думаешь, тевтоны таким образом служат Христу?
– Отче, вы рассказываете ужасные вещи. Надо бы мне с этими тевтонами поговорить.
– Да поговоришь ещё. Они тут совсем недалече. Наш князь Александр сказал: «Рассуди, Боже, спор мой с этим высокомерным народом». Вот Бог и рассудит, а ты всё увидишь своими глазами и услышишь своими ушами.
– А на чьей стороне сейчас военная удача?
– Немцы долго побеждали, взяли наши города Юрьев, Изборск, Псков, начали разорять земли Великого Новгорода. Князь Александр уже нанёс им ответный удар и отбил Псков. Александр – настоящий Божий воин, он сражается не просто за землю, он сражается за веру, за душу русского народа.
– Вы считаете, что немецкие христиане угрожают вашей душе?
– Да. Мы подчиняемся Христу и не хотим подчинятся римскому папе, потому что Христос – Сын Божий, а епископ Рима – всего лишь человек. Сейчас нет смысла спорить, потому что Божий суд, наверное, уже совершился. Немцы собрали большие силы и пошли на Псков по льду Чудского озера, Александр с войском выступил им на встречу. Сижу вот, жду вестей, чем дело кончилось.
Ждать им пришлось недолго, дверь избушки неожиданно растворилась и на пороге показался широкоплечий воин в залитой кровью кольчуге. Он улыбался широкой счастливой улыбкой:
– Радуйся, отче! Не по грехам нашим Господь милостив! Мы победили!
– Проходи, Ванюша, проходи дорогой, присаживайся, рассказывай, как всё было.
Ванюша сел на лавку за стол, положив на него остроконечный шлем, и недоверчиво глянул на храмовников.
– Это мои гости, Ванюша, это не враги. Они вместе со мной ждали вестей. Давай, рассказывай.
Воин ещё раз глянул на гостей – чуть спокойнее, но по-прежнему без большого доверия, и начал рассказывать:
– Ну шли мы, значит, навстречу немцам, встали у Вороньего камня, ждём. И вот вчера на рассвете, смотрим – идут тевтоны. Рыцари в боевом порядке, клином, по-нашему говоря – свиньёй. Глянул я на этот рыцарский клин и, честно скажу – заробел. Их ведь ничто остановить не может, они любую оборону прошибут, против натиска рыцарской конницы устоять невозможно. Тевтоны ведь как воюют? Сначала своим страшным клином рассекают войско противника надвое, а потом уже по частям добивают. Но наш князь не зря молился Господу, вот Бог его и надоумил: в середину войска он поставил тех, кто послабее, чтобы значит и не пытаться немцев остановить, а на флангах как раз лучшие воины стояли, какие не побегут и не растеряются. Ну вот немцы врезались в наших – жуть. Первым же натиском сразу тысячи воинов затоптали, уже победу, наверное, праздновали. Вот только войско-то надвое рассечённое, не побежало, не смутилось, а наоборот – взяло свинью в клещи, да по бокам ей бьёт. Оказались немцы как бы в окружении. Тут уже полная жуть началась, долго нельзя было понять, на чьей стороне удача. Наши с двух сторон на немцев сильно наседают, рубят их мечами, топорами, да только ведь тевтоны – народ стойкий, упорный. Дерутся они до последнего, как двужильные. Рыцаря завалить – это знаешь, что такое? Тут вспотеешь. Вояки они отменные, все в броне, в закрытых шлемах, мечами машут так, будто вовсе не знают усталости. Что говорить – всю жизнь воюют. Но и они понемногу начали выдыхаться – атаковать уже не пытались, в оборону ушли. И тут, чтоб бы ты думал? Князь Александр со своей лучшей конницей, которую в резерве держал, обошёл немцев и ударил на них оттуда, откуда они никак не ожидали. Сначала всё смешалось, началась ужасная сеча, никакого правильно боя уже не было, князь больше не мог ничем управлять, теперь один Бог управлял. Немцы из последних сил держались до вечера, а потом дрогнули и побежали. Откуда и силы у них взялись, так шустро улепётывали. Да и наши тоже вроде уж совсем без сил были, а преследовали немцев, не отставая. Бегущих-то легче бить, тут уж кто побежал, тому конец. Семь вёрст мы их гнали, на семь вёрст по озеру сплошные трупы, а лёд весь красный. И вот добежали они так до Узмени, уже не сражались, но было их ещё очень много. И тут! Лёд под ними треснул! Рыцари прямо на наших глазах начали уходить под воду. А задние-то ряды не могут остановится, да так и сыплются в огромную полынью. Нам и то страшно было на это смотреть, а каково было им – и представить не могу. Вот что значит – Господь отвернулся. Шло на нас войско несметное. Рыцари – сильные, храбрые, броня – великолепная. И сами собой любуются и всех вокруг презирают. Только вдруг – бац! – и нет этого войска. Вот так Господь за гордыню наказывает.
Ванюша глянул на Жана и, немного хитро усмехнувшись, спросил:
– Что, рыцарь, жалко своих?
– Конечно, жалко, – спокойно и печально ответил Жан. – Мне больно слышать, как погибли рыцари. Вот только погибли они ещё до сражения. Ты прав, воин, их погубила гордыня.
– Значит вы не из них?
– Мы с братом – рыцари Ордена Храма, о Тевтонском Ордене никогда раньше не слышали. С православными никогда не воевали и воевать не можем, потому что устав запрещает храмовникам поднимать оружие на христиан.
– Надо же, какой правильный у вас Орден, – усмехнулся Ванюша уже довольно дружелюбно. – А для нас слово «Орден» звучит, как проклятие. Мы кроме тевтонов других рыцарей не видели. Думали, и не бывает других. Не хочешь ли с нами победу отпраздновать?
– Не уверен, чтоэто наш праздник.
– Да пошли, не кобенься, – Ванюша широко улыбнулся и хлопнул Жана по плечу. – Я вперёд поскакал, сейчас князь с войском прибудет, пленных погонят, будет на что посмотреть. Пойдёмте.
Они вчетвером вышли из избы и пошли в город, который был всего в часе ходьбы. Во Пскове все уже знали о великой победе. Колокольный звон и радостные восклицания наполняли воздух. Весь народ в праздничных одеждах вышел встречать победоносного князя Александра Ярославовича. Впереди шли священники в светлых ризах с иконами и крестами. И вот показался Александр впереди своих полков. Один только взгляд на князя уже давал понять, что это великий воин, Жан и Ариэль невольно им залюбовались. Рослый и широкоплечий, он восседал на могучем коне в простых и добротных доспехах, опытный взгляд рыцарей без труда определил, что кольчуга и шлем из самой лучшей стали. Но больше всего их удивило лицо князя. По рассказам они решили, что это матёрый воин лет сорока, но увидели молодого человека, которому явно было не на много больше двадцати. Его глаза искрились юношеским задором, подбородок прикрывала небольшая, совсем ещё жидкая русая бородка. И всё-таки его лицо несло на себе печать удивительной зрелости. От него исходила вполне
