непонимающе посмотрел на дознавателя.
— Но магистр-следователь сказал…
— Не имеет значения, что сказал магистр-следователь, — надменно возразил Бальтазар. — Куда важнее, что у вас найдено имущество Ложи. А это отнюдь не статья сорок два.
Астролог нервно усмехнулся, поправляя растрепанные волосы:
— Я не видел, чтобы магистр-следователь изымал эти талисманы, и в протоколе описи я их не видел тоже. Он вообще достал их из своего кармана! Вы хотите подбросить их мне, хотите, чтобы я сознался в том, чего не совершал. Я знаю, вам лишь бы обвинить невиновного…
— Вы не видели их в протоколе описи только потому, что магистр-следователь из милосердия и великодушия пожалел вас, — прервал типичную речь невиновного Бальтазар. — В надежде на сотрудничество, конечно. Поэтому я советую вам не упорствовать, а сказать, кто передал вам эти талисманы.
— Я не стану ничего говорить, — упрямо отвернулся Вайс, скрестив руки на груди. — Я уже все сказал. И вообще, вы отдали распоряжение. Позвольте мне собрать вещи, которые мне понадобятся в тюрьме.
Бальтазар внимательно изучал волнующегося астролога, который думал настолько «громко», что не нужно было даже прикладывать особых усилий, чтобы услышать. Гайстшписен с первого взгляда на геда понял, что заговорщик из того никудышный. Слишком слабые нервы, никакой выдержки. Почему Бренненд не смог расколоть его, оставалось загадкой. Хотя дознаватель подозревал, чем тут дело.
— Ну что ж, хорошо, — пожал он плечами. — Один вопрос, гражданин Вайс, вас поставили в известность о содержании статьи девяносто восемь Кодекса Ложи?
Астролог, уже поднявшийся со стула, сел обратно и нервно потер руки.
— Нет, — помотал он головой.
— Позвольте мне восполнить пробел ваших знаний, — великодушно улыбнулся Бальтазар и вернулся к столу. — Статья девяносто восемь Кодекса Ложи — это всего-навсего государственная измена, являющаяся одним из самых тяжких преступлений против Равновесия. Судебный процесс проводится совместно с представителями светской власти, которые выдвигают свои обвинения в соответствии со светским законом. Мерой наказания за нарушение статьи девяносто восемь является смертная казнь, но, — дознаватель наставил палец, — не через повешение. Четвертованием. В присутствии представителей Ложи, которые следят за состоянием здоровья казнимого, что позволяет последнему прочувствовать эту болезненную процедуру и даже какое-то время после нее.
От спокойного, чуть насмешливого тона Бальтазара гед побледнел. Дознаватель лишь слегка коснулся его сознания, чтобы увидеть красочные мысли о гипотетическом развлечении. Он мог бы усугубить их, но поостерегся выдавать себя раньше времени.
— Вы, — Давид Вайс облизнул губы, — вы оказываете на меня давление. Вы нарушаете мои права!
— Ни в коей мере, — возразил Бальтазар со всей искренностью профессионального лжеца. — Я просто восполняю пробел ваших знаний.
— Мне это знание совершенно ни к чему, магистр.
Бальтазар улыбнулся, довольствуясь бессильной злобой и нарастающей паникой астролога. Тот уже клялся перед предками и потомками, что никогда в жизни не притронется к менншинским деньгам. И вообще все бросит, если выберется, станет садоводом и начнет выращивать капусту.
— Полагаю, вас в этом уверили, — продолжал дознаватель. — Полагаю, вас убедили, что вам совершенно нечего бояться. Что все пройдет, как надо. А даже если и случится что-то непредвиденное, если даже вас арестуют, то в самом худшем случае вас ждет сорок вторая статья, а это всего-то денежный штраф и ссылка. Вам всего лишь нужно признать вину в незаконной торговле талисманами, и все. Зато какие выгоды, премного больше риска, на который вы согласились пойти. Верно, гражданин Вайс?
Астролог закипал от негодования, но сорваться ему мешал только страх перед голубой мантией с черной окантовкой. Гед сидел, тряся коленями, и думал то о мочевом пузыре, то о душивших его слезах отчаяния. Он отчаянно вспоминал, когда и кто мог убеждать его в чем-то подобном, и никак не мог вспомнить.
Гайстшписен оперся о стол руками, угрожающе навис над Вайсом и подался вперед, заглядывая ему в глаза.
