— Будем ждать, пока она уснёт.
Царица подняла голову и прислушалась. Мы застыли. Теперь я увидела её прекрасное, как у зерриканской Моники Белуччи, лицо: высокий лоб, по обе стороны которого спускались гладкие, уложенные на прямой пробор волосы, полукруглые чёрные брови и яркие полные губы. Хатун Мелике не была исключением среди чародеек и отличалась необычайной красотой. Не заметив ничего подозрительного, она снова развернулась к дитя и склонилась над ним, будто внимательно рассматривала каждую чёрточку его золотой мордашки, каждую чешуйку. Потом подняла руку и, слегка касаясь, ласково провела пальцами по его спине.
— Непохоже, что она желает ему зла, — прошептала я едва слышно.
Иорвет пожал плечами. Хатун Мелике поднялась, откинула назад волосы. Ещё раз взглянув на дитя, задула светильник у его кровати и направилась к своей. Я почувствовала, что моё лицо вспыхнуло — на ходу царица спустила с плечей тунику, и та соскользнула на пол. Как с пьедестала, обнажённая Хатун Мелике сошла с каблуков золотых босоножек и изящной ступнёй откинула их в сторону. Взяла со столика рядом с кроватью щётку и, сняв золотой обруч, принялась расчёсывать волосы. Вместо того, чтобы думать о деле, я поймала себя на животном инстинктивном желании повернуться к Иорвету и узнать, каким взглядом он смотрит на царицу. Вместо этого закрыла глаза и сконцентрировалась. Приступ прошёл, а в медитации я почувствовала мощную магическую ауру, идущую от дитя, и импульс послабее со стороны кровати чародейки. Свет внизу погас.
***
— Пора, — наконец, прошептал Иорвет, когда я уже потерялась во времени, сколько мы лежали в одной позе, не шевелясь и ожидая, пока Хатун Мелике уснёт.
— Надеюсь, она не страдает бессонницей, — пробормотала я и выдернула из-под себя затёкшую левую руку.
Иорвет достал из сумки одеяло, в которое должен был завернуть дракончика, и верёвку с затягивающейся петлей для его морды.
— Всё помнишь? — спросил он. — Прыгаем, хватаем, бежим.
Я кивнула. Ладони соприкоснулись.
Счёт шёл на секунды. Сквозь ставшие на изнанке проницаемыми деревянные узоры окон мы просочились внутрь и спрыгнули в зал. Я уже рванула было к дракончику, когда Иорвет поймал меня за руку и остановился как вкопанный. Его ошеломлённый взгляд был направлен в сторону кровати царицы, откуда бил яркий белый свет — на кровати, свернувшись сияющей горой, лежал дракон. Глаза его были закрыты, дракон спал.
Мы остолбенели, не понимая, что делать, встретились глазами и в следующий миг сорвались к выходу. Так быстро я не бегала никогда. Мост через речку, фруктовый сад, статуи, джунгли слились в белые стремительные полосы и промелькнули мгновенно, и уже в распадающейся изнанке Иорвет зашвырнул на стену верёвку с крюком. Я взлетела по ней первой, ещё пользуясь остатками магии изнанки, и с разгону спрыгнула с барьера, едва не приземлившись на спину Дочери, в этот момент проходившей по стене. Та коротко вскрикнула и выхватила саблю. Увернувшись, я сложила Аксий, который, конечно же, не подействовал, и в этот миг Иорвет сиганул со стены и ударил её кулаком в челюсть чуть правее от татуированного подбородка. Голова Хатун-бенту запрокинулась, глаза закатились, и она рухнула на пол.
— Вызывай Борха, — прошипел Иорвет.
Я подхватила выпавший из руки Дочери факел и стала размахивать им из стороны в сторону. С неба спикировала чёрная тень.
***
Дракон летел вдоль реки, мерно взмахивая крыльями, с его вытянутой шеи свисали наши сумки. Далеко позади остались огни столицы. Светало, и Алтинин засверкал розовым, отражая небо. Виллентретенмерт начал снижаться к крохотному лесистому острову посреди реки и в этот раз спускался плавно и бережно. Аккуратно поставил нас на поляне. Ноги не держали, и я осела на землю.
— Ну-с, — Борх в предвкушении обернулся к нам.
Иорвет бросил ему сумку, тот поймал, ощупал пустую ткань, и лицо его вытянулось.
— Ты обманул нас, — глухо сказал Иорвет.
— Что? — глаза Борха гневно вспыхнули, а в лицо бросилась кровь. — Где мой сын?!
Поднявшись с земли, я встала рядом с Иорветом.
