Примерно к тому времени когда селяне позволили северянину приблизиться к телу, подъехал Эльгиос с двунадесятью стражниками, а за ним на небольшом расстоянии следовали бойцы Конана. Киммериец встретил их на берегу и коротко поведал о приключении в Хороте.
Услышав рассказ, стражники все как один попятились. Все, за исключением Эльгиоса, который не позволил бы деревенщине увидеть, как капитан Воителей выказывает страх. Но Конан заметил, что лицо капитана побледнело, и в приречной тени он потел больше, чем на залитом солнцем мосту. Пальцы аргосиец сложил особым знаком, отгоняющим зло. К тому времени когда Эльгиос кое-как совладал со страхом, Конан успел обшарить труп Траттиса. К северянину присоединился десяток его воинов. На этот раз он не выругался, хотя причин для этого было не меньше, чем раньше. Жемчуг исчез столь же окончательно, как и офирские самоцветы. Драгоценности несомненно покоились на дне реки или в лучшем случае в утробе мертвого зверя.
Конан представлял себе, что скажет Эльгиос, если попросить его выудить чудовище со дна Хорота, а потом разрешить Конану порыться в его внутренностях. Но ничего другого из того, что мог предоставить этот человек, он попросить у Эльгиоса не мог.
— Капитан Эльгиос, — обратился Конан. — У вас набрались деньги на наш залог?
— У вас не хватает, о, по меньшей мере двух драхм за каждого, — прикинул Эльгиос.
"Как раз такая сумма, какая прилипнет к твоим рукам", — подумал киммериец. Он пожал плечами:
— Как пожелаете. Но я бы хотел вам напомнить вот о чем. Зверь, которого я убил…
— Это вы так говорите.
— …которого я убил, — повторил Конан. Его тон лучше всяких слов рассказал о дальнейшей судьбе Эльгиоса, если тот снова в лицо назовет киммерийца лжецом.
— Зверь, которого я убил, — продолжал Конан, — похоже, неплохо порезвился среди ваших здешних прибрежных жителей. Они не забудут моей услуги и не останутся неблагодарными. К тому же я пролил толику своей крови, а один из моих бойцов погиб.
— Погибший был обыкновенным вором, за его голову объявлена награда еще до того, как он присоединился к шайке Карелы! — проворчал Эльгиос.
— Мне об этом ничего не известно, — вежливо ответствовал Конан. Эльгиос, похоже, ведать не ведал о связях с Карелой Рыжей Ястребом самого киммерийца, и казалось самым лучшим и дальше оставить его в неведении.
— Но мне известно-таки, что этот человек был связан со мной клятвой, и я ему пусть кое-чем да обязан. Что вы скажете, если я предложу списать убийство зверя в счет залога, за меня и весь мой отряд?
— Скажу, что вы оскорбляете законы Аргоса, — отрезал Эльгиос. — Они простые, но строгие.
— Так же как и представления селян о справедливости, — заметил Конан. — Они прослышат о том, что нас выгнали взашей, словно нищих, после избавления их от чудовища. Им это не понравится, они станут рассказывать об этом всякому, у кого есть уши. Так что скоро в Аргосе услышат о капитане Эльгиосе и Воителях с Великого Моста. Думаете, вашему Дому придется по вкусу слушать такое?
Жадность и здравый смысл вступили в отчаянную битву, попеременно сменяя друг друга на широком лице капитана Эльгиоса. Наконец он хлопнул ладонью по луке седла. Вид у него был такой, словно он с удовольствием плюнул бы под ноги Конану, но не посмел.
— Отлично, — согласился он наконец. — С деньгами вопрос решен. Но предупреждаю вас: в пределах одного года со дня вашего въезда в Аргос вас вполне могут счесть задолжавшими залог. И могут также запретить заниматься определенными видами работ.
— Как пожелаете, — отозвался Конан. — Но если так, то я попрошу еще кое-что. Любой из моих людей, кто пожелает остаться здесь в деревне, может так и поступить.
Киммериец прекрасно видел, какими взглядами провожают некоторые кондотьеры деревенских бабенок, и знал, что найдутся желающие остаться. А также знал, что если они останутся, то окажутся в хорошем месте для получения любых новостей из Офира и передачи их по Большой Дороге дальше в Аргос.
Эльгиос покачал головой, полусердясь, полузабавляясь:
— Капитан Конан, я думал, что у киммерийцев весь ум в мече. Никак не думал увидеть одного из них торгующимся, как купец на базаре в Шеме!
— Вы сомневались и в том, что киммерийцы моются! — ответил Конан. — Может, мне остаться и растолковать вам еще что-нибудь насчет моего народа?
Эльгиос по крайней мере обладал умением посмеяться над собой.
— Сомневаюсь, что мое достоинство выдержит подобные уроки. Соберите своих людей, тех, что направляются в Аргос, и приготовьте их, пока мой писец оформит грамоту о залоге.
Конан сделал иранистанский жест уважения, подняв открытую ладонь.
— Слушаюсь и повинуюсь, капитан Эльгиос.
Госпожа Ливия, глава и наследница Дома Дамаос, проснулась с ощущением, что случилась беда.
Она не знала, что именно, и заливавший ее спальню серый свет ничего не показывал ей. Она зарылась под легким стеганым одеялом, пока из-под него не остались видны только глаза, а затем снова обвела быстрым взглядом спальню.
Это было не мелкой задачей. Хозяйская спальня во дворце Дамаос сошла бы за большой зал для жилищ поменьше. Покрытый фресками, изображавшими облака и орлов, потолок поднимался столь же высоко, как мачта рыбачьей лодки. Выходившие в сад окна закрывали ширмы из вендийского тика, инкрустированные не только слоновой костью с Черного Побережья, но и более редкой костью снежных демонов из Ванахейма. Там, где пол не скрывали иранистанские ковры, виднелась сложная мозаика, изображавшая сотнями привлекавших и удерживающих взгляд красок цветы, никогда не произраставшие, и зверей, неизвестных природе.
Ливия предпочла бы уютные удобства комнаты в малом крыле дворца, где она провела свое детство. Вместо того чтобы заставить ее почувствовать себя истинным главой Дома Дамаос, переселение в эту гулкую гробницу спальни только напомнило ей, что она едва ли больше чем ребенок.
— Я должна забыть это, чтобы выполнять свой долг главы нашего Дома, — убеждала она Резу, главного дворецкого, — разве не разумней будет позволить мне остаться там, где я чувствую себя удобно, так, чтоб я могла сохранять самообладание?
— Злые языки примутся болтать, что теряете самообладание, — заверил Реза с фамильярностью старого слуги. — И это лыко поставят вам в строку, наряду с вашей молодостью.
— Мне полных девятнадцать лет, возраст вполне достаточный для главы Дома, — отрезала Ливия.
Реза чуть улыбнулся:
— Но вы ведь только что сказали, сударыня, что вы только-только вышли из детского возраста.
