Кеннет посмотрел на десятников и едва заметно указал на стоявших в строю солдат. Те поняли. Поднявшись, подошли к стражникам и заняли свои места в строю.
– И что теперь? – Лейтенант задал этот вопрос непосредственно графине.
– Теперь, – она опустила глаза и тут же их подняла. – Теперь они его убьют.
Он был поражен, но она говорила серьезно.
– Нет… Tahg…
– Нет, стражник, не могу. – Правитель Винде'канна не смотрел на него, сжав кулаки. – Он пленник Навера, даже у меня нет прав забрать его. Это не вопрос между мной и племянником, только между вами.
– Он примет вызов?
Слова вырвались прежде, чем он успел задуматься.
– Я запрещаю! – Шепот графини зазвенел железом. – Офицер Империи не скрестит меч с племянником правителя! Если Вы проиграете, он все равно убьет его. Если Вы победите, прольете кровь семьи Сына Топора, у нас будет война. Вы не можете ничего делать. Ничего!
Кеннет отвернулся к залу, где продолжались приготовления к представлению.
Мальчика держали за руки два бандита Навера. Его голова упала на грудь, грязный плащ стелился по полу, скрывая ноги. Та'Клав посмотрел на лейтенанта и улыбнулся. Махнул рукой, и кто–то плеснул водой в лицо пленника. Рывок, сдавленный крик, руки в металлических рукавицах крепче сжимаются на плечах. Кеннет не видел лицо мальчишки, но движение плеч, внезапное напряжение всей фигуры, панические взгляды во все стороны говорили сами за себя. Боль, шок, растерянность. Непонимание.
– Ты понимаешь где находишься?
Голос Навера был тихим и участливым. Мальчик не ответил, его голова все еще двигалась во все стороны, будто он искал что–то. Неохотно, наотмашь, бандит ударил его в лицо. Голова бедняги дернулась назад, вернулась на место и замерла.
– Я задал тебе вопрос. Знаешь ли ты, где находишься?
Тишина. И через некоторое время:
– Нет, господин. Не знаю.
– Хорошо, говорить ты умеешь. А слушать?
– Не… не знаю, господин.
– Что ж, я скажу тебе, где ты находишься, и ты скажешь мне, кто ты есть. – Навер улыбнулся еще шире и посмотрел на Кеннета. Пояс с мечом вдруг стал очень тяжелым для лейтенанта, его руки начали зудеть.
– Ты в замке Лав–Дерен, в столице вольного королевства Винде'канн. Ты прятался у ворот, где мы тебя и схватили. Ты шпион?
Вновь тишина, как будто мальчик должен был обдумать даже такой простой вопрос.
– Не знаю, господин.
– Не знаешь? – Навер схватил мальчика за волосы. – Как это, не знаешь?
– Я не знаю… Я не знаю, что такое шпион, господин.
Кто–то в зале прыснул смехом, коротким, нервным, тут же придушенным.
– Это тот, у кого нет чести и достоинства. Ты знаешь, что такое честь, мальчик?
Навер спокойно ждал ответа.
– Не врать, господин… И быть хорошим для других…
– Хорошо. Не врать. Скажи мне тогда, что ты тут делал?
Ответ занял у пленного несколько ударов сердца. Сначала показалось, он пытается вырваться из рук бандитов, но потом только кивнул головой в сторону вышитых на плаще двух шестерок:
– Я теперь солдат, господин… Мой отряд шел к вам, ну и я пошел.
Шум и тут же тишина, несколько солдат Горной Стражи пошевелилось. Кеннет только глянул на десятников, и рота снова замерла.
– Солдат? – Та'Клав ободряюще улыбнулся. – И тебе приказали придти сюда?
– Нет, господин. Я сам пришел.
– А ты знаешь, что за шатания возле замка, за осмотр стен, наказанием является смерть?
Мальчик дернулся, застыл.
