– Ясно. Ученик должен уйти, учитель – остаться. Пока он стоял на месте, ребенок мог пройти в дверь. Меняемся ступеньками, иди наверх, – пробормотал Генри и спустился к Агате, но в ее глазах появилось такое упрямое выражение, что он сразу понял: она с места не сдвинется. Она хочет не войти в эту дверь сама, а пропустить его.
– Ты же мечтала всем доказать, на что способна, так докажи! – начал Генри, но Агата вдруг крепко прижала ладонь к его рту и решительно показала на дверь.
И Генри захотелось сказать Агате, как он рад, что они когда-то встретились в лавке «Диваны для старых людей». Но, как всегда, когда слова были больше всего нужны, они перестали ему подчиняться, и он молча нагнул голову и прошел в дверь. Он чувствовал, что Агата на него смотрит, но так и не смог уговорить себя оглянуться. Еще одно прощание – это было уже слишком.
На втором этаже еще один зал – с большим круглым столом в центре. Стулья вокруг него были отодвинуты, будто люди уходили в спешке. В дальнем конце зала виднелась узкая дверь, и Генри, перегнав остальных, сразу пошел к ней, но она оказалась заперта. На вид это была обычная старая дверь с замочной скважиной, так что Генри бросился к столу – вдруг ключ лежит там?
На столе нашлись мелко исписанные листы бумаги, перья, флаконы засохших чернил, чайные кружки и полуистлевшая охапка цветов в стеклянной вазе. И конечно, никакого ключа. Генри затравленно уставился на дверь. Он уже понял, что ему сейчас велят сделать, и от страха у него заныло сердце, но он знал, что по-другому не получится.
– Твоя очередь, звереныш, – будто отвечая на его мысли, сказал принц. Он с силой подергал ручку двери, но она не подалась. – Агату ты, видимо, бросил там, но должна же и от тебя быть польза. Твой дар мы видели, а немного уничтожения нам сейчас не помешает. – Принц отошел от двери и приглашающим жестом указал на нее Генри. – Прошу.
– Я… – начал Генри, но так и не смог произнести ни слова.
По лицу Уилфреда он сразу увидел, что тот согласен с принцем, но они ведь не знали, что с ним случится, если он сделает, как они просят. Это будет третий раз, когда он использует свой дар, а Барс говорил, что… Нет, ни за что. Нужно искать другой выход. Генри лихорадочно ощупал дверь, хотя уже видел: выбить ее не получится.
– Что ты тянешь? Не прикидывайся, мы все знаем, на что ты способен, – нетерпеливо сказал принц. – Уверен, ты получаешь немало удовольствия, когда превращаешь вещи в пепел, так в чем дело?
Генри сжал зубы. Он должен сделать это ради остальных, он ведь шел сюда, чтобы помочь им, но…
– Я могу это сделать, – вдруг сказал звенящий голос у него за спиной.
– Ты? – Принц повернулся к Розе и сухо рассмеялся. – И как же ты откроешь дверь, позволь спросить? Своими тоненькими ручками?
– Нет. Букетом.
Все уставились на черный, ломкий остов букета в центре стола. Генри был уверен, что, если коснуться его хоть пальцем, он рассыплется в пыль, но Розу это не беспокоило. Она сняла свои шаткие туфли, поджав пальцы, когда ноги коснулись холодного пола, и подошла к столу.
– Я могу их оживить. Я чувствую, что могу, – твердо сказала она. – Растения очень сильные. Они откроют дверь.
Принц уставился на нее с таким видом, будто с ним заговорил стол.
– Роза, ты девушка, – начал он. – Стой тихо и не лезь в наши дела. Пусть этот умник сожжет дверь и…
Она его не дослушала – взяла со стола вазу и коснулась одного цветка. Он не рассыпался, но и не зацвел. Роза зажмурилась, прикусив губу, будто пыталась заставить цветок вернуться к жизни, на секунду Генри даже показалось, что в глубине хилой, пыльной оболочки вспыхнуло что-то синее и сразу пропало. Роза обессиленно выдохнула и поставила вазу на стол.
– Генри, уничтожай дверь, – мягко сказал Уилфред. – Теоретически то, о чем она говорит, возможно, но на такое ей пришлось бы потратить кучу сил, а она пока и даром-то пользоваться не умеет. Вырастить то, что уже растет, – это одно, но превратить мертвое в живое…
– Не говори мне, что я могу, а что нет, – выпалила Роза, вскинув на него взгляд, и тут же пристыженно опустила голову.
А потом взяла букет двумя руками, осторожно вынув его из вазы, и ломкие, похожие на паутину листья посыпались на пол.
– Мне просто нужно что-то почувствовать, – пробормотала Роза, завороженно глядя на букет. – Разозлиться или испугаться. Или…
Она медленно подняла глаза на Генри так, будто ждала от него чего-то, но он ее взгляда не понял.
– Простите меня, ваше высочество, – тихо сказала она, продолжая смотреть на Генри.
