Негромкий, но навязчивый многоголосый гул сверлит перепонки. Кажется, он идет отовсюду, будто стоишь на мосту посреди города в час пик, на перекрестке звуковых, световых и радиоволн, как огромная распределительная антенна.
Для подземного бункера здесь неожиданно много стекла. Вскоре Джен понимает почему — одна яркая лампочка пронизывает насквозь три комнаты холодным голубым светом, весьма экономно, учитывая тюремный характер клетки. Прозрачные перегородки местами заклеены неровными белыми кусками чего-то, напоминающего бумагу, но совершенно непрозрачного, нет даже просвета. Спертым сухим воздухом сложно дышать.
В угловом отсеке, куда вывел туннель, стоит запах подпаленной древесины. Вдоль самой длинной глухой стены тянется черная, с виду — пластиковая, столешница. Абсолютно пустая и чистая как в только что отремонтированной квартире. У соседней стены пристроены два чугунных чана на железных каркасах, над одним из них длинношейным гусем высовывается водопроводная труба. Мельком заглянув во второй, Джен находит наполовину прогоревшие бруски дерева.
— Коммуникации? — шепотом спрашивает Джен, кивнув на кран.
Ворон оборачивается. Кивает.
— Минимум.
Джен еще раз оглядывает аскетичную кухню. Представляет здесь Отшельника сухопарым старцем, склонившимся над девственной столешницей. Перебирая воздух жилистыми пальцами больше для разминки нежели для дела, конструктор лепит волокна говядины, сплетает их в скромный стейк. Затем из обедневшей за годы земли выуживает молекулы натрия и хлора (наверное, их проще выделить, чем составить) и связывает в прозрачные кубики соли, посыпает стейк сверху. Чтобы разжечь огонь ему достаточно щелкнуть пальцами. Дрова никогда не закончатся, зола воскресает аккуратной поленницей (заодно и воздух от углекислоты чистится). Из столовых приборов достаточно зубочистки — нанизать тонкие кусочки жареного мяса, только чтобы пальцы не испачкать. А после ужина из капнувшего на стол сока или рассыпанных крошек обогатить кислородом воздух. Чтобы ночью легче дышалось. Закон сохранения частиц в природе. Прощайте зверофермы и озоновые дыры. Здравствуй, четвёртая промышленная революция, тебя представляли иначе.
Падре поднимается последним. Положив пистолет на столешницу, отряхивает колени.
— Знатные хоромы, — шепчет он, озираясь.
— По планам — двадцать четыре квадрата, — отвечает Ворон. Присев, он разглядывает что-то в глухой стене кухни, почти уткнувшись в нее носом. Конструктор скользит взглядом вдоль угла, поднимается вверх до черного матового потолка. Оборачивается к Джену: — В этой стене интерклюд.
Но быть его там не должно. Клетка — ровный прямоугольник без выступов и коридоров, опоясанный как ремнями ходами для восстановления защитного слоя. Значит, Отшельник либо возвел эту стену, либо…
— Интерклюд ведь обновляют каждый год? — уточняет Джен. Мысль о том, что сверхпрочную стену проще разрезать по шву и перенести, чем воздвигнуть, накрепко засела в голове. И если так, ни о каком заключении речи быть не может. Расширенные границ этот ход тоже объясняет.
— По бумагам — да, — Ворон жестом показывает Джену следить за перспективой в стеклянных перегородках, а сам заходит за угол, в узкий коридор. Джен тоже высовывается, оценить обстановку.
— Здесь зеркала, — удивленно произносит инквизитор, увидев отражение Ворона в конце коридора. Насколько хватает взгляда Отшельника не видно, зато они для него — как на ладони. Джен чувствует себя безоружным и голым посреди открытого минного поля.
— Может, пространство не такое большое, каким кажется, — пророк тоже вышел в коридор и озирается по сторонам.
— Джа, не высовывайся, держись за мной, пожалуйста, — сквозь зубы цедит Джен. С недовольным видом пророк послушно возвращается в кухню.
Рита молодец, держится по левую руку, достаточно близко, чтобы Джен мог ее прикрыть и в то же время весь периметр перед ней как на ладони. Вот только угрозы не видно.
