— Я все помню, ИХ.
— Надеюсь.
Они сделали еще несколько шагов и остановились: открылась скрипучая дверь, судя по всему — черный ход какого-то кабака, — и в переулок неторопливо вышли пятеро плечистых парней в традиционных для альбургских бандитов кожаных жилетах и кожаных же штанах. Оружие при них было — Хусс это вам не Альбург, здесь полиция и в лучшие-то дни особой силы не имела, — но доставать пистолеты парни не спешили.
— Привет.
— Внутрь мы не пойдем, — прошептал Бабарский и сделал шаг вперед. — Привет, Слим.
И громко чихнул.
Молодой уголовник Мерсе категорически не понравился: презрительно оттопыренная нижняя губа, наглый взгляд, намеренно растягиваемые гласные — всё говорило о том, что парень чувствует себя настоящим королем альбургских улиц.
— Подружку привел?
— Отпросился у отца погулять?
На несколько мгновений в переулке установилась неприятная тишина. Бандиты ждали, что Слим вытащит пистолет и пристрелит наглого толстяка, Мерса предположил, что суперкарго добрался до запасов Галилея и переборщил, а ИХ дружелюбно разглядывал молодого уголовника, всем своим видом показывая, что не сказал ничего дурного. Просто осведомился. По-дружески.
И Слим нашел в себе силы сдержаться.
— А ты всё тот же прикольный ИХ, — нервно рассмеялся он, буравя Бабарского злым взглядом. — Совсем не изменился.
— Да, — признал суперкарго. — Я — это он. А вот ты — не Флим.
— Бумаги у тебя с собой?
Молодой бандит понимал, что настоящие векселя, на которые банкиры обожали ставить алхимические печати и защищать другими, еще более экзотическими способами, в трубочку не скрутишь и под одежду не спрячешь — их мять нельзя. Настоящие векселя возят в папках или планшетах, но ни того, ни другого у толстяка не наблюдалось. Даже сумки нужного размера не было: Бабарский хорошо подготовился к встрече.
— Мы вроде собрались кое-чем обменяться.
— Не пойми меня превратно… — доверительно произнес Бабарский, извлекая из кармана пару таблеток. — Извини, Слим, время принять лекарство. У меня язва, чтоб ее пришпа обнюхала, нужно соблюдать режим.
Он проглотил пилюли, кашлянул, сделал несколько шумных вздохов и продолжил:
— Так вот, Слим, ты хороший парень, из авторитетной семьи, и репутация у тебя что надо… Но учитывая обстоятельства, о делах я буду говорить с Большим Флимом. Когда он придет?
— Отец ранен, — угрюмо ответил молодой бандит. — Его подстрелили этой ночью.
— Ранен? — ИХ поднял брови, и Слим понял, что не сумел обмануть толстяка — раненый или нет, но на гарантированную Умным Зумом сделку Флим обязательно пришел бы.
— На самом деле отец при смерти. Я об этом помалкиваю, чтобы люди не запаниковали, и надеюсь на твое благоразумие.
— Я тоже на него надеюсь, — протянул Бабарский.
— Так что, если тебе нужна сделка, придется иметь дело со мной, — закончил Слим. — Или разбегаемся.
Еще на «Амуше» суперкарго говорил алхимику о главном правиле незаконных сделок: если обстоятельства неожиданно меняются — немедленно уходи. Но, к некоторому удивлению Мерсы, толстяк не отступил:
— Из нашего прошлого разговора я понял, что ты не в восторге от замысла отца, — припомнил ИХ.
— Отца подстрелили, — пожал плечами Слим. — Это лучший аргумент в пользу его замысла: нужно сматываться с Заграты, пока есть возможность.
— Умная мысль.
— Где бумаги?
— А где золото?
— Договоримся так: я показываю золото, а ты…
— Нет, Слим, так мы не договоримся, — мягко перебил бандита Бабарский. — Сначала я должен проверить слитки. Ты уж извини.
— Хорошо, — покладисто кивнул бандит. — Проверяй.
И махнул рукой.
Примерно через минуту — всё это время ИХ и Слим не отрываясь смотрели друг на друга, — в переулок медленно въехала запряженная парой лошадей повозка.
— Пятьдесят ящиков по десять слитков в каждом, — усмехнулся бандит.
— А еще пять тысяч?
— Доплачу изумрудами, — пообещал Слим. — Ассигнации же ты не возьмешь?
— Не возьму, — подтвердил Бабарский, скармливая лошади кусочек сахара. — А вот повозку на время арендую. Если ты не против, конечно.
— Я знал, что ты попросишь.
— Это и называется взаимопониманием. — ИХ угостил вторую лошадь, вытер руки платком, объяснив: «Слишком много грязи», и предложил: — Займемся проверкой?
— Пойдем внутрь?
— Лучше на свежем воздухе. — Бабарский кашлянул. — У меня астма, и врачи рекомендуют больше гулять.
— А если кто увидит?
— А что, твои ребята зря хлеб едят? Пусть никого не пускают.
Слим рассмеялся, обошел повозку, приподнял брезент, продемонстрировав штабеля плоских черных ящиков, и предложил:
— Выбирай.
Мерса ткнул пальцем во второй сверху:
— Этот.
— Как скажешь.
Бандит вытащил ящик, положил его на край повозки и откинул крышку. Алхимик едва сдержал крик: золото! Десять килограммовых слитков. Тысяча цехинов! Никогда в жизни Мерсе не доводилось видеть столь огромную сумму, такое богатство. Предложение ИХ проверить слитки алхимик воспринял спокойно: ну, да, проверить слитки, обычное дело. На «Амуше» это было всего лишь слово: слитки. А вот их вид Мерсу ошеломил.
— Заснул?
— Он изучает внешний вид, — поспешил объяснить Бабарский, незаметно наступая алхимику на ногу. — Мой парень — настоящий эксперт.
— Оно и видно.
Пришедший в себя Мерса натянул гоглы, в которых уже стояли линзы Вристера, достал из поясной сумки пузырек с шанским реактивом, вытряхнул несколько капель на оборотную сторону выбранного наугад слитка и аккуратно размазал реактив по поверхности. Через положенные четыре секунды на слитке появилась надпись: «Заграта. Генрих II».
— Ну? — требовательно поинтересовался Слим.
Для него и остальных наблюдателей поверхность слитка лишь слегка покраснела.
— Всё в порядке.
— В таком случае…
— Я еще не закончил.
Золото металл мягкий, но, тем не менее — металл, и сверлить его ручной дрелью удовольствие невеликое. Однако ИХ сказал — надо, и Мерсе пришлось постараться. Алхимик проделал отверстие до середины слитка, поменял в гоглах линзы, после чего капнул внутрь желтого кусаку. Из отверстия полезла синяя пена, которая показалась окружающим белой.
— Двадцатичетырехкаратное золото.
— Очень хорошо.
Слим захлопнул крышку ящика и жестко приказал:
— Теперь покажи бумаги.
— Теперь покажу.
Бабарский оглушительно свистнул, и в переулок вошел высокий мужчина в широкополой шляпе и длинном, до самых пят, плаще. На его плече висела большая сумка.
