Когда это всё началось? Где она, эта точка ветвления?
Перед глазами неожиданно всплыло второе послание из будущего, то самое, в котором Синицын пытался разъяснить мне «на пальцах» теорию времени.
Схватив сумку и быстро покидав в неё первые попавшиеся под руку тетради и книги, я бросился к двери.
— Ты куда?! — донеслось до меня уже в коридоре.
— Учиться! — махнул я рукой, выскакивая из блока…
Проверить внезапно пришедшую в голову мысль можно было только одним способом.
Всё равно ведь собирался, как и вчера, смыться от соглядатаев через стройку и институт, так почему бы не сделать это на пару часов раньше?
По воскресеньям часть учебных корпусов, как правило, закрывались, и если бы не уже начавшаяся зачётная сессия, в нужное место я мог бы сегодня и не попасть. Однако повезло. Библиотека с читалкой кафедры иностранных языков оказалась открыта, и мне снова удалось без проблем проникнуть на стройку через окно санузла.
Сегодня первым на стройплощадке меня встретил Бузун. Увидав злоумышленника, он бросился ко мне с громким лаем, но уже через пару мгновений, видимо, почуяв знакомый запах, перестал гавкать, а ещё через пару вдруг закрутил хвостом и начал прыгать вокруг меня как щенок, окончательно признав в качестве «своего». Наградой ему стал заныканный из столовой бутерброд с половинкой люля-кебаба. Думал сожрать его сам, ближе к вечеру, если внезапно проголодаюсь, но — делать нечего — пришлось поделиться с псом. Он у нас всё-таки сторож, а не хухры́-мухры́…
Бузун проводил меня до самой двери «Прорабской» и даже гавкнул вместо звонка: мол, открывайте, хозяева, гости пришли.
Никто, конечно, мне дверь не открыл, я отворил её сам.
— Привет, дядя Коля! Как жизнь? Куда Петровича подевал?
— Жизнь бьёт ключом и всё по башке. А Петрович по воскресеньям дома сидит, нервы расшатанные успокаивает. — Иваныч поднялся из-за стола и протянул для пожатия руку. — Здорово, Дюха! Чего опять к нам? Опять что ли встречу какую назначил?
— Нет, сегодня другое, — я покачал головой и плюхнулся рядом на лавку. — Сегодня я позвонить хочу.
— Ленке?
— Да.
— Дело хорошее. Одобряю.
Барабаш подвинул мне телефон и, деланно отвернувшись, принялся нарочито шуршать журналами, актами и чертежами, изображая «рабочий процесс».
Секунд пять я просто смотрел на него, но после не выдержал:
— Иваныч!
— А? Чего? — встрепенулся тот.
Я положил руку на телефонную трубку и укоризненно хмыкнул.
Иваныч вздохнул.
— Ладно. Пойду прогуляюсь. Пятнадцать минут тебе хватит?
— Думаю, да.
— Хорошо. Вернусь через двадцать…
Дверь хлопнула. Дядя Коля ушёл.
Я сунул руку в карман и достал пятачок.
Если против меня играет само мироздание, лишний раз в этом убедиться не помешает.
Монетка взлетела в воздух.
Орёл — звоню Кривошапкиным, решка …
Поймав на лету пятак, я хлопнул им о предплечье.
Убрал ладонь.
Решка.
Для закрепления результата проделал эту операцию ещё пять раз.
Решка. Решка. Решка. Решка. Решка.
Как и предполагалось.
Подняв трубку, я медленно набрал номер.
— Алло, — отозвались на том конце провода.
— Привет. Это я…
Когда дядя Коля вернулся, я стоял у окна и наблюдал за тем, как загружают мешками стоящий возле ворот ЗиЛ-130.
— Ну что, дозвонился?
— Ага.
— И как?
— Нормально. Договорились, что встретимся.
— Молоток! А где?
— Да так… в одном месте.
— Не хочешь говорить? — усмехнулся Иваныч. — Ну и правильно. Нечего всем об этом рассказывать… Ты, кстати, чего там высматриваешь? — кивнул он на покрытое пылью окно.
Я развернулся к Иванычу.
— Слушай, дядь Коль. А Васька, твой родственник, он сейчас куда уезжает?
— А ты почему спрашиваешь? — нахмурился Барабаш.
— Да я просто подумал… Может, мне с ним по пути, а?