Ворон движется вдоль стены, едва касаясь курткой гладкого серого покрытия, похожего на отполированный мрамор. Правой рукой он прощупывает стену прежде чем сделать шаг, вторую держит перед собой как щит. На периферии зрения Джен ловит едва заметное преломление, будто воздух у ладони конструктора и впрямь колеблется сгустком. Остановившись почти на середине пути, Ворон неожиданно поворачивается к стене, подставляя пространству спину, защищенную только вниманием Джена. Коротким жестом зовет к себе.
— Стойте здесь, — командует инквизитор. Рита, кивнув, замещает его на посту смотрящего. Еще чуть-чуть, и с ней можно будет идти в разведку.
Бесшумно Джен подбирается к Ворону. Чезет на предохранителе оттягивает пояс, но в ладони инквизитора греется рукоять стилета, большой палец гладит выступ штифта.
— Дверь, — Ворон проводит ребром ладони вдоль едва заметной линии стыка в стене, начиненной интерклюдом. — Проверь периметр, я останусь. Заделанный выход наружу должен быть на противоположной стороне.
Джен кивает, собравшись идти, Ворон хватает его за правый локоть, останавливает.
— Пулю остановить сложнее, чем нож, — предупреждает он, будто видит сквозь полы куртки, что держит Джен наизготовку. И он прав.
Отпустив клинок, Джен достает услужливый чезет. Рукоять лежит в ладони как влитая.
Встретившись со своим отражением в конце коридора, инквизитор сворачивает вглубь клетки. Стеклянные перегородки идут параллельно друг другу со смещением на манер лабиринта так, что каждая ячейка-комната является проходной. В первой на полу возле батареи устроена лежанка — посеревший от времени матрас без простыней и одеяла, вместо подушки скрученный из тряпки валик. По второй комнате разбросаны книги, старые, с рассыпавшимися переплетами, из некоторых страницы выдраны целыми блоками и валяются здесь же. В углу — сложенное в форме кресла одеяло. Белые наклейки на стеклах стен оказались основой для коллажей, собранных из иллюстраций к древнегреческим мифам. Джен узнал медузу Горгону, которую трахает Минотавр, пока Тесей камерой, занесенной над человекобыком вместо меча, снимает происходящее. Фантазии у великого ученого, оказывается, на уровне пятиклассника.
Свернув в третью комнату, Джен сталкивается лицом к лицу со своим отражением. Фокус застает врасплох. Стоило сделать шаг внутрь комнаты, как образ размножился, обернувшись, Джен едва не теряется в двойной рекурсии — вторая стена, прозрачная со стороны «библиотеки», отсюда задернута зеркалом и мириады инквизиторов держат Джена на мушке с обеих сторон.
Мать твою. Понятно, почему тесная клетка кажется огромной и пустой.
Сняв чезет с предохранителя, Джен осматривает черноту потолка и отступает за перегородку. Ворон на посту, Рита наизготовку, Джа и Падре с оружием в руках настороже. Джен показывает, что собирается сделать, Ворон кивает молча. Натянув куртку за ворот на голову, прикрывая лицо, инквизитор со всего размаху лупит рукоятью пистолета по зеркальной стене.
Ни осколков, ни звона. От удара, который вышел глухим и упругим, словно по металлу, по стене ползет глубокая трещина. Подцепив стволом рваный край, Джен отдирает кусок покрытия, затем еще и еще, освобождает влажную от сырости бетонную стену до наглухо запечатанной двери. Чугун дверного полотна проржавел, зазора между ним и косяком почти не осталось, черная плесень законопатила щели. Через эту дверь давно никто не выбирался наружу.
На обратной дороге через лабиринт Джен методично разбивает все зеркальные поверхности больше для разрядки, нежели желая убедиться, что за ними глухие стены, а не потайные комнаты.
— Он здесь, — говорит Ворон, когда Джен возвращается, и кивает на спрятанную в стене с интерклюдом дверь. — Видимо, санузел. Открывается внутрь.
Нет там уже санузла. Джен и рад бы в лучших традициях боевиков девяностых выбить дверь пинком, наставить пушку промеж глаз сидящему на толчке Отшельнику и проорать что-то в духе «руки вверх мазафака». Но сейчас не тот случай.
