Он поднял глаза, и она присела ему на руки, обхватив коленями его талию. Халид стащил с себя камис через голову, и Шарзад ладонями провела по его груди. Она остановилась на едва заметной белой линии, проходившей по всей его ключице.
– Викрам, – объяснил он.
Она прищурила глаза.
– Раджпут? Он порезал тебя?
– А что? – Халиф говорил почти дразнящим тоном. – Это тебя беспокоит?
Она поморщила нос.
Халид притянул ее ближе.
– Такое случается, время от времени. Он все же лучше, чем я.
– Мне все равно. Не позволяй ему снова себя поранить.
– Я сделаю все возможное. – Он приподнял ее подбородок. – А как насчет этого? – Он провел большим пальцем по старой отметке с нижней стороны ее челюсти, посылая дрожь вниз по ее спине.
– Я упала со стены, когда мне было тринадцать.
– Почему ты была на стене?
– Я пыталась доказать, что смогу залезть на нее.
– Кому?
Когда она не ответила, Халид напрягся.
– Ясно, – пробормотал он. – А этот дурак просто смотрел, как ты падаешь?
– Я не дала ему выбора.
На его губах появился призрак улыбки.
– Вопреки всему, у меня есть капелька сочувствия к нему… посреди моря ненависти.
– Халид. – Она толкнула его в грудь.
– Шарзад. – Он поймал ее руку, выражение его лица было резким из-за интенсивности эмоций. – Это действительно то, чего ты хочешь?
Она смотрела на него, с удивлением заметив проблеск уязвимости на его лице.
Могучий халиф Хорасана. Царь царей.
Ее красивый монстр.
Шарзад наклонилась вперед и обхватила губами его нижнюю губу. Она взяла его подбородок ладонями и нырнула языком в нагретый на солнце мед.
Как он сказал, в этом вопросе никогда не было выбора.
Его рука скользнула ей на поясницу, и Шарзад выгнулась, прижимаясь к нему всем телом. Шнурки ее шамлы развязались, а по телу пробежал прохладный воздух, за которым последовало желанное тепло его прикосновения. Ощущение его кожи, касающейся ее.
Когда губы Халида двигались к ее шее, осторожно обогнув рану, оставленную кинжалом фидийца, Шарзад приняла решение.
– Я люблю тебя, – сказала она.
Халид поднял голову к ней.
Она положила руку ему на щеку.
– Больше, чем можно описать словами.
Пристально глядя ей в лицо, он опустил ее на подушки. Затем накрыл руку Шарзад своей, целуя запястье.
– Моя душа видит ровню в тебе.
Все, что было перед ней, растворилось в янтаре и правде.
И в поцелуе Шарзад позволила себе поддаться.
Поддаться мальчишке, в котором было невозможное, неправдоподобное соединение контрастов.
Мальчишке, который сжег ее жизнь дотла, только чтобы сделать из этого мир, совершенно не похожий на те, которые она когда-либо знала.
Завтра ее будет волновать такое понятие, как верность. Завтра она будет беспокоиться о цене подобного предательства.
Но сегодня имело значение лишь это.
Их руки были подняты над ее головой. Она слышала его тихий шепот.
Просто один мальчик и одна девочка.
Это…
Забвение.
* * *
Шарзад проснулась от запаха роз.
От запаха дома.
Золотое солнце просвечивало лучами резные деревянные планки ставней, ведущих на балкон. Она вздрогнула от его света и повернулась на другой бок.
На шелковой подушке возле своей головы увидела бледно-фиолетовую розу и сложенный лист пергамента. Шарзад улыбнулась. Затем подняла розу и поднесла ее ближе.
Цветок был безупречным. Окружность извилистых лепестков идеальна, и цвет гармонично балансировал между ярким и приглушенным. Вдыхая пьянящий аромат, она, потянувшись за клочком пергамента, перевернулась на живот.
Шази,
Я предпочитаю синий цвет всем остальным. Запах сирени в твоих волосах является источником постоянных мучений. Я терпеть не могу инжир. И наконец, на протяжении всей жизни не забуду воспоминания о вчерашней ночи…
Ибо ничто, ни солнце, ни дождь, ни даже самая яркая звезда на темном небе не сравнятся с твоей изумительностью.
ХалидШарзад перечитала письмо четыре раза, фиксируя его слова в памяти. Ее улыбка становилась шире с каждым прочтением, пока не стала настолько широкой, что начали болеть щеки. Затем девушка рассмеялась как дурочка и сразу же отчитала себя за это. Она положила розу и пергамент на стул возле кровати и потянулась, чтобы взять с пола свою отброшенную шамлу.
«Где Деспина?»
Завязывая шнурки, Шарзад подошла к двери комнаты своей служанки и постучала. Когда никто не ответил, она повернула ручку и заглянула внутрь. Комната выглядела темной и заброшенной. Шарзад, нахмурившись, развернулась обратно.
Ее хмурый вид все усиливался, пока она купалась и одевала льняной, насыщенного алого цвета, камис без рукавов и подходящие шаровары. Манжеты и подол были вышиты мелким жемчугом, а также украшениями из меди и золота.
Когда она закончила распутывать гребнем из слоновой кости последнюю прядь волос, одна из двойных дверей открылась, а затем захлопнулась с оглушительным треском.
Приглушенно вскрикнув, Шарзад подпрыгнула.
– Скучали по мне? – поддразнила ее Деспина.
– Где ты была все утро? – Госпожа с негодованием посмотрела на служанку, закручивая свои все еще влажные волосы через плечо.
Деспина склонила голову набок.
– Вы, наверное, шутите, избалованная халифа. Я бы скорее отведала фекалий, чем вернулась в эту комнату раньше. Особенно рискуя навлечь на себя гнев короля.
– О чем ты говоришь?
– Прекратите изображать ложную скромность. Весь дворец знает об этом.
Теплая волна поднималась по шее Шарзад.
– Знает о чем?
Деспина ухмыльнулась.
– Халиф Хорасана в одиночестве идет в сады на рассвете. И возвращается с единственной розой. – Она указала на цветок, лежащий на стуле позади Шарзад. – Думаю, можно с уверенностью предположить почему.
Огонь разлился по лицу Шарзад.
Деспина застонала.
– Вы собираетесь отрицать это, да? Как утомительно.
Шарзад выдержала паузу.
– Нет. Не собираюсь. – Она приподняла подбородок.
– Слава богам! Я думала, мне придется, страдая, наблюдать за очередной возмутительной попыткой показать скромность.
– Ну да, кому же еще об этом говорить, как не тебе.
– В смысле?
Шарзад уперла руки в бедра и приподняла одну бровь, идеально подражая своей служанке.
– Вы хорошо провели вечер, Деспина-джан?
– Конечно хорошо, – бросила Деспина через плечо. – Я прекрасно выспалась.
– Рада это слышать. Ты наконец-то набралась смелости сказать любимому правду?
– Любимому? Вы, наверное, ударились головой. Может, слишком много необузданного…