– За что? – утомленным голосом спросил принц.
Вместо ответа Роза шагнула к Генри и аккуратно, чтобы не повредить оказавшийся между ними букет, прижалась губами к его рту.
Генри замер, не зная, куда деть руки. Губы у Розы были теплые, и она касалась ими так бережно, мягко, что он вздрогнул. Сердце заколотилось в горле, словно хотело его задушить, он шумно выдохнул, и губы Розы прижались крепче, подхватывая его дыхание.
Он вдруг почувствовал запах зелени – яркий, свежий, будто в весеннем лесу надломили травяной стебель. Цветы, зажатые между ним и Розой, налились жизнью, потянулись во все стороны, выпустили корни, которые, упав на пол, тут же начали в него врастать. Роза отстранилась, пытаясь двумя руками удержать разрастающиеся цветы и глядя на Генри так, будто он был лучшим, что она видела в жизни, а потом прикоснулась к нему снова. Вблизи ее глаза с пушистыми, будто меховыми, ресницами казались огромными, но вечного испуга в них больше не было. Генри чувствовал силу Розы так, будто она вливалась в него с каждым вдохом.
Вокруг стало заметно темнее. Цветов такого размера Генри никогда не видел, он был вообще не уверен, что они существуют, но Розе было все равно. Она в последний раз коснулась ртом угла его рта, а потом шагнула назад и бросила к двери толстые стебли, что переплетались у нее в руках. Цветы послушно рванулись туда: корни удержались на месте, а стебли тут же начали цепляться за дверь. Роза, растопырив подрагивающие пальцы, стояла и ждала, пока растения оплетут дверь целиком, а потом сжала кулаки и с силой дернула руки к себе. В двери что-то лязгнуло, Роза закричала, яростно, во все горло, и петли вырвало из косяка. Дверь с грохотом рухнула, придавив цветы, и Генри едва успел поймать Розу, прежде чем она осела на пол.
Пару секунду грохот эхом разносился на комнате, потом все стихло. Генри приложил руку к горлу Розы и даже сквозь перчатку нащупал пульс. Ему хотелось остаться, убедиться, что она придет в себя, что она в порядке, но вместо этого он уложил ее на пол и встал. Принц, глуповато приоткрыв рот, смотрел то на Розу, то на него, а вот Уилфред не собирался терять время – перешагнул через дверь, вокруг которой валялись ошметки раздавленных цветов, и, даже не взглянув на дочь, скрылся в темном проеме.
– Мы же не можем вот так оставить ее валяться на полу, – растерялся принц. – Она же девушка!
– Она открыла нам дверь, потому что хотела, чтобы мы шли дальше, – с нажимом сказал Генри. – Пошли. Нам пора.
И Генри потянул принца за собой. Рвение Уилфреда ему не очень нравилось, и он сосредоточился на этой мысли, стараясь не отвлекаться на ощущение, будто губы Розы все еще касаются его рта.
– Это просто неприлично. Ты дикарь, что с тебя взять, но она-то! Хорошо, что ее матери тут не было, – буркнул принц, пока они поднимались по узкой лестнице на следующий этаж.
– Ты про цветы? – рассеянно спросил Генри.
– Нет. Про то, что она тебя поцеловала.
Ага, так вот как это называется.
– Так не положено делать? – уточнил Генри.
– Так положено делать только на свадьбе.
– Что такое свадьба?
Принц остановился.
– Это что, по-твоему, смешно? Строить из себя болвана?
– Я не… – начал Генри, но принц только застонал и отвернулся.
Последние ступени они преодолели молча.
Когда лестница закончилась, они оказались еще в одном круглом зале с такими же светящимися стенами, что и в двух первых. Только мебель была совсем другая: строгие, ровно расставленные в несколько рядов скамейки, а перед ними деревянное возвышение, похожее на сцену. Вопреки опасениям Генри, Уилфред не пробрался дальше, он стоял посреди комнаты и приветливо повернулся к ним, когда они вошли.
– Зал правосудия, – негромко сказал он. – И кажется, я уже знаю, кто сторожит проход наверх.
Низкая дверь в дальней стене была распахнута, и рядом с ней не было никого, кроме странной каменной фигуры: человек с крыльями, завязанными глазами и мечом в руке. Вряд ли стоило ждать подвоха от статуи, так что Генри пересек зал и уже пригнулся, чтобы войти в дверь, когда статуя вдруг длинным, гладким движением сдвинулась с места и оказалась перед ним. Генри шагнул в сторону – фигура переместилась вслед за ним. Теперь ее раскинутые крылья полностью загораживали дверной проем.
– Это страж правосудия, – объяснил Уилфред, подходя ближе. Движущаяся статуя его совершенно не смутила. – Его использовали, чтобы проверить, искренне ли человек раскаивается в совершенном преступлении. Так и знал, что Алфорд заставит его перекрыть дверь для тех, кто придет за короной. Алфорд обожал сладенькие истории про раскаяние и прощение.
