ног. Но я продолжала лежать на постели Китарэ, нагло делая вид, что еще дремлю, а он меня отвлекает. Радави, какой позор!
– Вставать не собираешься? – Кажется, Китарэ пребывал в шоке от меня не меньше, поскольку после каждого моего ответа он тяжело дышал и молчал.
– Конечно, – легко согласилась я и попыталась быстро встать.
Когда у меня это почти получилось, Китарэ дернул меня за куртку, возвращая на исходную позицию. Я снова оказалась лежащей на спине, вот только на этот раз закрыть глаза и притвориться спящей я уже не могла. Казалось, еще немного, и его взгляд приобретет осязаемую силу и остроту. В такие моменты ты понимаешь выражение «убийственный взгляд» как нельзя лучше. Губы поджаты, брови сошлись на переносице, и такая его близость невольно воскресила воспоминания о прошедшей ночи. Тяжело вздохнув, я все же решила гнуть свою линию до конца.
– Чего? – немного грубее, чем следовало, все же спросила я.
– Ничего не хочешь мне рассказать? – изогнув бровь, поинтересовался он.
– Желания нет, но если есть вопрос, то я отвечу, – быстро сказала я.
– Что вчера произошло?
– Что именно тебя интересует?
Китарэ прищурился, будто примеряясь к тому, как будет сподручнее меня придушить.
– То, чего я не знаю, – все же сказал он.
Мне стало ясно, что он вполне в курсе того, о чем мы с теткой говорили в саду. Во всяком случае, некий такой подтекст я уловила… или мне только кажется? И, вероятнее всего, его интересовало то, что происходило после того, как мы вернулись в храм.
– Ну… – Я невольно заерзала, стараясь немного отодвинуться от него. Было не слишком удобно, когда он вот так нависал надо мной. – Нас выбросило в саду, и ты потерял сознание…
– И? – с нажимом спросил он.
– И тебе не о чем переживать, – прямо взглянув ему в глаза, заверила я.
И вновь у меня возникло ощущение, что мы разговариваем без слов. Просто смотрим друг другу в глаза, задаем свои вопросы, может быть, даже кричим, но никак не можем услышать друг друга, просто потому что я нежеланный гость в его сердце или недостаточно сильно стучусь, чтобы попасть внутрь. Еще вчера мне казалось, что один наш взгляд глаза в глаза заменяет тысячи слов, но не сейчас. Прикрыв глаза на долю секунды, я мысленно затаила дыхание, словно готовясь прыгнуть в ледяную воду, и решила, что раз уж мне предстоит пробить эту стену между нами, то стоит действовать жестче и смелее. Что-то мне подсказывало, что у Китарэ хватит терпения кружить в этом танце недосказанности вечность. У меня такой роскошной черты характера, к счастью, не было, потому я призналась:
– Аши пришел сюда сам.
Китарэ резко отстранился, словно я плеснула ему в лицо холодной воды, и посмотрел на меня неверящим взглядом.
– К-как ты сказал? – прошептал он.
Казалось, эти простые слова выбили его из равновесия, будто я сказала нечто совершенно невозможное и не вяжущееся с реальностью, в которой он привык существовать.
Решив, что продолжать лежать перед наследником не самая лучшая идея, я тоже поднялась.
– Аши пришел сюда сам, – повторила я, толком не понимая, что именно его так шокировало. Ведь он же должен был понимать, что его альтер-эго появится? Не мог же он пойти со мной, зная, в каком состоянии находится, уповая на то, что Аши не появится и ему удастся сохранить свой секрет. Хотя что-то мне подсказывало, что он понимал еще после той ночи, что я знаю его тайну. Тогда в чем дело?
– У него есть имя? Ты… – Он потер пальцами переносицу. – Как ты узнал это имя? – в крайней степени смятения спросил он.
– Ты, то есть он, сказал… – пробормотала я, предпочитая умолчать, что была первой, кто назвал его. – Послушай, тебе не стоит так переживать. То есть, конечно, стоит, я могу понять, но Аши…
Наследник резко поднялся с постели и в несколько шагов оказался у окна. Китарэ стоял ко мне спиной, словно собираясь с мыслями, а потом вдруг повернулся лицом, так и не дав мне закончить мысль.
– Можешь понять? – холодно усмехнулся он.
И было в этой холодной усмешке нечто такое, отчего мое сердце болезненно сжалось. В ней жили гнев и отчаяние, ярость и презрение, боль и ненависть, бесконечный холод одиночества. Я знала эти эмоции, потому что они были моими самыми верными друзьями. Моими самыми близкими спутниками в этом мире.
– Не смей говорить о том, о чем понятия не имеешь, только потому, что тебе что-то там показалось вчера!
– Но… – вновь попыталась заговорить я, но резкий взмах руки Китарэ оборвал меня на полуслове.
Некоторое время он смотрел в окно, судя по всему пытаясь успокоиться. Я же не могла понять, что именно могло его так сильно разозлить.
– Тебе лучше уйти, – наконец сказал Китарэ, и прозвучало это настолько резко и жестко, что было сравнимо с хорошей пощечиной, вот только больно было не щеке, а где-то глубоко в груди.
Я быстро поднялась с постели, странным образом понимая, что дышать отчего-то больно и тяжело, и так же быстро направилась к выходу из корпуса. Стоило поскорее убраться отсюда, чтобы наконец-то привести мысли и чувства в порядок.
– Как дура, честное слово, – пытаясь выровнять дыхание, прошептала я, стоя уже во внутреннем саду нашего общежития.
Прохладный ветер после ночного ливня приятно остужал горящие огнем щеки, а мне казалось, что стоит сейчас зайти в корпус, как я в прямом смысле этого слова вспыхну, точно факел.
Странное дело, но уже позже, вечером, когда я рассказывала некоторые детали своего путешествия Рэби, опустив истории, где фигурировали поцелуи, он хохотал как ненормальный на том месте, где меня выставили вон.
– Я тебе больше ничего не расскажу, понял? Так и знай! Больше ни о чем не спрашивай меня!
– Прости, прости, – выдавливал он из себя и начинал хохотать вновь. И лишь когда я уже почти ушла к себе наверх, он кое-как смог взять себя в руки и сквозь слезы сказал: – Никому не говори, как зовут его дракона, не забудь: это его секрет.
– Я что, дура, что ли? – огрызнулась я, на что получила очередной приступ хохота, сопровождаемый икотой.
На этот раз я лишь хлопнула дверью, пожелав ему спасти хотя бы крохи разума и не впасть в старческий маразм, пока у меня не повысится энергетический баланс.
«Аши сказал». Слова, брошенные невзначай, точно ничего не значащий мусор, в очередной раз всплыли в
