— Да спасет меня Черная Кали! — засмеялся Аурангзеб. — Неужто ты, северянин, успел заразиться мудростью Шлоки? Ты изъясняешься как человек, знакомый с книжными истинами!
— Кром! — рявкнул Конан. — Положим, я в состоянии прочитать надпись «Выпивка» на вывеске придорожной харчевни. Но из этого еще не следует, будто я — какой-нибудь проклятый книгочей. Впрочем, мне доводилось отправлять таковых в Серые Миры. Перед смертью некоторые из них долго болтали.
— В таком случае, их было очень много, если ты успел набраться от них этой вшивой премудрости, — заключил Аурангзеб, рассматривая могучего варвара.
Конан скромно пожал тяжелыми плечами.
— Я всего лишь ищу применения моему мечу, раджа.
Аурангзеб хлопнул в ладоши.
— Быть по сему! Мне нужны хорошие воины. Шраддха проверит твою силу. — Раджа перевел взгляд на верного Шраддху. — Но не вздумайте убить друг друга! Рвение — это прекрасно, однако мертвый воин больше ничем не сможет доказать мне свою преданность.
* * *
Шлока не открыл Аурангзебу всей правды, лишь намекнул на ее сияние. Но этого оказалось довольно: правитель Калимегдана не посмел задерживать у себя мудреца, человека, способного отыскать единственного коня во всем табуне; человека, способного так легко и с таким достоинством отказаться от золота и почестей. И потому никто не преградил пути Шлоке, когда тот двинулся прочь от города.
Скоро витые башни и резные стены Калимегдана остались далеко позади. Дольше всего Шлока видел у себя за спиной парящий в небе драконий флаг Аурангзеба; но вот и стяг раджи поглотили джунгли. Перед всадником вновь расстилалась караванная тропа и тянулась поросшая высокой травой равнина. Джунгли влажной непроходимой стеной стояли по другую руку от путника.
Взор Шлоки остановился на каменном идоле. Черный силуэт давно забытого божества с растопыренными руками и полусогнутыми ногами отчетливо вырисовывался на фоне заката. Кто установил здесь эту статую? Когда это было? Как звали того бога и каких жертв он требовал?
Судя по всему, изваяние очень древнее. И, скорее всего, здесь приносились человеческие жертвы. Очень, очень давно…
Медленно подъехав к идолу, Шлока остановился. Спешился.
Красноватый свет уходящего дня неторопливо разливался по равнине. Еще какое-то время свет заката помедлит здесь, на земле, а затем, как только край солнечного диска скроется за горизонтом, мгновенно уступит место ночной тьме.
Шлока опустился на землю рядом с идолом, поднял взгляд на небо. Ночь уже скоро настанет. Еще один день поисков миновал.
Но какие бы трудности ни подстерегали Шлоку, он никогда не терял надежды. Ибо ему было открыто то, о чем он никому прежде не рассказывал. Однажды он обратился в горячей мольбе к Кали-Дурге. «О великая богиня! — вскричал Шлока в сердце своем. — Когда же ты подаришь нам бесстрашного воина, который станет опорой для нас и грозой для наших врагов?»
Долго не было ему никакого ответа, только тишина разливалась в душе Шлоки, неся с собой надежду. Не смутное ожидание чуда, но твердую уверенность в том, что чудо придет. И когда эта тишина стала совершенной, в отдалении Шлока услышал детский плач.
И тогда он понял: тот, кому дано спасти его народ, только-только народился на свет. Это дитя, младенец. И задача Шлоки — отыскать его, а отыскав — защитить от всех возможных опасностей и воспитать истинным воином.
Лишь бы не опоздать.
Однако мудрец верил: если божество открыло ему так много, оно позволит ему оказаться на пути врагов ребенка и отвести руку с мечом, когда она будет занесена для смертельного, рокового удара.
— Стало быть, ты — киммериец? — говорил Шраддха, бесцеремонно разглядывая Конана.
Конан сидел на земле, скрестив ноги, и внимательно осматривал свой меч. Малейший след ржавчины тотчас уничтожался. Клинок был ухоженным и остро отточенным.
Варвар поднял на вопрошавшего синие глаза. Холодный взгляд их обжег Шраддху, и вендиец непроизвольно сделал жест, отгоняющий злого духа. Конан еле заметно усмехнулся. Он знал, какое впечатление производит на людей Юга — на людей, которые не привыкли к светлым глазам и считают такой взор «дурным», «наводящим порчу».
— Я родился в Киммерии, — раздельно произнес варвар. — Несомненно, Киммерия является моей родиной. А сам я — киммериец. Очень простая цепочка рассуждений, доступная даже такому глупцу, как ты.
— Я не глупец! — вскипел Шраддха.
— Если это так, то докажи мне свою мудрость и перестань таращиться на меня, как на какую-то заморскую диковину, — посоветовал варвар. — Хоть меня и считают дикарем — есть такие болваны, — я не позволяю себе подобных выходок. И тебе рекомендую следовать моему примеру. Это — признак хорошего воспитания. Если бы ты побывал в Бритунии, тебе бы растолковали, что это означает… В Бритунии можно удачно жениться и вообще раздобыть кучу денег при помощи одного только хорошего воспитания.
Здесь не Бритуния, — буркнул Шраддха.
— Да, я заметил, — отозвался Конан. — И, полагаю, кое-кто разжился немалым богатством именно благодаря своему дурному воспитанию…
— Кого ты имеешь в виду? — Шраддха понизил голос и невольно покосился по сторонам: не слышит ли их кто-нибудь.
Конан — из уважения к собеседнику, в котором начинал видеть своего союзника, — тоже стал говорить потише:
— Если я не ошибся, раджа Аурангзеб — туранец, а это означает, что ему пришлось свергнуть своего предшественника…
— Т-с-с! Об этом не принято упоминать.
— Стало быть, кое-что о хороших манерах здесь известно, — бросил Конан.
— Ты сам не понимаешь, какую опасную тему затронул! Последний раджа Калимегдана был настоящим выродком. Чем старше он становился, тем моложе брал себе наложниц. Многие девушки умирали. О его гареме рассказывали страшные вещи. И ни одна из женщин так и не смогла родить ему наследника. Когда наконец раджа… умер… — Шраддха поперхнулся, и Конан понял: раджа скончался отнюдь не в постели и не от болезни, но от иных причин. От остро отточенных причин. Или же от причин шелковых, туго стянутых на морщинистом горле. Или же от тех, что плещутся па дне кувшина…
— Раджа умер, я понял тебя, — подтолкнул рассказчика Конан.
Шраддха пожал плечами:
— Никто по нему не плакал. Открылись многие жуткие вещи. Он практиковал черную магию. Даже богиня Кали, должно быть, содрогалась, видя, что он творит! Наследника не осталось, как я уже сказал, поэтому трон захватил наиболее достойный.
— Туранский наемник, — сказал Конан.