, предусмотрительно разместив источник огня на подоконнике, по дальше от бумаг. Затем пастырь быстро указал Ричарду на стул и, буркнув что-то про еду, стремительно скрылся за дверью. Мальчик же остался один на один с сотнями странных рисунков и записей. Благодаря лампе вся комната заиграла новыми красками. Странные башни и целые города, вперемешку с чьими-то безликими фигурами, уставились на Ричарда с рисунков. Были тут и совсем простецкие каракули, и необъяснимые абстракции, но ни на одной из зарисовок не было чего-то определённого и чёткого — сплошные очертания и тени. Все рисунки были нарисованы углём. Однако, чем больше Ричард всматривался в них, тем меньше видел общего — разные стили, качество, структура. Неизменным оставалось только одно: по углам каждая картинка была исписана одинаковым корявым почерком.
— Терапия, попытка успокоить душу, — пояснил возникший в дверях Иоанн. — Ты присаживайся, я сейчас объясню, что тут и как. Держи.
Проповедник спешно убрал со стола пару листов и поставил на освободившееся место глубокую деревянную тарелку. Наполнение её больше напоминало густую светло-серую кашу, чем похлёбку, но тёплый ароматный пар не оставлял времени на раздумья. Ричард спешно плюхнулся на стул, от чего рукоятка Мерглома глухо и ощутимо стукнулась о дерево. Виновато взглянув на, казалось бы, не заметившего ничего Иоанна, мальчик быстро снял топор, аккуратно поставил его рядом со столом и взялся за деревянную ложку. От тарелки исходил манящий запах сдобы и орехов, напоминая о чём-то уютном и домашнем. Ричард загрёб ложкой увесистую порцию варева и поднёс ко рту.
— Всё в порядке? — удивлённо спросил пастырь, наблюдая как Ричард застыл с ложкой каши-похлёбки в руках.
— Да, — неуверенно пробормотал мальчик, пытаясь осознать, что происходит. — Я просто… Мне кажется, что я… Не хочу есть.
— Любопытно, очень любопытно… Ты не думай, что это что-то плохое, Ричард, — глаза Иоанна загорелись знакомым светом. — Это, на самом деле, даже очень хорошо! Понимаю — звучит странно, но я же обещал всё рассказать, а то, что ты потерял аппетит — абсолютно всё меняет. Ты же и до этого не ощущал голод, да? Может, и на погоду не обращал внимания?
— Пока это не сказали Вы, я даже и не помню, — всё так же неуверенно проговорил Ричард.
— Дело в том, что все, кто приходит в Лес, следуют одному уговору, — глаза Иоанна горели всё ярче. — Любой, кто зашёл сюда — ищущий. Он блуждает здесь, ищет то или иное… Но Лес, Ричард, Лес — удивительное место. Когда ты входишь сюда, Он забирает твои мысли и наполняет сердце покоем, напевая прекрасную песню. И больше нет никакого прошлого тебя, пока ты тут. Любой, кто ищет, обретает здесь то, чего желает больше всего на свете. Однако желание должно быть искренним, от всего сердца… А иногда… — пастырь на секунду умолк и с грустью взглянул на рисунки. — Иногда случается так, что кто-то приходит искать такое, о чём даже сам не знает: быть может, лучшей жизни, или ещё что-то, на что нет точного ответа. И тогда такие люди становятся потерянными. Они одиноко бродят по Лесу, не зная ответов на собственные вопросы, не в силах вспомнить самих себя. Для таких путников и существует Лурат: наши огни загораются по ночам, в часы бури и направляют заблудших как маяк. Все жители деревни — они когда-то тоже искали, а в итоге осели здесь, помогать таким же заблудшим. Я стараюсь пробудить в них воспоминания, постараться найти то заветное желание, раскрыть его. Эти рисунки — результаты бессчётных попыток добраться до истины, вспомнить хотя бы прошлое, хоть как-то натолкнуть на путь.
— Кто-то смог вспомнить? — с надеждой в голосе спросил Ричард.
— Увы, никто. Никто, — глаза Иоанна перестали сверкать, он удручённо уставился в пол, но спустя мгновение снова воспрянул духом и заговорил с новыми силами. — Но ты ведь другое дело, Ричард! Признаюсь честно, когда ты зашёл, я боялся, что ты тоже потерян, но это не так! Песня Леса для тебя звучит ярко, ты не хочешь есть, не замечаешь непогоды — а значит Он ведёт тебя и оберегает! Да, пока ты не знаешь, что искать, но ты всё ещё на верном пути! У тебя есть все шансы дойти до цели!
— Но я же ничего не помню и совсем не понимаю, почему я здесь, — возразил мальчик.
— Пока это так, — кивнул пастырь. — Но следуй за Песней, иди по пути, которым ведёт тебя Лес и желание твоё исполниться. Пойми, Он не злодей и не желает зла. Лес хочет помочь, но не в силах, если ты не искренен с собой. В этом то вся и сложность — нужно слушать сердце, себя. Но если до Леса там была неразбериха, то можно застрять здесь навечно. И как понять на верном ли ты пути, не впустую ли бродишь по Лесу? Ответ на это и даёт Песня: если ты слышишь её ярко, если не чувствуешь голода, холода — истина скоро откроется, ты обретёшь желаемое. Песня ведёт ищущих, как огни Лурата влекут к себе заблудших.
— Но вы же слышите её. Вы говорили про это с жителями сейчас.
— Простые отголоски, — печально усмехнулся Иоанн. — Но и за это жители благодарны Лесу. За их службу Он сжалился и хоть немного напоминает им о том, что они ещё не заблудились окончательно. А я, — пастырь обвёл рукой горы бумаги, — тоже пытаюсь успокоить их души и помочь чем могу.
То, как проповедник отделил себя от остальных жителей, насторожило Ричарда. Вопрос сразу завертелся на языке, но даже в мыслях звучал как-то невежливо. Мальчику не хотелось обидеть пастыря, но и желание узнать ответ не давало
