Рабириец завел было речь о том, что им вполне по карману приобрести какое-нибудь завалящее судно в личную собственность и переправиться на нем, но не нашелся, что ответить на простой вопрос варвара: «Мы что, куда-то опаздываем? Сам же уверял, будто попасть в Рабиры возможно только через два дня, а Пуантен — вот он, за рекой. Сегодня мы там будем или завтра — какая разница?»
— Будь по-вашему, — сдался Хасти, и припомнил, что когда-то проезжал через эти края, сохранив наилучшие воспоминания об одной из многочисленных таверн, выстроившихся вдоль речного берега. Только название он за давностью лет запамятовал — то ли «Причал», то ли «Дом на берегу».
* * *
Таверна носила скромное наименование «Дом у реки», и отыскать ее удалось не сразу, так незаметно она приткнулась между огромным складом шерсти и рыбной лавкой. Войдя в низкую дверь, баронетта диа Монброн немедля расчихалась от едкого запаха горящего жира и плавающего по помещению дыма, но ее сопровождающие, похоже, словно вернулись после долгой отлучки в родные края. Здесь такие типы, как они, не вызывали не удивления, ни подозрительных взглядов. Наоборот, слишком пристального внимания удостоилась как раз Айлэ. Кто-то отпустил не слишком лестное замечание касательно ее скромной особы, поименовав ее саму слишком тощей, а ее задницу костлявой. Девушка сделала вид, будто ничего не расслышала, хотя оскорбилась: вовсе она не плоская и уж точно не костлявая.
Торчавший за стойкой хозяин производил впечатление человека, который уже давно отвык удивляться разнообразию вваливающихся в его заведение посетителей. Он меланхолично сообщил, что комнату до утра может сдать только одну на троих («Нам больше и не надо, верно, красотка?» — жизнерадостно хохотнул варвар, подтолкнув локтем баронетту Монброн), а аргосское прошлогоднего урожая идет по двадцать ас-сов за кувшин. Коли господа воители ищут вербовщика, то им стоит наведаться к Старому рынку и поспрашивать в оружейных лавках — там наверняка подскажут, к кому обратиться, — или самостоятельно добираться до Тавиты Аргосской, что по другую сторону границы. Вроде бы всех желающих принять участие в грядущей потасовке призывали собираться именно в этом городе.
— Какой потасовке? — почти в один голос пожелали узнать магик и Айлэ, у которой неприятно екнуло сердце.
— Известно в какой, — трактирщик, порывшись под стойкой, вытащил слегка погнутый бронзовый ключ от комнаты. — Или вы издалека прибыли и еще не слыхали, что нынче в наших краях делается?
— Не слыхали, — вмешался киммериец. — Но с удовольствием послушаем, почтеннейший… как только перекусим. Хорошие, равно как и скверные новости я предпочитаю узнавать на сытый желудок. Айлэ, хватай ключ, да не потеряй.
Новости Вагаро разительно отличались от того, что довелось услышать путникам на Полуночи Немедии. Здесь представления не имели о бедах и заботах Пограничья, но были изрядно обеспокоены иным — колдовской шумихой в Рабирийских горах, уже которую сотню лет считавшихся злом тихим, мирным и в чем-то даже привычным. Вокруг облюбованного приезжей троицей стола вскоре собралось не менее десятка местных завсегдатаев и проезжих, желающих поделиться сплетнями, а заодно, воспользовавшись удачным случаем, угоститься на дармовщинку. Подчитав количество скопившихся на столе опустевших кувшинов и бутылей всего после полуколокола общей беседы, Айлэ ужаснулась — правитель Аквилонии явно решил как можно ближе пообщаться с верноподданными, а Хасти не собирался от него отставать.
Слухи сыпались, как горох из порвавшегося мешка, противореча друг другу и на удивление причудливо искажая истину. Не оспаривалось только одно: около трех седмиц тому над Рабирами вспыхнул магический огонь, затем еще два или три дня бушевала нешуточная гроза, после чего выяснилось, что кровопийцы огородили свои владения черной туманной стеной высотою аж до небес, выразив тем свой полный отказ от общения с людьми. Либо же, напротив, готовясь пройти по людским землям, вырезая подчистую всех живущих.
Прознав о таких потрясающих переменах, три сопредельные Рабирам державы — Аргос, Зингара и Аквилония в лице Пуантена — забеспокоились и решили принять меры. Аргосцы, к примеру, спешно пригнали в Тавиту два легиона, перевели их по Мосту Кораблей на левый берег и теперь скликают под свои знамена всех желающих противостоять вампирам, буде те обнаглеют и полезут из своих лесов. Тем же занята и Чабела Зингарская — подвластные ей армии выдвинулись к Полуночи и окружают Рабиры вдоль магической преграды. В некоторых полуденных городках Зингары, расположенных вдоль былой Незримой стены Рабиров, творились жуткие дела. Обыватели, не будь дураки, после отшумевшей грозы сунулись в Холмы, обнаружили, что Стена пала и ринулись шарить по тульским деревушкам. Закончилось предприятие из рук вон плачевно — вампиры применили какое-то убийственное колдовство, вышвырнув мародеров прочь.
Услышав это, Хасти довольно булькнул в кружку: «И поделом».
Касательно Пуантена и Аквилонии сплетни гуляли вовсе ошеломительные. Кое-кто клялся всеми богами, что гули заманили к себе самого Золотого Леопарда вместе с его личной гвардией, всех прикончили, а трупы побросали в Алиману. Другие возражали, заверяя, что еще в начале лета герцог был жив-здоров, и лично ездил в Гайард — встречать прибывшего из Тарантии молодого Коннахара, наследника Аквилонской короны. Якобы сейчас принц собирает армию, дабы пересечь реку, вторгнуться в Рабиры и освободить своего вассала, не убитого, но находящегося в плену у рабирийцев. В подтверждение рассказчик сослался на самолично виденные отряды под знаменем пуантенского герцога, всего две седмицы назад маршировавшие из столицы провинции на Полдень, к какому-то из замков над Алиманой — то ли к Стедвику, то ли к Ор-волану. Под конец вспыхнул яростный спор о том, следует ли вскорости ожидать военного конфликта между Троном Льва и Золотой Кордавской Башней. Под шумок Конан жестом подозвал к себе выглядевшего несколько озадаченным Хасти и девушку.
— Вот этого вы мне не говорили, — с упреком бросил он. — Хасти, о чем ты вообще думал, когда учинял эту свою стену?
— О безопасности Рабиров, — незамедлительно откликнулся маг и неожиданно икнул, слегка запинающимся языком выговорив: — М-меня эти ваши людские дрязги не к-касаются.
— Значит, не касаются? А кого касаются? Меня, что ли? Этого малолетнего обормота, у которого отруби вместо мозгов?. — тут король вспомнил о существовании баронетты Монброн, старавшейся сидеть тише мыши, и рявкнул: — Айлэ, почему бы тебе не пойти прогуляться?..
