– А я откуда знаю? – морщился Калаф. – Я в гости к Даиру не напрашивался. Он твоим другом был, Буил, а не моим. Вы тут с ним пропускали по кубку одисского в конце недели. Меня не угощали!
– Подожди, Калаф, – повысил голос Юайс, который шаг за шагом обходил комнатушку, пока не остановился в дальнем углу. – Ты права, Гаота. Рисунок единственный. Скажи, Калаф. Если не ты – кто мог зайти в этот дом без Даира? Не после его смерти, а до.
– Так… – задумался Калаф. – Братья по храму – они вернуться должны со дня на день, но… Без Даира – нет. А так-то, просители иногда бывали у Даира. Он был хорошим сэгатом. На всякую просьбу откликался.
– На ночь запирал дом? – спросил Юайс.
– Обязательно, – громыхнул щеколдой Буил. – Мне случалось заглядывать к нему поздно, но никогда я не заставал дверь открытой. А уж в последние три года, как появились эти строители…
– Хорошо, – вернулся к входной двери Юайс. – Но ведь кто-то оставил эту пакость?
– Что с ней теперь делать? – спросил Буил. – Стирать? Боязно как-то. Шевелится. Что за дрянь такая?
– Это порча, – вздохнул Юайс. – И я очень боюсь, что таких рисунков в городе немало.
– Я могу увидеть все, – прошептала Гаота.
– Не вздумай, – покачал головой Юайс. – Сиди тихо и незаметно. Твоим усилиям еще придет срок.
– Может, выпилить кусок пола да сжечь? – предложил Калаф. – И войлок можно обрезать. А то и вовсе заменить. Распустить его на куски для малых келий?
– Бесполезно, – не согласился Юайс. – Еще предложи выпилить кусок площади, на которую падает солнечный луч. Его-то ты не выпилишь? Порчу можно только снять.
– Я могу попробовать, – подала голос Гаота.
– Тсс, – погрозил ей пальцем Юайс. – Не время для проб. Ошибки недопустимы. Я тоже мог бы попробовать, но третья проверка мне тоже ни к чему… Эх, если бы я не стал трогать Цая – может быть, не было бы и проверок… Ладно, сейчас Глума привезет мастера. Надеюсь, он поможет. Пока главное – выяснить, кто это мог сделать.
– Дверь всегда на замке, на окнах – ставни! – начал загибать пальцы Калаф. – Выпить, правда, Даир любил, но вот только с Буилом…
– Он меру знал, – проворчал Буил. – Я уж упасть готов был порой, а он всегда посмеивался только. Вытаскивал меня за шиворот на свежий воздух, встряхивал да отдавал стражникам, чтобы до дома доставили. И всякий раз недопитое передавал с ними же, мне на опохмел! А здесь – ни единой склянки с вином. Ни полной, ни пустой!
– Он болел? – спросила Гаота.
– Он сгорел! – повысил голос Буил.
– Подожди, – выпрямился Юайс. – Он недужил в последний месяц?
– Так, чтобы без памяти валяться, нет, – махнул рукой Буил. – Это ж надо войлок задрать, чертить и разлиновывать? Или как?
– Или как, – кивнул Юайс. – Эта погань не выведена ни краской, ни углем. Она посажена. Семечко обронено, вот из него эта картинка и выросла. Тут и минуты хватит. Бросил, пропел заклинание – и все, дело пошло. Дальше – сама дойдет. Главное, чтобы сырости не было да люди ходили, ими она питается. Болью их. Так что только под крышей и только там, где ходят люди.
– Спину у него схватывало, – наморщил лоб Буил. – Ну так я привел к нему лекаря одного. Так он один не оставался… Трое нас было. Бросили одеяло на пол. Уложили Даира. Лекарь намял ему спину. Да, пропел что-то. Ну так спина-то и прошла!
– Что за лекарь? – спросил Юайс.
– Так у Транка остановился, – пожал плечами Буил. – Как его… Толстяк… Из Тэра. Бляха еще у него здоровенная и острая. Корп!
– Ну вот, – пробормотал Юайс. – Все начинает сходиться. Корп… Единственный лекарь. Ходит по всему городу. Буил, во-первых, отправляй стражу к Транку. Только разговоров не заводи с этим Корпом. Единственный способ его взять, не убив, – ударить сзади по голове. Не мне тебя учить, но если что – лучше убить. Для очистки совести советую заглянуть в любой из домов, где этот лекарь старался в Граброке. Заглянуть да поднять или войлок, или ковер, или сдвинуть топчан… Увидишь похожее, вопросов не останется, думаю. Ну а потом… Потом весь город придется перевернуть. Эту погань надо вычищать.
– Как вычищать? – скривился Буил.
– Кто тут собрался вычищать? – раздался за спиной Буила знакомый голос, и, ведомый под руку Глумой, в домик Даира вошел, пошатываясь, Крафти. Под мышкой у него была зажата лопата. Увидев Юайса, старик прижал ладонь с сердцу, затем поклонился Буилу, улыбнулся Гаоте, скривился Калафу, замер, разглядывая рисунок.
– Задержались, – вздохнула Глума. – Единственному колдуну в Граброке потребовались перчатки, прошитые серебряной ниткой.
– К сожалению, в Граброке он не единственный, – заметил Юайс.
– Это точно, – поморщился Крафти, натягивая на руки явно женские перчатки. – А ты как хотела, красавица? Или думаешь – я свою жизнь на медный грош обменяю? Чую, что таких цветков расцвело в Граброке за сотню…
– Что ж ты их раньше не разглядел? – сплюнул Буил.
– Ты не плюйся, – посоветовал стражнику Крафти. – Лучше готовь палец. Мне капля крови будет нужна. На каждый цветок по капле. Твой город, если ты еще не понял, весь в крови вымазан, Буил. Тут и самый зоркий может обмануться. А уж старик-то… Ладно. Жаровня еще нужна, горящая. Можно старую, потом все одно выбросить придется. И вот… – старик неожиданно ловко сшиб с рукояти лопату, – вот таких деревяшек на каждый цветок по одной. Причем не с плетня какого-нибудь, а из рук. Чтобы захватана была. Грабли, мотыга, лопата, коса – все одно. Главное, чтобы захватана и не смоляного дерева. Не хвойная, значит. Ясно? Калаф, чего застыл-то? Вот жаровня, быстро разжигай пламя!
– Делать-то что будешь? – прошептал Буил, доставая из‑за пояса нож. – Давай уж, а то пора мне. Будут тебе и лопаты, и все остальное…
– Делать… – проворчал Крафти, рассматривая собственные руки в сверкающих перчатках. – Считать буду. Если бургомистр мне ничего не заплатит, плакать не стану. А вот если бросит за каждый такой цветок по серебряному, то прослежусь.
– Буду кланяться за тебя, Крафти, – пообещал Буил, рассекая кожу на ладони.
– Запоминай, парень, – покосился на Юайса Крафти. – Надеюсь, правда, не пригодится тебе это…
Колдун поймал на конец деревяшки каплю крови Буила, тяжело опустился на колени и, выставив вперед подрагивающие руки, провел палкой в двух ладонях над рисунком. Гаота замерла. Лепестки рисунка, которые колыхались, как паутина на слабом ветру, замерли, а потом медленно потянулись за деревяшкой.
– Вот и славно, – закашлялся Крафти. – Калаф, поторопись с огнем! А теперь так…
