Андрей Бондаренко - Зеркала Борхеса

Алекс коротко, с чувством собственного достоинства кивнул головой.

– Маркус Эйвэ, – вежливо представился молодой человек в косоворотке. – Занимаюсь геологическими изысканиями. Природный эстонец.

– Петренко. Представляю, так сказать, интересы МГБ СССР, – хмуро пробурчал лысоватый майор среднего возраста. – А, вот, дорогой иностранный товарищ, позвольте-ка парочку вопросов… Не, я понимаю, что вы здесь не просто так. В курсе, что и Москва одобрила вашу кандидатуру. Но, всё же. Так сказать, для лучшего взаимопонимания…

– Спрашивайте, товарищ чекист, – разрешающе махнул рукой Алекс. – Обязуюсь отвечать честно и без увиливаний.

– Упомянутые экспедиции по поиску снежного человека… А где они происходили? Под чьими, так сказать, знамёнами? И, вообще… Где вы, уважаемый профессор, находились во времена Второй мировой войны? Что делали?

– В иммиграции я находился. В США и Канаде. Там же и снежного человека пытался изучать. «Сасквоча» по-ихнему. Или же «бигфута»… Успехи? Нашли много следов. Сделали несколько фотографий. А, вот, поймать так и не удалось. Больно, уж, хитрая и осторожная бестия… После войны, в 1948-ом году я вернулся в Югославию. Работаю в Университете города Любляны. С месяц назад меня вызвали в Белград, к товарищу Броз Тито. Получил строгий приказ – помочь русским товарищам. Вот, прибыл. Готов помогать… Я удовлетворил ваше служебное любопытство, майор?

– Вполне, – облегчённо улыбнулся Петренко. – Товарищ Эйве, ознакомьте товарища профессора с текущей обстановкой.

– Слушаюсь, – неторопливо расстилая на столе подробную географическую карту, откликнулся флегматичный эстонец. – Подойдите, товарищи, поближе. Всё покажу… Сейчас мы работаем – на предмет поиска перспективных золоторудных месторождений – сразу на трёх объектах. Первый расположен недалеко от места впадения реки Белой в реку Анадырь. Вот, здесь…

– Кха-кха! – возмущённо кашлянул майор. – Вы, товарищ Эйве, лишнего-то не излагайте. Того, что непосредственно к делу не относится. Секретности, ведь, никто не отменял… Зачем, спрашивается, уважаемому товарищу Броз Тито знать о чукотском золоте? Молчите? То-то и оно. Будьте, так сказать, конкретнее.

– Всё понял. Исправлюсь. Итак… Уже в течении нескольких лет упорно и настойчиво ходят слухи о том, что в районе среднего течения реки Паляваам неоднократно видели гигантскую чёрную обезьяну. Или же не обезьяну, вовсе, а здоровенного лохматого быка, умеющего бегать на задних ногах-копытах. И кочевые чукчи про это рассказывали, и геологи, и изыскатели… Естественно, что на эти байки никто особого внимания не обращал. Мол, откуда на заснеженной Чукотке взяться обезьянам? До поры до времени, понятное дело, не обращали… Недалеко от места впадения реки Паляваам в Чаунскую губу располагалась наша разведочная буровая установка. Показываю на карте… И, вот, по нынешней весне случилось… э-э-э, нестандартное происшествие, в результате которого образовались два хладных трупа и один законченный псих… Может, пусть Павлик всё сам расскажет?

– Дельное предложение, – одобрил майор. – Пойдёмте, товарищ профессор. Познакомим вас, так сказать, с непосредственным свидетелем и участником…

Они, покинув сборно-щитовой дом, подошли к длинному бараку.

Петренко несколько раз надавил пальцем на кнопку звонка. Через минуту массивная дверь приоткрылась, и пожилой человек в белом халате пригласил:

– Проходите, товарищи. Больной сегодня чувствует себя хорошо. По крайней мере, разговаривает. Вторая камера по коридору.

