Одна из них - Ромм Катерина

Камила терпеливо растолковывала эти истины разгорячённому Алишеру пытаясь его утихомирить.

– Для того и отправили Кассандру в замок, – подытожила она. – Узнать чтобы.

Алишер вертел в руках кристалл огня.

– Да, – мрачно сказал он, – она почувствовала, как бьётся сердце Флориендейла, когда нашла тайник.

– И всё равно, – вмешалась Призрак, – проверка или нет, надо было сказать ей до операции! Любая информация могла нам пригодиться, а тем более такая!

Бимбикен усмехнулась. В самом деле, это был бы прекрасный инструктаж: «Знаешь, Кесс, ты, возможно, принцесса страны, которую мы тут спасаем. Это ничего, что ты не умеешь стрелять и не знаешь нашей истории, что всю твою семью и половину подданных истребила Федерация, когда ты только по явилась на свет, да и родители твои и сестра вовсе тебе не родные. Так что соберись, выкинь из головы эту свою Мари и найди в пустынном замке шесть маленьких предметов. Мы знаем, где они спрятаны, но тебе не скажем – а вдруг у тебя не получится? Если так, то, скорее всего, мы ошиблись. Тогда ты сможешь вернуться к своей обычной жизни, не вопрос».

– Любая информация, Ома? – произнесла Альфа Камила.

Призрак развела руками.

– Какая разница, как меня зовут? – поразилась она. – Я же не принцесса Флориендейла!

– Ома? Дочь Оливера?! – Бимбикен уставилась на Призрака, как будто впервые её видела. Нет, всё-таки Ома не была похожа на герцога Алилутского, а вот её брат… – Как ты догадалась, Камила?

– Кулон, – кивнула Альфа, и Призрак вспыхнула и спрятала украшение со стрелой за воротник.

– Что вы будете делать? – Алишер всё ещё был напряжён. Кажется, он ничего не понял из их разговора с Призраком.

– Нужно достучаться до стихий и усыпить их, – Ляля Бимбикен поправила кристаллы вокруг ложа, небрежно сдвинутые Алишером. – Дать знать, что наследницы… что Кассандры… больше нет. Так положено, когда король или королева умирают.

– И будет другая наследница? – спросил Алишер. – Наследник?

– Я не знаю. Это не первый раз, когда ветвь дома оборвалась, конечно… и раньше всегда находился кто-то.

– В последних поколениях нет других наследников, – качнула головой Альфа. Она подошла к ложу и прижала ладони к вискам Кассандры. – Пора начинать.

Камила закрыла глаза, сосредотачиваясь. Она не имела опыта замораживания стихийных сил: когда умерла Венда Амейн, им было не до обрядов. Но сегодня Камиле хотелось проститься по всем правилам, пусть даже это будет последняя церемония на её веку. Кассандра должна отыскать свою дорогу к Ангелу! Для этого её тело, слепленное из земли и воды, следовало сжечь в огне и развеять по ветру.

Наконец Альфа поймала состояние стихийного равновесия. Она отреклась от своего воздуха и заговорила сразу за всех четырёх:

– Заклинаем вас, силы четырёх стихий, мощь воздуха, огня, земли и воды! Заклинаем вас: остановитесь на мгновение и позвольте душе Кассандры, наследницы Амейн, в покое соприкоснуться с Ангелом. Заклинаем вас мы, – она запнулась на мгновение, – Альфа Камила, Бета Анна Магдалена, Гимель Лукос и Далет Осцельс!

Это было нарушением всех правил. Камила это понимала и потому добавила от себя:

– Льются из разных миров наши голоса, есть среди нас и живые, и мёртвые, неужели не поможете нам?

Стихии выслушали её, но не желали подчиняться. Она не была их магистром, она пришла одна спустя столько лет – чужой голос, чужая сила. Камила терпеливо ждала, сложив пальцы в стихийном жесте. И постепенно что-то начало происходить. Камила напряжённо следила, как один за другим кристаллы мутнеют и теряют цвет. Всё те же правильные многогранники, теперь они стали похожи на обычные серые камни.

