Хинневар выставил перед собой руку, вокруг которой загорелись языки голубого пламени. В призрачном сиянии, излучаемом светящейся полосой на стене храма, его костлявая рука превратилась в блестящее лезвие меча, которым он отразил следующий удар Конана. Мечи со звоном скрестились, разбрасывая во все стороны искры.
На месте другой руки чародея возникло лезвие второго меча. Обе руки теперь со свистом разрезали воздух, и Конан едва успевал уклоняться и отбиваться от их непрерывных ударов.
— Конан! — зазвучал в храме отчаянный выкрик Соланны.
Эхо ее голоса еще металось, отражаясь от стен храма, когда могучий киммериец, отразив сильный удар левой руки чародея, упал на колено, пропуская над собой удар правой руки, и вонзил острие своего меча снизу в незащищенный живот Хинневара. Чародей закинул вверх голову и завыл, бессильно уронив оба меча, которые начали медленно превращаться из металлических клинков в обычные руки. Он прижал их к ране в животе, опустился на колени и, наклонившись вперед, рухнул лицом на пол. Конан молниеносно обернулся и увидел ползущую к нему Соланну, к спине которой припали сразу три полупрозрачных чудовища. Ее одежда расползалась прямо на глазах. С нечеловеческим усилием девушка приподнялась, сбросив с себя призраки, и на четвереньках поползла к статуе.
— Нужно уничтожить…
Конан, поняв, что она хотела сказать, обернулся к статуе и вонзил в нее свой меч. Удар высек несколько больших фиолетовых искр, и под коленом статуи появилась большая трещина. Конан рубил, стараясь попадать в одно и то же место, с упорством, свойственным киммерийским горцам. Мускулы на его руках и животе напрягались, вздуваясь как клубки змей. Пот стекал не только но лицу, но и по всему телу. Трещина на статуе увеличивалась.
При очередном замахе он случайно взглянул вверх и на мгновение застыл. Рука статуи, сжимающая копье, за то время, пока Конан рубил статую, согнулась, и острие копья теперь было направлено на врага. И другие руки медленно готовились к обороне. Могучий воин решил не обращать внимания на угрозы, исходящие от статуи, и продолжил свое разрушительное дело. Через несколько мгновений нога статуи подломилась, и та рухнула лицом вниз.
Гигантское металлическое копье врезалось в пол храма в шаге от Конана. Удар был нанесен с такой силой, что наконечник копья, который оказался величиной с Конана, почти полностью погрузился в пол.
Киммериец вспрыгнул на спину лежащей статуи и, пробежав вдоль нее, остановился там, где спина переходила в шею. Навстречу ему на голову статуи всползала Соланна. Ее одежда кусками свисала с нее, из рук и спины текла кровь, оставляя за ней кровавые следы.
— Бей сюда, — бессильно выдохнула девушка, положив руку на основание черепа статуи.
Когда она убрала руку, на том месте осталось кровавое пятно. Конан, широко расставив ноги, крепко сжал меч обеими руками и, высоко замахнувшись, изо всех сил вонзил его в окровавленную отметку. Он ждал, что меч войдет с трудом или вообще отскочит от камня. Однако лезвие меча легко погрузилось внутрь. Статуя как бы нехотя, но сильно вздрогнула. Соланна, потеряв последние силы, соскользнула на пол, а у Конана подломились ноги и он скатился вниз. Несмотря на то, что падение получилось не слишком удачным, киммериец, как кошка, перевернулся на четвереньки, вскочил и снова вскарабкался наверх.
Схватившись за рукоятку меча, он попытался выдернуть его. Но меч не двигался, он навечно застыл в шее, как будто его вытесал неизвестный мастер, сотворивший этого бога.
Конан растерянно оглянулся и замер. Храм был пуст, в нем не было видно ни одного из тех прозрачных существ, которые еще несколько минут назад заполняли помещение. Соланна лежала без чувств на полу возле головы статуи. Конан устало слез вниз и склонился над ней. Он хотел поднять ее, но не успел сделать ничего. Раскрыв в изумлении глаза он смотрел, как раны девушки исцеляются прямо на глазах. Кольцеобразные ожоги затягивались бледно-розовой свежей кожей, и спустя несколько минут лишь пятна различного цвета на коже показывали, где находились раны.
Веки Соланны дрогнули, она приходила в себя. Конан отступил на шаг назад, не зная точно, не произойдет ли еще чего-то удивительного. Зеленые глаза девушки, приоткрывшись, смотрели вокруг с бессмысленным выражением новорожденного, который не знает, где он оказался, и вообще этот свет ему совсем не нравится.
Спустя некоторое время в них появилось воспоминание того, что здесь недавно произошло, и Соланна вскочила, издав болезненный крик. Видимо, хотя снаружи ее раны уже исцелились, внутри этот процесс шел не так быстро.
— Он мертв? — крикнула она.
— Кто? — не понял Конан. Соланна указала на статую.
— А был жив? — Конан удивленно поднял левую бровь и растерянно взъерошил волосы.
— Был, — кивнула девушка, болезненно скривившись от резкого движения. — Это он оживлял эти тени. Они служили ему.
— Хинневар тоже был тенью?
— Нет, — на этот раз она осторожно покачала головой. — Сунт-Аграм здесь учился. Когда-то… Я тебе уже говорила… И Хинневара научил кое-чему, что умел сам… А сейчас он сам овладел им.
— Вот почему нас сюда так тянуло, — медленно кивнул Конан. — Он хотел отомстить нам. И ему это едва не удалось.
— Я не знаю, — опять покачала головой Соланна. — Но он, — она указала на статую, — был живой. Не так, как все люди, но в нем была жизнь. Я не знаю, как это объяснить, но…
— Да, ладно, — махнул рукой Конан. — Важно, что теперь нас уже больше никто не разбудит.
Они вышли из храма. Конан вел за собой коня, который все это время неподвижно простоял на том месте, где они оба с него соскочили. Киммериец оглядел пустую площадь.
— Посмотри, — испуганно вскрикнула Соланна, указывая пальцем на обглоданный конский скелет, чьи белые кости поблескивали в лунном свете.
— Ну и что, — пожал плечами Конан, — наверное, призраки были голодны. Для нас сейчас важнее, забрались ли эти твари во дворец, потому что в этом случае нам придется добираться до ближайшего города на одном коне.
Песок скрипел у них под ногами, и свист ветер снова заглушал все звуки ночного города. Из дворца, где они спали, раздалось бешеное ржание и топот копыт разъяренного коня.
— Не забрались, — довольно улыбнулся Конан.
Глава XXVIII
«Конец короля»
Конан стоял с опушенной головой, стараясь ничем не обнаружить охвативший его гнев. Упершись взглядом в каменный пол, он молча смотрел на черно-белый узор, образованный плитами. Конана трясло от злости, но его король Сенхор был разъярен до такой степени, что Конану даже не хотелось поднимать голову, чтобы посмотреть, не хватила ли старого короля кондрашка. Он представил себе, что обычный багровый цвет королевского лица наверное сейчас превратился в лиловый.
