— За подводное судно?
— И за него тоже. Но в замок Клай он не попал, такие вещи не скрывают, совсем наоборот… А на Островах и в самом деле есть где спрятаться. Правда, беглецу-отшельнику уже не построить никакого судна, да и науками не больно-то займешься — нужны книги, лаборатории, инструменты… Он дружил с Анрахом. Меня в эти дела не посвящали, я ими и не особенно интересуюсь, кстати. Мое дело — кисть и резец. Быть может, вы посчитаете меня циником или трусом, но я не собираюсь совершенствоваться в изящных искусствах в замке Клай, где узникам предоставлены все блага, за исключением свободы… Меня два года назад допрашивали. После исчезновения Тагарона. Допрашивала полиция ларов, умеющая мгновенно отличать правду от лжи.
— И все же вы нас прячете?
— Мне необходимо дворянство, — сквозь зубы сказал Гай, прямо глядя в глаза Сварогу. — Пришлось рискнуть. Вот таков уж я, таким и принимайте. Хорошо еще, что мэтр Тагарон не интересовался археологией…
— А это тоже чревато?
— Ох ты! — в сердцах сказал Гай, со звоном поставив на стол бокалы. — То ли смеяться над вами, барон, то ли, наоборот, завидовать — как беспечально живут в Готаре, не слыхивали о запретных темах… Впрочем, это понятно: какая в Готаре археология? Нет, разумеется, и у вас, если как следует поплевать на ладони, прежде чем взяться за лопату, да как следует помолиться, чтобы не заметили с зорких небес, можно ожидать открытий… Но кто там у вас возьмется копать? В общем, археология — самое опасное занятие в нашем печальном и развеселом мире. В равной мере это касается и рудознатцев, знаете, тех, что ходят с рогулькой…
— Послушайте, я все-таки не из зверинца вырвался, оставив хвост в вольере… Но все же — при чем здесь рудознатцы?
— Рудознатцы — инструмент двойного назначения. Могут к вящему процветанию державы искать воду или золото, но способны с тем же успехом высмотреть в недрах нечто предосудительное. Далее, по нисходящей, следуют механики, прочие изобретатели. За ними антиквары, конечно. — Он пояснил, не дожидаясь вопроса, подметив удивленный взгляд Сварога: — Видите ли, порой, хотя и крайне редко, самые поразительные открытия делались в антикварных лавках. Или у букинистов. Даже если допустить, что верна лишь десятая часть гипотез и догадок, земля таит множество удивительных вещей — и то, что принадлежит жившим до Шторма, и памятники более древних эпох, когда здесь не было человека. Правда, положено считать, что мы жили на Таларе всегда. Существует официально утвержденное прошлое, и не годится осквернять стройные, изящные конструкции грубыми по причине своей реалистичности пристройками… Понимаете?
— Лучше, чем вам кажется, — кивнул Сварог, мигом вспомнив российскую историю.
— Возможно, в запретах и есть какой-то смысл… Под землей хватает такого, чему лучше всего там и оставаться. Знаете историю про кошку из черной бронзы, которую мирные крестьяне выворотили плугом под Боирмо? На ночь лучше не рассказывать.
— Вот и не рассказывайте, — проворчал Сварог, вставая. — Что ж, уговорили. Пойду поговорю с Анрахом, да и книгу нужно вернуть…
Глава вторая
ЧЕЛОВЕК ИЗ ЗОЛОТА
Он не стал проходить через комнаты. Опасался встретить кого-то из своих. Грустно быть генералом разбитой армии, но гораздо хуже — вождем обреченной на бездействие. Вышел на галерею и стал спускаться по наружной лестнице. Один из воздушных шаров как раз, раскачиваясь, пошел к земле. Сварог покосился в сторону Монфокона — несмотря на изрядное расстояние, виселица четко рисовалась на фоне ало-золотистого заката. И вокруг — пять высоких изящных башен с круглыми площадками наверху, напоминавшими исполинские гвозди. Еще одно изобретение Конгера — осужденного заводят наверх, запирают изнутри люк, и он остается на площадке. Сиди, созерцай город и потихоньку подыхай от голода и жажды, пока окончательно не отдашь богу душу. Не хочешь так прозябать — бросайся головой вниз с высоты уардов сорока, не зря земля вокруг заботливо выложена булыжником. Бывает, осужденных приковывают наверху, чтобы не сиганули. Бывает, ставят жбан воды. Но всем отрезают языки, чтобы не беспокоили воплями окрестных жителей…
Сварог зашел в таверну с учитывавшей специфику района вывеской «У бархатного занавеса». Отстранил парочку то ли шлюх, то ли ряженых великосветских любительниц острых ощущений, мимоходом дал по морде скульптору-педику, на свою беду потянувшемуся было погладить Сварога ниже спины, мимоходом похлопал по спине лысого сизоносого трагика и заверил, что тот гений и нынешнее его бедственное положение, ясный пень, суть происки бездарных завистников — словом, держался, как свой человек и потому не привлек внимания. Кабатчик, подобно своей клиентуре, тоже имел во взгляде этакую творческую отрешенность, проблеск безумия. Любой корчмарь с годами приобретает философский взгляд на жизнь, а уж тот, что содержит кабачок для богемы, быстро отучится удивляться чему бы то ни было…
Днища стоявших за его спиной бочек были расписаны самыми разными сюжетами, одних Великих Кракенов было три штуки, друг от дружки, вестимо, различающихся разительно, и хозяин эти творения подгулявших художников берег свято — вполне могло оказаться, что лет через полсотни его внукам отвалят за что-нибудь из этого золотом по весу. Бывали прецеденты.
Сварог купил бутылку «Драконьей крови», отлитую с полукруглой ручкой, что было удобно как для ношения, так и для кабацких драк. Лениво поинтересовался:
— Ну, как оно, если — в общем и философски глядя?
— И ты будешь утверждать, что графа Деркиса нужно писать обязательно на зеленом фоне? Тогда ты не художник! — горячился весьма подвыпивший, в расстегнутой до пупа рубахе, волосатый как горилла детина и тыкал толстым пальцем в грудь не менее могучему собеседнику.
— Да сплошная хреновина, — сказал хозяин. — Философски-то глядя. Полгорода вон заперли. Ночью по улицам призраки шастают. Дождемся, гномы из-под земли полезут…
— Они ж вымерли начисто, гномы, — сказал Сварог.
— Именно! Именно на зеленом фоне! Не на голубом, не на красном, не на оранжевом, а именно на зеленом! Это ты не художник! — кипятился и брызгал слюной собеседник гориллоподобного.
— Это такой народец, что пакостить будет, даже начисто вымерши… Племянник у меня не смог поехать за вином в Традесант, не выпустили. Алмаз короны, ха! Бабушке моей рассказали бы, любила покойница байки слушать и сама травила, что твой боцман… — Он перегнулся поближе к Сварогу и понизил голос: — Вот насчет колдунов — это верно. Колдуны появились. Выходит, не всех извели…