Она опустила дрожащую руку и огляделась. Алишер тёр глаза, Призрак на всякий случай отошла от стены. Мир потерял краски, запахи, звуки – всё исчезло. Эльсона ковырнула пол, ставший похожим на мокрый песок. Вода в ведре застыла плотной плёнкой; листья на деревьях за окном подтаяли, словно масло. Лишь когда границы между предметами начали стираться, всё снова замерло. Мир был в трауре.

– Это сложно? – спросил Алишер у Альфы. Скорость звука замедлилась, и его губы шевелились прежде, чем Альфа слышала слова. – Почему королева Эстель не удержала стихии?

– Credendo vides. – Камила по очереди прикоснулась к окаменевшим кристаллам, проверяя их температуру. – Верит кто – видит. Не верила больше ни себе, ни своей стране Эстель.

– Я слышал другую теорию, – в комнату вошёл невысокий светловолосый мужчина. Ремко. Альфа до сих пор не знала, как он очутился в Ангоре, – она забыла спросить.

– Вы отец Ка… девочек? – спросила Бимбикен.

Он кивнул.

– Я сомневался, говорить ли вам. Всё это очень странно… звучит, – мужчина перескакивал взглядом с пола на потолок, избегая смотреть на Кассандру. – Но вы назвали имя Осцельс во время своей… церемонии, и мне кажется, что я… с ним встречался.

Альфа внимательно слушала Ремко. Она полагала, что Осцельс Сэптен давно погиб. О его судьбе ничего не было известно, и для магистров это обычно означало самую печальную участь.

– Наши с ним пути пересеклись… ненадолго, – Ремко было трудно говорить из-за ставшего плотным воздуха. – Он умер, к сожалению. Но перед тем как уйти, сказал мне, что он вроде как… предал стихию. И выдал королеву.

– Далет Осцельс, магистр воды, – обескураженно прошептала Альфа.

– Но он раскаялся, прощения просил! – торопливо добавил Ремко. – Ещё сказал мне, что я должен найти Атлас… Я и нашёл.

Ремко протянул ей квадратную книгу, но Камила невольно отшатнулась. Она сама не могла объяснить почему. Новость о Далете слишком больно её ранила. Как можно предать стихию, которая часть тебя? Которая составляет тебя всего, каждую частицу тела и души? И предать Эстель! Нет, она отказывалась верить.

Атлас выскользнул из рук Ремко, но Алишер успел подхватить его прежде, чем книга коснулась песчаного пола.

– Она порвана, – разочарованно сказал Алишер, глядя на переплёт.

Бимбикен выгнала всех прочь, позволив остаться лишь Призраку, чтобы та приглядывала за Мари. Теперь, когда в комнате стало тихо и никто не ругался, Мари вернулась к телу Кассандры и больше не желала отходить от него. Она пристроилась на хлипкой табуретке, упёрлась в деревянное ложе локтями и не отрываясь смотрела в лицо сестре. Её глаза блестели, но Мари не плакала. Наверное, есть такая боль, которую слезами уже не выразишь, не выплачешь. Призрак тоже не плакала, когда казнили её маму. А вот Томь ревел… Ничего не понимал, а всё равно ревел.

Сидя на мягком полу в углу комнаты, Призрак рассеянно поглаживала книгу. Алишер хотел унести её, но она попросила оставить, и он не стал спорить. Глядя на Атлас, легко было думать о хорошем. Интересно, это ей кажется или действительно так? Если она поделится с Ремко, сможет ли он подтвердить?

Взрослая Ома, мечтательно откинувшись на застывшую пористой массой стену, представляла себе Алилут её детства. Она мало что помнила: фрагменты каких-то малозначимых событий; солнечные блики на стене – солнца в их доме с высокими окнами всегда было предостаточно; людные рынки на узких улочках… Как её выводили гулять в мягких ярких платьицах и белых гольфах. Платья рвались, и гольфы безнадёжно пачкались: маленькая Ома не желала чинно ходить за ручку по проложенным тропам. Однажды она шутки ради спряталась от мамы в одном из алилутских дворов. Там были фонтан, скульптуры, скамеечки и много-много деревьев – настоящее раздолье для ребёнка. Мама всё обыскала, но так и не смогла найти Ому в её зелёном платье. Дочь вышла к ней сама – грязная, как последняя оборвашка.