– Нет, господин… я…
– Тихо! Если ты носишь плащ Имперской армии и прячешься ночью у крепости в другой стране, то тебе не помогут такие оправдания. За такое тебя нужно бросить в подземелье и оставить там, пока не помрешь от голода. Это суровая кара, но справедливая. Шпион – это худший из злодеев. Тот, кто крадется ночью, чтобы воткнуть тебе нож в спину. Понимаешь, мальчик?
Парень кивнул задумчиво:
– Это как бандит?
В этот раз смех раздался в нескольких местах зала.
Кеннет смотрел и не понимал. Мальчик, даже не защищенный местными обычаями, с каждым ответом все больше нравился собравшимся. Вызывал больше жалости, чем гнева. Лейтенант посмотрел на стоящего сбоку священника, тот, довольный, кивал головой, словно все шло по его плану. Что все это значило?
Он понял это, когда вновь заговорил Навер.
– Я верю тебе. – Он похлопал мальчика по щеке, будто потрепал по голове расторопного пса. – Верю, и поэтому постараюсь, чтобы тебя не наказали, и даже отправили домой. Но ты должен доказать мне правдивость своих слов, доказать, что пришел сам, а этот плащ просто одежда. Сними и плюнь на него, помочись, тогда я увижу - ты не шпион.
Стоящие в строю стражники задергались, сломали линию, кто–то из них потянулся за оружием.
– Рота!!! Внимание!!! – Кеннет успел рявкнуть прежде, чем началось непоправимое. – Равняйсь!
Они послушались, некоторые с сомнением, но вернулись на места и выровнялись. Кеннет посмотрел сначала на Навера, потом на уже широко ухмыляющегося священника и с огромным трудом взглянул на графиню. Не было никаких сомнений, кто тут сейчас командует. Он сглотнул, почти умоляющим жестом коснулся рукояти меча. На мгновение ему показалось, что в ее глазах появилось сочувствие. Потом она покачала головой. Нет.
Нет. Он повернулся к ней спиной.
Двадцать лет назад Восьмая Рота Четвертого Полка Горной Стражи потеряла два своих плаща в стычке с бандой веклавских разбойников. Два солдата просто потеряли свои вещмешки. Кто–то из бандитов их нашел. Когда банду все же уничтожили, то нашли плащи в яме нужника. Они им были не нужны. Роту сначала отдали под суд, потом расформировали, а солдат перевели в другие отряды, где к ним долгое время относились как к изгоям. С того времени у Четвертого Полка не было роты с номером восемь. К некоторым вещам в Горной Страже относятся очень серьезно. Кеннет понимал, если мальчик сделает то, о чем говорит Навер, его отряд тоже перестанет существовать. В таких делах не было смягчающих обстоятельств.
Когда он записался в Стражу, командующий ротой офицер набросил ему на плечи тогда еще белую ткань и сказал: «Носи его с гордостью, заботься о нем, вовремя штопай и следи за тем, что бы никто никогда его не опозорил. Он делает тебя стражником». Он до сих пор помнил эти слова. Солдаты могли не носить плащей, иногда умышленно, иногда для удобства, но правда в том, что для Горной Стражи этот кусок грубой белой ткани был символом статуса, признаком принадлежности к доблестным, яростным отрядам горной пехоты, которые, как говорили, не уступают в битве самой императорской гвардии. Это была единственная уставная часть обмундирования, знак и символ опознавания. Вместо знамен и штандартов, вместо lardoss, деревянного древка с символом полка наверху, Горная Стража носила свои плащи. Кеннет никогда не слышал о случаях продажи плащей или оставления их на поле боя в виде добычи для врага. Право ношения получали с момента вступления в Стражу и до смерти, когда в нем же и хоронили. И не имело значения, подарен ли он кому–то вне отряда. На нем все еще был номер роты, две, вышитые черной нитью шестерки. Нельзя позволить его обесчестить. И в то же время они не могут ничего сделать.