— Неужели ты всерьёз полагал, что мы украдём дитя у матери? — сказала я.
— Что?! — второй раз повторил Борх, челюсть его отвисла, и он замер с приоткрытым ртом.
— Хатун Мелике и есть твоя Лирменадатт, — безжалостно сказал Иорвет.
Сумка выпала из рук Борха, самоуверенное выражение слетело с лица, и он стал каким-то по-человечески жалким и маленьким. Он опустился на траву и закрыл глаза.
— Что же, — продолжил Иорвет, — надеюсь, что ты этого не знал.
Борх сидел, слегка раскачиваясь, и так и не открывал глаз.
— Вы не выполнили условий договора, — наконец, сказал он.
Иорвет разразился тирадой на Старшей Речи, которую я поняла, потому что состояла она исключительно из отборных ругательств, и прошагал к своей сумке. Я посмотрела на него, на его усталые, слегка ссутулившиеся плечи, и в голову ударило чёрной, бешеной яростью.
— Мы пляшем вокруг тебя с момента знакомства, — едва сдерживаясь, сказала я Борху. — То, что мы помогли снять с тебя заклинание — не считается. То, что мы в этой стране лишь потому, что помогаем твоей дочери — тоже, на минуточку, твоему ребёнку, которого ты воспитал и забыл, что он существует, не считается. И единственное, что считается, что мы не выкрали ребёнка у матери, которая заботится о нём и которая его любит! И почему мы должны это делать? Только лишь потому, что ты сам не в состоянии пойти и поговорить с ней, как разумное существо!
Я распалялась всё больше, а Борх смотрел на меня так, будто я была разъярённой гарпией.
— Мы сделали для тебя всё, на что способны, и ради чего? Ради кусочка информации, где находится Исенгрим, а не ради богатства и славы. А ты продолжил шантажировать нас и ставить условия! Любой поступок влечёт последствия, ты сам говорил это. И последствия того, что ты не вернулся к Лирменадатт на её зов, ты должен расхлёбывать сам!
Три Галки вскочил, яростно сверкая глазами, и, вмиг обратившись, взмыл орлом в небо.
***
Иорвет молчал, и у меня не было слов для него, чтобы хоть как-то утешить. Пока он складывал костёр, я умылась в речной заводи и оттёрла угольные разводы с кожи. На ключицах распухли и ныли глубокие царапины от когтей снежной пантеры. Прохладная вода согнала сонливость, хотя в голове гудело от полёта и бессонной ночи. Потом Иорвет ушёл на берег, а я достала карту. «Горы и река с быстрым течением», — думала я, водя по бумаге пальцем. Подходящих мест было катастрофически много: сходу я насчитала три притока Алтинина, берущих начало в Драконовых горах, и ещё четыре реки в Восточных, а ведь наверняка были и не обозначенные на карте речки и ручьи.
— Потом подумаем, — сказал Иорвет, вернувшись с реки и бросив взгляд на карту у меня на коленях. — Надо поспать.
Опустошённые неудачей, мы разбрелись к сумкам и на миг неловко застыли с одеялами в руках, глядя друг на друга, будто бы каждый ждал от второго невидимого сигнала, чтобы сделать шаг навстречу. Не дождавшись, завернулись в свои одеяла и улеглись у костра, тесно прижавшись друг к другу, потому что иначе тоже уже не могли.
А высоко в белёсом утреннем небе, широко расправив крылья и сверкая золочёными перьями на хвосте, парил беркут.
ДРАКОНЬИ ГОРЫ. Дом стоит и свет горит
Проснулась я с тяжёлой головой и противным ощущением жестокого похмелья. Открыла глаза. Прямо перед лицом по травинке ползла божья коровка. Потом её жёлтый панцирь разломился надвое, выдвинулись прозрачные крылья, и она улетела. Я следила за ней, а потом перевела взгляд в пустое синее небо. Глаза ощущались воспалёнными, словно вчера всю ночь я ходила на глазных яблоках по песку. «Кошка… — догадалась я, — наверное, доза была слишком большой. Плюс полночи ветер дул в глаза в полёте…»
Взбодрившись от мысли, что похмелье было ненастоящим, и решив принять для надёжности Белого Мёда, я отправилась к реке. Чутьё вернулось ко мне не вполне, знак на ладони едва побелел, и я долго сидела на берегу в медитации, пытаясь учуять в воде какую-либо опасность. Река катилась безмятежно, я зашла в воду и нырнула глубоко, оттолкнувшись ногами от вязкого и холодного илистого дна. Искупалась и почувствовала себя готовой вернуться к Иорвету и к проблемам.