Камера была разделена на две части: перед металлической решёткой стояли стулья для посетителей, а за решёткой – на стандартной кровати с металлическими шариками на вертикальных стойках – сидел человек.

«Обыкновенный человек», – тут же прокомментировал азартный внутренний голос. – «Вернее, худосочный юнец с прыщавой физиономией… Обрати внимание, братец, стены в помещении больного густо завешаны рисунками. А на всех рисунках изображены сугубо подснежники: простым карандашом и акварельными красками, поодиночке и многочисленными группами…».

– Вот, такие дела, – грустно усмехнулся доктор. – Уже несколько месяцев подряд цветочки рисует. Что, интересно, дальше делать станет? Его, кстати, Пашкой кличут, по фамилии – Мымрин.

Юнец хмуро оглядел посетителей и неожиданно – с выражением – продекламировал:

– Подснежники, как прежде, по весне. Вновь расцветут – всем бедам вопреки. Но не дано их больше видеть мне. Как не дано – любить…

– Ничего себе! – удивился доктор. – Не иначе, это появление новых лиц так на него повлияло. Раньше больной Мымрин стишками никогда не баловался.

– Здравствуй, Паша, – вежливо поздоровался Борханов. – Красивые у тебя цветочки получаются, душевные… Весну, наверно, любишь?

– Люблю, – покладисто согласился душевнобольной. – Холодно там очень было, на Палявааме. Это река такая в высоких сопках. Февраль уже заканчивался. Ужасно холодно было: минус тридцать пять, минус сорок. Снегом всё завалило, метра на два. Так весны хотелось! Так хотелось… Подснежники каждую ночь начали сниться. А тут ещё этот появился, Чёрный…, – юноша, тревожно озираясь по сторонам, замолчал.

– Чёрный – он кто? Какой из себя? – осторожно поинтересовался Алекс.

– Кто? Не знаю, – загрустил Мымрин. – Какой из себя? Чёрный, страшный, большой очень. Ещё от него тухлятиной воняет. Как завоняло, значит, и он где-то рядом. Обернёшься – вон, на вершине сопки сидит, на буровую пялится. Выстрелишь в его сторону: так, без прицела, испуга ради, – уходит. Медленно так уходит, никуда не торопясь, – и добавил неожиданно: – А подснежники-то, они на крови растут. Гадкие цветы, со смертью дружат…

– Павлик, – попросил Лука. – А ты нам расскажи, как ходил за подснежниками. Пожалуйста.

Больной громко пошмыгал носом, смачно сморкнулся в сторону и забубнил – нудно и монотонно, словно вызубренный урок докладывал:

– Подснежники опять всю ночь снились. Напролёт… Красивые такие! В книжке одной написано было, что их под снегом можно отыскать. Сказка, конечно. Но проверить-то надо? Взял совковую лопату, пошёл. Петька с Вованом меня отговаривали сперва, не пускали. А мне очень надо было. Плюнули они, отпустили. Отошёл я от копра бурового. На сколько? Да и не знаю совсем, не считал. Копал долго. Потом опять тухлятиной пахнуло. Да и Бог с ним, с этим Чёрным, думаю, плевать на него хотелось, подснежников сейчас накопаю целую гору, он и исчезнет… Долго копал, до самой земли дошёл. Но нет там ничего, только трава жёлтая, пожухлая, прошлогодняя. Обманула та противная книга. Не буду больше ничего читать. Никогда… Вернулся, а дверь в копёр буровой распахнута настежь. И никого внутри нет. Ни Вована, ни Петьки. Только головы их на столе валяются. И лужи крови кругом. А из луж тех – подснежники растут, тысячами… Ненавижу! – взвыл Мымрин, вскочил на ноги и стал беспорядочно срывать со стен камеры свои рисунки. Из его глаз текли мелкие злые слёзы, а на губах пузырилась светло-розовая пена.