Упал на землю тот без единого звука. Второй всадник потянул коня за удила, кинулся в атаку, и они пронеслись один против другого, одновременно взмахнув саблями. Оглушительно бряцнула сталь, отзываясь в ушах свистом, но ни тот, ни другой не скатились наземь. Каурай подстегнул Красотку, с ходу рубанул какого-то рогатого недотепу, раскроив тому череп, и навалился еще на тройку таборщиков, лихо свесившись с седла. Сабля валила их одного за другим. Снова он ударил Красотку по бокам и схватился с всадником, который решил пойти на таран. Сабля одноглазого оказалась длиннее, и располосовала коляднику ногу. Тот из последних сил пытался не выпасть из седла, но в следующий миг его снесло валом пуль, которые вновь засвистели в воздухе, разя всадников десятками, не разбирая кто свой, а кто чужой.
Это был последний залп — носящиеся вокруг конные лучники подошли вплотную и пощелкали их с крыш одного за другим. Тех, кто попытался спастись бегством растоптал вернувшийся клин Ранко. На поле боя воцарились всадники, нещадно рубя и топча каждого, кто попадался им под руку.
Огрызаясь сталью, колядники отходили все дальше ко рву, красному от крови. Над стенами острога бушевали гигантские щупальца, вырывающие одно бревно частокола за другим. Вывалившихся из ворот казаков вперемешку с бабами и детьми засевшие у дороги таборщики начали отстреливать еще на подходе. Но ужас валашцев был так силен, что казаки добежали до лагеря осаждающих, утыканные стрелами как ежи, и на последнем издыхании кинулись на врагов. Следом за ними, прямо по головам, полезли остальные.
Каурай прекрасно видел резню, кипевшую перед воротами, и око жуткой твари, которая бушевала в остроге, насыщаясь плотью тех, кто не успел покинуть пределы Валашья. Всюду носились всадники — то ли враги, то ли друзья — и он вступал в схватку с каждым, кто подходил к нему с оружием в руках. Убив очередного колядника, одноглазый гнал Красотку навстречу врагу, несущимуся во весь опор, и поражал его в самое сердце отточенной сталью. Звон резал уши, когда он без устали разил врагов одного за другим. Лилась кровь вперемешку с горячим потом, и они бились, пока колядник, таборщик или еще черт знает кто, решивший в горячке боя отправить опричника к праотцам, не вылетал из седла визжащим куском окровавленного мяса. Жуткое представление гремело на все лады, не утихая ни на мгновение, чтобы дать участникам хотя бы смахнуть пот с бровей.
Красотка выбивалась из сил, но хозяин и не думал давать ей спуска. Стоило ему только подумать о том, чтобы дать лошаденке немного передохнуть, как сбоку гремели копыта и снова очередная сабля грозила ему из седла. Каурай бросался навстречу, звенела сталь, брызгали кровавые ручьи. Забрав очередную жизнь, он скакал дальше.
Краем глаза Каурай заметил очередную сшибку — всадники неслись один на другого. Сверкнула обнаженная сталь, и проигравшего с диким визгом рассекло надвое, а победитель, не сбавляя хода, накинулся на очередного врага и без труда отсек ему руку, сжимающую бесполезное копье. С новым ударом атаманца подбросило в воздух и со страшной силой ударило оземь.
Каурай поудобнее перехватил саблю, присматриваясь к смуглому юноше, в котором за слоями копоти, крови и грязи, покрывающей его изуродованное злобой лицо, с трудом узнавал Драко. На плече у него покоился двуручный меч, зловещий плачущий Куроук. Страшное орудие наконец-то отыскало нового хозяина.
Одноглазый выругался. Плохо дело.
Юный таборщик тоже заметил старого знакомца — оскалил белые зубы и вогнал шпоры в бока коню. Плащ взметнулся за его плечами, обращая Драко кровожадным бесом, жаждущим крови и отмщения. Комья земли полетели из-под копыт, когда Драко вне себя от слепой ненависти понесся на своего смертельного врага, потрясая страшным мечом.
Каурай болезненно сощурился, когда блеск темного металла в руках юноши ударил его по глазам, но принял вызов — помчался навстречу, активно придавая взмыленной кобыле прыти. Сабля хищным клювом нацелилась злобному мальчишке в лоб, но, увы, по сравнению с громадой Куроука, которым неистовый Драко орудовал словно тростью, лихо вращая над головой, она казалась детской игрушкой. Яростная тварь, занявшая тело юного таборщика, заревела и отвела клинок в сторону, готовясь нанести один единственный удар, который располовинит ненавистного опричника и повергнет его обезображенное тело в пыль.
Удар, который невозможно отвести в сторону или блокировать, как ни пытайся. Сам одноглазый уже нанес несчетное число таких ударов.
Перед самым столкновением двух клинков, Каурай резко вогнал шпоры в бока Красотки и рванул ее вбок, направляя кобылу наперерез лошади Драко, рискуя столкнуть обеих разгоряченных животин. Следом он перебросил клинок в другую руку.
Лошади едва разминулись, когда кривое лезвие вспороло воздух. Мгновение, и кровавые брызги оросили ристалище.
Когда Каураю удалось сдержать пыл Красотки и повернуть ее обратно к месту сшибки, Драко был далеко — перепуганная скакунья протащила мальчишку еще пару сотен шагов, пока его нога не оторвалась от стремени. Он не двигался.
Куроук зарылся в землю чуть ли не по рукоять, но одноглазому не составило труда отыскать клинок. Отсеченная рука Драко еще сжимала рукоять двуручного меча, словно пытаясь нанести новый удар. Каурай освободил стиснутые судорогой пальцы, вытащил подрагивающего монстра из земли и едва не полетел на землю — он и забыл тяжесть, которая лавиной обрушилась на плечи, обволакивая душу ненавистью. Запах крови тут же стал для него сладостнее любого нектара, он захотел слизать ее остатки с клинка, которым за этот вечер убили, наверное, сотню человек, и самому погулять на дьявольском пиру. Забрать еще больше жизней — рубить, сечь и колоть до тех пор, пока сердце не затихнет в груди.
Но Каурай сбросил наваждение, взял себя в руки — к вящему неудовольствию клинка. Куроук отчаянно завибрировал, когда вместо того, чтобы взобраться в седло и пуститься на поиски новых жертв, старый хозяин поспешил к бесполезному телу Драко, на спине которого висели ножны. Единственное, что способно было сдержать ярость и неодолимую жажду крови Куроука.
Когда одноглазый добрался до тела юноши и навис над ним огромным темным столбом с двуручником на плече, Драко приподнял веки и застонал. В его глазах плавал туман, на губах багровой печатью лежала кровавая корка.
Жаль было этого глупого разбившегося воробья. Жаль, что Куроук в очередной раз попал не в те руки.
Пока Каурай снимал с него ножны, отчаянно мычащий Драко пытался неловко оттолкнуть его и потянулся к кинжалу на бедре. Увы, он поздно осознал свою ошибку — рабочая рука юноши лежала в сотне шагов от него и была бесполезным
