Немного отойдя от шока, Виктория поспешила подняться с места.
– Тебе нужна помощь?
– Нет, – это был весь его ответ.
Нет! Будто ничего и не произошло! Так же медленно Антар поднялся на следующий этаж, не думая поделиться с ней какими-нибудь подробностями.
– Не обращай внимания, Виктория, я видел его таким много раз. Скоро придет в норму.
Она поджала губы. Антар не считал нужным советоваться с ней, не делился информацией, даже о самочувствии не хотел говорить. Строил из себя такого независимого бугая. Похоже, он считал, что с мнением Виктории можно вообще не считаться, что она будет следовать за ним, как хвостик. А вот не дождется.
– Если хочет решать проблемы один – пусть будет один.
«С меня хватит. Лучше справляться одной, чем с таким помощником. Кем он вообще себя возомнил? Я никому не позволю с собой так обращаться».
– Ты куда?
– Он занимается своими делами, а я буду заниматься своими.
– Постой, возьми хотя бы накидку. На улице холодно.
Гуго протянул знакомую красную ткань, и Виктория с благодарностью кивнула. Хоть кто-то в этом доме умел думать о других, а не только о себе.
Оказавшись на улице, она сразу ощутила пронизывающий ветер. Изо рта пошел пар, и она плотнее закуталась. По правде сказать, у нее не было никаких дел. Она с трудом представляла, куда может пойти и что делать. Она бывала несколько раз в Фанрайте, но не могла вспомнить никаких знакомых, к кому могла обратиться. Все воспоминания были в тумане. В голову ничего не приходило. Возможно, она просто погуляет, попробует найти Имву. А этот чурбан потом спустится и увидит, что ее нет. Поймет, что у нее, оказывается, есть собственные воля и чувства. И что теперь он один, без ее поддержки.
Виктория довольно улыбнулась, пытаясь представить лицо Антара и что он будет чувствовать. Досаду? Испуг? Равнодушие? Виктория искренне надеялась, что не последнее, что она успела занять какое-то место в его жизни, пусть и символическое, как и он – в ее. Она по-прежнему не могла оценить свою жизнь просто потому, что части воспоминаний не было, но оставались ощущения. Идя по скользкой мостовой, она была уверена, что в ее жизни не было никого близкого. Она занималась чем-то важным, значительным, но со времен смерти деда в мире не осталось тех, кого она могла назвать близкими людьми. Были какие-то знакомые, но с ними она не чувствовала себя собой. Не могла довериться, не могла поделиться сокровенным, даже не чувствовала, что у них есть что-то общее.
Виктория кем-то трудилась, неустанно, даже фанатично. Хотела помогать другим, приносить пользу окружающим, хотя самым близким помочь так и не смогла. Сначала ушла мать, затем отец, который и без того был слишком строг и не подпускал к себе. Лишь дед старался о ней заботиться как мог. Защищал от опасностей, в которые она иногда вляпывалась, наставлял и, самое главное, дарил теплоту, которой так не хватало. Виктория плотнее закуталась в накидку.
Ни Антар, ни Имва, ни Гуго не были похожи на тех, кто мог о ней заботиться и поддерживать, но они были теми, кто был рядом, кто давал ей понимание, кто она и зачем что-то делает, и она пыталась ответить им тем же. Имва нуждался в поддержке, растерянный и ослабленный, напоминая ее саму. Антар делал вид, что ему никто не нужен, но за этой мрачной стеной она ощущала хрупкость, будто ему пришлось закрыться в панцирь после того, как ему навредили. Временами Виктории казалось, что этот панцирь можно разрушить. Что к стене можно прикоснуться и она рассыпется. Возможно, Антар тоже это чувствовал, поэтому и держал со всеми дистанцию. Видимо, считает Викторию глупой девчонкой. Но она не глупая и уж точно не девочка. Вот если сейчас она найдет Имву и вернет его, то Антар совсем по-другому посмотрит на нее. Не как на равную, не все сразу, но с большим уважением. Он поймет, что не единственный, у кого в их компании есть сила.
