нет? Было бы странновато, если б он так уж внимательно приглядывался к ботинкам Джеймса, а?
– Хотя, если ты повернут на обуви, почему нет, – добавил Зак, – люди ведь все разные.
Я еле сдерживался, чтобы не побиться головой об стол.
В конце концов Лесли кратко, но доходчиво дала Заку понять, что еще немного, и побьет его головой об стол. Подействовало: мы перешли наконец к эпизоду, когда он представил Джеймса Галлахера Тихому Народу.
– Не то чтобы они вот прям так и назывались…
– Спасибо, про неоднозначность мы поняли, – пресек я очередное «пояснение».
Но Зак мало того что не знал их точного названия, он еще не мог с уверенностью сказать, где они живут.
– Я знаю, как добраться к ним под землей, – пожал он плечами, – но хоть убейте, не в курсе, где это наверху. Ну вы поняли.
Где-то в Ноттинг-Хилле. Точнее он не знал.
А я подозревал, что как раз таки знаю. Но делиться подозрениями не спешил.
И еще Зак хотел, чтобы мы запомнили: они живут вовсе не в канализации. У них есть собственные тоннели, сухие и удобные. Нет, описать он их не может.
– Там ничего не видно, они не любят света.
Джеймс же с первого прикосновения воспылал к ним любовью.
– Только и говорил, что об этих стенах, – сказал Зак.
– А что в них такого? – спросил я.
– Ему нравилось, какие они на ощупь. А Тихому Народу понравился Джеймс – они, типа, в нем увидели родственную душу. Тогда они первый раз и пропустили меня через коридор – и то, наверно, потому, что я дружу со Стивеном.
– Так, значит, Стивен – его настоящее имя.
– Да, – кивнул Зак. – Поверьте, я не вру. У них у всех такие имена: Стивен, Джордж, Генри… Даже странно, что они не носят плоских шляп и штанов на подтяжках.
Но на поверхность они почти не выходят, Стивен скорее исключение из этого правила. Зак сказал, те, кто взаимодействует с наземным миром, с ними не живут.
– Так что там искал Джеймс? – спросила Лесли.
– Не знаю, – пожал плечами Зак, – может, что-то связанное с искусством. А может, девчонку какую подцепил. Есть у них присловье: фею познаешь – назад пути не узнаешь.
Что-то он скрывал. Слишком уж упорно раз за разом уходил от темы.
– Стало быть, Джеймс пошел к ним тоннель, а ты остался снаружи? – спросила Лесли.
– В коридоре, – уточнил Зак.
– Но сам-то как думаешь, зачем он туда пошел?
– Меня вообще дальше коридора не пустили – и это после того, что я для них сделал! – сказал Зак, пафосно складывая руки на груди. – Не хотят меня там видеть, и все тут.
– А Джеймса, значит, хотели, – заключил я. – И ты обиделся?
– Вообще да, – сказал Зак, – должен сказать, было такое дело.
Еще бы: радостная встреча, обнимашки и веселье достались Джеймсу, а Зака, хотя он столько раз покрывал Стивена или разруливал за него наверху всякие проблемы, не пустили. Только потому, что он не потомок Билов или Галлахеров. Никакого упитанного тельца [47] ему не приготовили – хотя о тельцах, тем более упитанных, речи вообще не шло.
– Но все равно, – возмущался Зак, – хоть бы как поблагодарили.
Вот почему надо держать язык за зубами, если сидишь на допросе в полицейском участке. Мы ведь с Лесли были вполне готовы вычеркнуть Зака из списка подозреваемых – пока он не обнаружил свою неприязнь. А это уже был мотив.
Мы переглянулись. Я понял: она тоже слабо верит, что Зак убийца. Отвел глаза и вдруг понял, что посмотрел на нее без маски и просто прочитал мысль на лице, впервые не подумав о том, во что оно превратилось.
– А Грэму Билу подносили упитанного тельца? – спросил я. – Или, может, Райану Кэрроллу?
– Кто такой Райан Кэрролл? – спросил Зак.
– Известный художник и скульптор, – ответил я. – Джеймс был его поклонником.
– Извини, не знаю такого, – пожал плечами Зак, – не могу же я знать всех и каждого. Но если это был правильный Кэрролл – то да, и его могли впустить.
– А как насчет Грэма Била? Директора фирмы? – спросил я.
– Бывал он там, – кивнул Зак. – Но гораздо чаще заходил его брат. Очень уж любил копать. Жаль, что так погиб. Стивен говорил, с тех пор Грэма Била они больше не видели.
– Сколько их там? – спросила Лесли.
– Не знаю.
– Десять, двадцать, двести?
– Больше двадцати, – сказал Зак, – по крайней мере несколько семей.
– Семей, – выдохнула Лесли, – о боже.
– Они многие сотни лет живут наособицу, – сказал Зак. – Зуб даю, твой наставник и знать о них не знал. А теперь-то что? Явитесь туда всей толпой? Узнаете, что их дети не ходят в школу, и доложите в соцзащиту? Выпишете штраф за незаконное проживание в метро?
Он прожигал меня гневным взглядом.
– Чего молчишь? Сами не знаете, что будете делать, так ведь?
Он был прав. Я действительно не знал, что мы будем делать. Но ведь для этого Бог и создал начальство.
Однако и оно не знало, что делать дальше.
– Вам было известно, что там живут люди? – спросил Сивелл у Найтингейла.
Мы собрались возле маркерной доски в отделе убийств – там обычно висят расписания, записки и фото тех, кого только что вычеркнули из списка подозреваемых или свидетелей.
– Нет, – ответил мой шеф.
– Может, сейчас и не время об этом говорить, – надулся Сивелл, – но для меня налицо явный недосмотр с вашей стороны. Припомните, Томас, что случилось за этот год: я завел излишне близкое знакомство с мистером Панчем и участвовал в поджоге Ковент-Гардена. А Мириам достались бабы с зубастыми вагинами и люди-кошки. И теперь, значит, вы хотите поставить меня перед фактом, что под Ноттинг-Хиллом живут гребаные люди-кроты, вооруженные пистолетами «Стэн»? И их там целое гребаное поселение? Меня постоянно призывают считаться с вашим мнением во всем, что касается необычных и особых дел, но теперь у меня есть все основания выражать крайнее недовольство вашим подходом к служебным обязанностям!
– Это, разумеется, очень досадно… – начал было Найтингейл.
– Это, вашу мать, не досадно, – очень тихо сказал Сивелл. – Это просто непрофессионально.
Я уже достаточно хорошо знал Найтингейла и только поэтому уловил, как он едва заметно поморщился. И понял, что это означает.
– Вы, разумеется, правы, – вежливо сказал Найтингейл. – Я допустил недосмотр и приношу свои извинения.
Взгляд Стефанопулос вопрошал: «Че за хрень происходит?» А я и сам не понимал. Даже у Сивелла вид был настороженный.
– До того как стать главой Безумства, – пояснил Найтингейл, – я редко участвовал в городских операциях. Большую часть