— Так ты сэкономить хочешь, — догадался Иваныч. — В область он едет, в Лобню. Там у нас новый объект открывают, надо чуток барахла перекинуть.
— В Лобню?! — вплеснул я руками. — Так мне же туда и надо.
Иваныч посмотрел на меня с подозрением, но выспрашивать дальше не стал.
— Чую, мудришь ты, Дюха. Ну да ладно. Скажу Ваське, чтобы подбросил тебя. Так уж и быть.
— Спасибо, дядь Коль, — с чувством поблагодарил я Иваныча.
— Да ладно, чего уж там, — махнул он рукой…
С объекта мы выехали через пятнадцать минут. Василий против того, чтобы «подбросить студента до Лобни», не возражал, хотя я, честно признаюсь, думал, что он обязательно заартачится. Помня его жуликоватую натуру и характеристику прощелыги, «выписанную» ему дядей Колей ещё в сентябре, этого можно было ожидать больше, чем скорого и безоговорочного согласия. Однако всё произошло с точностью до наоборот.
Барабаш объяснил этот «феномен» просто, тихо сообщив между делом:
— Он вчера, с согласия мастера, рулон рубероида спёр. А сегодня я ему пообещал ещё два, так что пусть бы он только попробовал кочевряжиться, уж я бы ему ух!
Дядя Коля состроил зверскую рожу и показал крепко сжатый кулак.
Я мысленно с ним согласился.
Против таких аргументов действительно не попрёшь…
До переезда на «Новодачной» Васька-водила болтал не переставая: ругал начальство, жаловался на «тяжёлую» жизнь, хвастался собственной предприимчивостью. После переезда он неожиданно протянул руку к бардачку на «торпеде» и дёрнул вниз крышку.
— Гляди, паря, чего у меня есть.
В бардачке вместо засаленных путевых листов обнаружилась вмонтированная в металл магнитола.
«АМ-302 стерео», — прочитал я название на панели.
— Сам мастерил, — горделиво заметил Василий. — «Волга» у начальника автоколонны пошла под списание, ну я и подсуетился. На эту штукенцию целая очередь выстроилась, а я всё равно первый успел, потому что не ленивый. Все ждали, когда тачку на улицу вывезут, чтобы потом на свалку, а на самом деле её можно было прямо в цеху подшаманить. Приказ-то всё равно уже вышел, чего ждать-то…
— А колонки куда присобачил? — поинтересовался я для проформы.
— Сзади над стойками, — махнул себе за спину Иванычев родственник. — Ох, и повозился я с ними, всю обшивку снимал, полдня ковырялся…
— А слышно? У тебя же тут грохот, как в танке.
— Не веришь? — оскорбился Василий. — Ну, тогда вот, слушай.
Он вынул откуда-то из-за сиденья кассету и вставил её в магнитолу:
— Специально у племянника взял, чтоб проверить.
— А что там?
— Да хрен его знает! Фигня какая-то, но слушается нормально, сейчас убедишься…
Слушалось и вправду нормально, хотя для этого и пришлось прокрутить громкость почти до упора — шумоизоляция в ЗиЛе оставляла желать лучшего.
А Васькиного племянника я даже зауважал. Не у каждого в нынешнем времени найдётся свежая запись «Аквариума», да ещё и не на обычной катушке, а на компакте типа МК-60.
Мне кажется, нам не уйти далеко,
Похоже, что мы взаперти.
У каждого есть свой город и дом,
И мы пойманы в этой сети;
И там, где я пел, ты не больше, чем гость,
Хотя я пел не для них.
Но мы станем такими, какими они
Видят нас —
Ты вернешься домой,
И я — домой,
И все при своих…[1]
Странно, но эта нехитрая песенка оказалась вполне созвучна моему теперешнему состоянию.
Разговор с Леной сложился легко, словно и не было у нас никаких размолвок.
«Я хочу тебя видеть. — Я тоже. — Нам надо поговорить. — Согласен. — Приедешь? — Приеду…»
То, что приехать я должен был в один частный дом в Шереметьево (а это всего лишь в двух километрах от кацнельсоновской дачи), меня нисколько не удивило — учитывая синицынскую теорию, по-другому и быть не могло. И от станции Лобня дотуда всего одна остановка на электричке. Короче, успею и поговорить до эксперимента, и изменения в него кое-какие внести, если понадобится…
