— Выведи меня из дворца, — принц встал и набросил на свои широкие плечи алый плащ, отороченный мехом полярных волков. — У Тевонидиса сегодня праздник. Этот бездарный виршеплет Токан должен читать там новую поэму в честь Сунт-Аграма. Я попытаюсь им немного испортить настроение. Оттуда вы снова вызовете меня в замок.
— Нет, так не выйдет, — покачал Конан головой. — Нас здесь еще нет.
— Неважно, — Йиршанна, оправив плащ, направился к двери, — пусть кто-нибудь прибежит из замка. Главное, чтобы было известно, что я нахожусь в Термезане. А как обстоят дела с войсками?
— Если вы сейчас назначите полководца, ваше высочество, — улыбнулся Конан, — я вступлю в командование армией сегодня ночью или, в крайнем случае, завтра утром.
Соланна уже стояла у стола, расстелив на нем лист бумаги и держа в руках перо и чернильницу.
— Но я не умею писать, только читать, — смутился Йиршанна.
— Я напишу, ваше высочество, — сказала Соланна и села к столу.
Она быстро написала несколько строк и подала перо Йиршанне, который размашисто подписал написанное. Потом девушка капнула немного воска на тесьму и принц сделал оттиск перстня с печатью. Он взял бумагу в руки и вполголоса по слогам прочитал текст, который только что подписал. Утвердительно кивнув, он в сопровождении Соланны вышел из комнаты.
* * *
— Почему ты передал ему власть? — спросила Соланна, опершись локтями о столешницу, на которой высыхали лужицы пролитого вина. — Ведь ты и сам мог стать королем! Достаточно было убрать Йиршанну…
— Такое королевство, как здесь, меня не привлекает, — покачал головой Конан. — Здесь слишком много аристократов, которые не преминули бы напомнить, что я пришелец, и что в них тоже течет королевская кровь. Нет, — качнул он снова головой и пригладил волосы, — кроме того, я не могу здесь долго оставаться. У меня есть важное дело, правда, оно может подождать до весны, — сказал он многозначительно и улыбнулся. — Сунт-Аграм обвинил меня в том, что я обесчестил принцессу.
— Как мне удалось узнать от служанок, принцесса заболела. И болезнь ее началась как раз в то время, когда погиб Сунт-Аграм. Может, эти события и в самом деле связаны между собой… Но она не беременна…
— Наверное, это тоже были чары Сунт-Аграма…
— Наверное, да, — сказала Соланна, вспомнив как Сунт-Аграм пытался овладеть ею. — Когда ему для каких-то своих планов потребовался ребенок, он появился, а сейчас этот ребенок исчез вместе с ним. Это тоже подтверждение того, что Сунт-Аграм мертв.
— До весны еще далеко, — сменил Конан тему и схватив бокал, допил его.
Потом, широко улыбнувшись Соланне, он протянул к ней свой пустой бокал. Но прежде чем она его наполнила, он сунул руку за пазуху и вытащил оттуда маленький кожаный мешочек. Двумя пальцами ослабив шнурок, он подбросил мешочек так, что он перевернулся и из широко раскрывшегося отверстия выпал сверкнувший камень.
— Звезда Термезана! — с восторгом выдохнула Соланна, хорошенько разглядев ярко искрящийся камень, который Конан держал большим и указательным пальцами.
Он с наслаждением рассматривал камень в солнечном свете, падающем из окна, которое уже освободили от тяжелых темно-красных штор, годами висевших на нем. Радужные снопы солнечных лучей разлетались от камня во все стороны.
— Принц держит слово, — кивнул киммериец и быстрым движением убрал камень в кожаный мешочек.
* * *
Стояло морозное утро. Огромный киммериец, закутанный в длинный плащ, осторожно шел по кривой улочке города Термезан. Снег, выпавший несколько дней тому назад, вчера, в день коронации нового короля, превратился в слякоть. Ночью подморозило, и на всех улицах возникли катки.
Конан присутствовал на торжествах и заодно искал встречи с бароном Тевонидисом. Он не любил чувствовать себя должником. Но барон не появился на коронации и последующей церемонии принесения присяги новому монарху. Поэтому сегодня с утра киммериец отправился к дворцу Тевонидиса. Он знал, что барон находится там, потому что Йиршанна приказал никого не выпускать из города, пока не пройдет коронация.
При его приближении два воина, сторожившие вход во дворец, отдали Конану честь и освободили проход к маленькой приоткрытой калитке.
— Кто-нибудь хотел покинуть дворец? — холодно улыбнулся Конан.
— Несколько служанок вышли за покупками.
— Это хорошо, — заметил Конан и прошел внутрь.
Во дворце было тихо и холодно.
Конан взбежал по мраморной лестнице на второй этаж и направился к личным покоям барона Тевонидиса.
Он знал расположение комнат. Когда-то, помнится, барон пригласил его на пирушку и не упустил случая похвастаться внутренним убранством дворца, который был известен своей роскошью всему Термезану.
Остановившись перед дверью в спальню барона, он развязал шнурки, придерживающие плащ и сбросил его на пол. Внутрь он вошел, положив руку на рукоять меча.
Комната была почти пуста, кроме большой кровати у одной стены и двух больших сундуков у другой, мебели в ней не было. Тевонидис сидел в кресле возле камина, облаченный в парадный мундир, на который он уже не имел права. На коленях у него лежал его родовой меч. Рубин в рукояти меча горел мутно-кровавым светом. Ноги, обутые в высокие сапоги, были протянуты к огню. На лице барона играла легкая усмешка, которая, впрочем, почти не была видна из-под пышных усов.
— Я уже думал, — спокойным голосом произнес он, — что ты про меня забыл, киммериец. Должен признаться, мне это было бы неприятно.
— Я никогда не забываю своих долгов и стараюсь всегда возвращать их, — проворчал Конан и обнажил свой меч.
Тевонидис вскочил и встал в позицию. Мечи со звоном скрестились. Бойцы кружили один вокруг другого, стараясь пробить защиту противника. Через несколько минут барон начал дышать громче и на лице его выступил пот.
— Сильно натоплено, — усмехнулся Конан.
— По крайней мере, не умру от воспаления легких, — отрезал Тевонидис и коварным выпадом проверил прочность обороны Конана.
— Ты прав, — хохотнул Конан, — ты умрешь не от воспаления легких.
Резким и очень сильным выпадом снизу он отбил меч барона вверх и, воспользовавшись моментом, горизонтальным ударом перерубил горло Тевонидиса. Голова барона отлетела в угол комнаты, а Конан быстро отскочил назад, уклоняясь от брызнувшей во все стороны крови. Опустив меч, он хладнокровно наблюдал, как обезглавленное тело выронило меч и рухнуло на пол вслед за ним. Киммериец склонил голову и тихо сказал:
— Умер как мужчина, хотя жил не так достойно.