К сожалению, довольно скоро Виктория поняла, что с этим возникнут проблемы. Во-первых, она сама немного заплутала в городе с его однообразными серыми зданиями, арками и небольшими мостами над каналами. Во-вторых, у нее совсем не было денег, а погода начала портиться. Надо было прихватить что-нибудь с собой, но она взбесилась, ушла, а теперь придется возвращаться. Первый снег уже растаял, а с неба срывало ледяные капли, ноги начали скользить по замерзшей земле, а поздний осенний ветер трепал накидку. Прохожие норовили уйти с улицы поскорее или скрывались под козырьками крылец, над которыми возвышались статуи. Парадные, обрамленные лозой, сейчас они представляли жалкое зрелище.
Шмыгая носом, Виктория решила вернуться на знакомую площадь, оттуда постаралась быстрее пойти вдоль канала. Нужно было поскорее укрыться от непогоды. Впереди виднелась церковь с открытыми вратами, но ее чуть не потянуло в другую сторону. Нечто в глубине ее души ненавидело церкви и их обитателей. Все они были проходимцы и обманщики. Это была не ее мысль, нечто, как обычно, просто всплыло в голове. Сальная улыбка морщинистого лица и узловатые пальцы. Виктория забила это воспоминание как можно глубже, чтобы не высовывалось, и побыстрее ушла в сторону, где как раз была таверна.
* * *
Рантар скинул испачканную одежду, все тело болело от ран и ушибов, но в этом не было ничего нового. Он взял одну из тряпок Гуго и принялся монотонно оттирать лезвия топоров. Правая рука двигалась хуже, и только тут он вспомнил, что забыл вытащить наконечник обломленной стрелы из плеча. Слегка скривившись, Рантар вырвал его и бросил в подготовленный таз с водой. Из раны текли тонкие струйки крови, а он продолжал рассматривать топоры.
Смерть Бартеса и его людей должна была принести успокоение, возможно, даже удовлетворение, но для Рантара ничего не изменилось. Ни радости, ни избавления он не получил. Пустота в груди как была безгранична, так и осталась, смерть врага не изменила ровным счетом ничего, разве что избавила от возможных неприятностей в ближайшие дни.
Перед тем как зайти в бани Бартеса, Рантар представлял сражение, как он крушит вражеские тела, как хватает этого тупого Бартеса за голову и начинает бить о стол до тех пор, пока хрупкая гоблинская голова не лопается подобно спелому фрукту. Он предвкушал, жаждал этого момента до дрожи. Бартес и его люди должны были заплатить справедливую цену за предательство. И что в итоге? Обычное разочарование. Как будто ничего и не было. Какой в сражении вообще был смысл?
Черные клейма тюльпанов приковывали взгляд Рантара. Когда-то очень давно Антар давал клятвы, надеясь на удивительную жизнь.
«Даешь ли клятву охранять заветы богов? Соблюдать законы силы, кротости и усердия?»
«Даешь ли клятву отказаться от прежней жизни и посвятить свою новую жизнь королевству и его заботам?»
«Даешь ли клятву быть милосердным даже к врагам?»
Рантар предал их все и даже не помнил, когда это случилось. Было ли это до войны, во время или уже после того, как он стал рабом Доротеи? И была ли какая-то разница? В далекие времена он верил в каждое слово, что произносил. Чтил клятвы и следовал им, как и полагается черному тюльпану. Но было нечто важнее: Антар дал обещание своему отцу, принимая эти топоры, обещание, которое так и не смог выполнить.
Когда Рантар наконец-то встретит Фило, сможет ли сделать хоть что-то хорошее для него? Рантару нечего было предложить, а Антар в нём давно умер. Рантар был клятвопреступником, человеком, не умеющим чтить обещания. Люди ненавидели и проклинали его. Что он мог дать сыну, кроме слабости и дурной славы?
Руки начали дрожать, судорога не позволяла сделать и движения, даже разогнуть палец. Рантар весь дрожал. Дрожь рождалась там, в пустоте, а дальше прокатывалась по всему телу из глубины, не давая даже вздохнуть. В простой битве избавиться от нее не удавалось, это Рантар уже понял. Он постарался закрыть глаза, подумать о чем-то или о ком-то другом. Но перед глазами плавали только цветные круги. Рантар засопел, сжимая зубы, и открыл глаза. Топоры вибрировали в руках, но с каждой секундой все меньше и меньше, пока, через целую вечность, он не смог разжать пальцы. Топоры упали с глухим звуком, и он устало вздохнул.