— Ты же лавочник, — вкрадчиво произнес Бальтазар. — Обычный мелкий торгаш. Жулик, который втюхивает бабам любовные привороты и делает удачные прогнозы на всю дальнейшую жизнь. А в перерывах приторговывает кое-чем запрещенным из-под полы, мелочью, безделушками. Все приторговывают, просто в этом не сознаются, ведь времена нынче тяжелые, надо как-то вертеться, — улыбнулся дознаватель и заговорил еще тише: — Ты же никому не делаешь плохо. Наоборот, пользу приносишь, помогаешь бороться с преступностью. Так ты успокаиваешь свою совесть. И успокаивал бы дальше, приторговывая безделушками. Но нет, ты зачем-то похерил скромный гешефт, согласившись взять на хранение или передать нужным людям украденное у Ложи имущество. Ты хоть понимаешь, какие с помощью возвратников могут совершить злодеяния? — угрожающе тихо прошипел Бальтазар. — Наверняка понимаешь. Остается только выяснить: ты согласился ради денег или по идейным убеждениям?
Этого гед не выдержал, взорвавшись бурей возмущения.
— Я ни на что не соглашался! — крикнул он. — Прекратите мне угрожать, иначе…
— Иначе что? — спокойно осадил его Бальтазар. — Подашь жалобу? Я готов ее выслушать, — издевательски дружелюбно сказал он. — А после мы проедем в Комитет Равновесия для дальнейших разбирательств.
— Но вы же приказали… — опешил астролог, холодея от ужаса.
Бальтазар разогнулся, однако отходить не стал.
— В свете новых показаний подозреваемого я могу отменить приказ, — пояснил он, заложив руки за спину и глядя куда-то в сторону.
— К-каких показаний? — прошептал астролог и отчаянно воскликнул: — Я не собираюсь давать никаких показаний!
— А вам и не придется, — самодовольно сказал Гайстшписен. — Знаете, мы разговариваем лишь потому, что Ложа всегда до последнего надеется на сотрудничество и чистосердечное признание. Ложа дает подозреваемому возможность облегчить свою участь. Поэтому и я даю вам шанс, а вы упорно отказываетесь им воспользоваться. Что вынуждает меня прибегнуть к крайним мерам, — сокрушенно вздохнул Бальтазар.
— Нет, вы не посмеете! Это произвол! Это противозаконно!
— Почему же? — удивился дознаватель. — Вы слышали об указе «Statera super omnium»? Данный указ дает мне в чрезвычайной ситуации полное право на магическое вмешательство в обход согласования с Комитетом Равновесия. А мы с вами находимся в чрезвычайной ситуации, гражданин Вайс. Конечно, я обеспечу себя сверх меры бумажной работой, но что поделать, — Бальтазар развел руками. — Равновесие превыше всего.
Астролог уронил голову в подставленные ладони, окончательно сломавшись. Дознаватель улыбнулся бы, добившись своего, однако это была бы горькая улыбка. Его подозрения стали почти уверенностью.
— Так что же, гражданин Вайс? — все же спросил он. — Вы готовы сотрудничать?
Гед поднял голову и покивал. Дознаватель сосредоточился, прикрыв глаза, и дотронулся до его сознания. Это было легкое касание, едва ощутимое, позволяющее лишь следить за ходом мыслей, видеть возникающие в памяти образы. Бальтазару было необходимо это, чтобы вовремя направлять астролога в нужное русло, но он чувствовал, что даже это вряд ли поможет.
— Я не знаю, откуда у меня эти талисманы, — заговорил астролог. — Честно, клянусь всеми богами! Я помню только смутно. Вроде бы ко мне кто-то приходил. Один. Или трое… не знаю, не уверен. Не помню даже, когда и где. Может, никто и не приходил вовсе. Может, мне это только приснилось. А потом появились эти талисманы. И две тысячи крон. И записка, которую я сам себе написал. Наверно, написал — почерк точно был мой.
Бальтазар просмотрел череду наплывающих друг на друга образов, пытаясь надавить на те или иные картины, но гед лишь чувствовал, как стучит в висках кровь, словно от сильного волнения, а ухватиться за подбрасываемые Бальтазаром образы и уйти вглубь своей памяти, чтобы те стали четче и яснее, не мог.
— Что было в записке? — спросил дознаватель.
— Чтобы я не думал о странностях. И чтобы передал талисманы тому, кто назовет пароль…
— Какой?
— «Время прошлого ушло».
— Отзыв?
— «Передайте миру, что новый порядок уже здесь».
— Когда должна состояться передача?
— Не знаю!
Бальтазар поджал губы, не открывая глаз. Глухо и бессмысленно.
— Понятно. Дальше.
— Это все. Записку я сжег, как сам себе и указывал в ней. Больше я ничего не знаю!
Бальтазар вышел из сознания астролога, открыл глаза и проморгался. Вайс отчаянно потер разболевшиеся виски. Ни одной зацепки. Любые, даже самые тонкие ниточки, за которые можно было бы ухватиться и распутать клубок воспоминаний, были обрезаны. Бальтазар сжал кулаки от бессилия.
— Охотно верю, гражданин Вайс, — произнес он отрешенно. — От лица Ложи благодарю за сотрудничество. Однако вынужден огорчить: ваше положение тяжелее, чем я подозревал.
— Что… что это значит? — всхлипнул дрожащий астролог.
Бальтазар посмотрел на него с сочувствием.
— Вашу память
