были, отобрали.
Волков вздохнул было, задумался. Но Сыч продолжил:
– Так вот, мы потом мужика того, истопника-то, встретили.
– И?
– Так он нам и сказал, что обошел весь замок, всех опросил слуг, но никакого доктора в замке барона не нашел и никто не помнит, когда он там был. Говорит, ходил спрашивал, пока какой-то господин не стал интересоваться, почему он доктора ищет.
Волков молчал и думал, и мог с уверенностью сказать лишь то, что это все выглядит странным. Смерть Рёдля, ранение барона, дядя, что печется о его выздоровлении и никого к нему не допускает, и история с несуществующим доктором.
– Ну а сам ты что думаешь по этому делу? – наконец, спросил он у переминающегося с ноги на ногу Сыча.
– Давайте, экселенц, я вопросы задавать буду, а вы станете отвечать. Я всегда так для себя делаю, коли что неясно.
– Задавай, – согласился кавалер.
– Ранение у барона было? – сразу спросил Фриц Ламме.
– Многие видели, арбалетный болт попал ему в лицо, когда он забрало поднял.
– Кавалер, дружок его, был цел и невредим, когда увозил его?
– Кажется, так.
– А потом вы нашли кавалера без головы и доспехи барона недалеко от лачуги отшельника?
– Бертье нашел.
– Значит, раненный тяжко барон в одиночку… – Сыч поднял палец вверх. – В одиночку добрался до своего замка? Но ранение было столь тяжело, что родственник барона вас до него не допустил? И с врачом поговорить не дал?
– Да, не дал поговорить с врачом и в замок не пустил, – соглашался Волков.
– Но врача, кажется, в замке никто не видел, – уже не спрашивал, а почти утверждал Фриц Ламме.
– И что же из всего этого следует? – спросил кавалер.
– Что кто-то тут врет. А врет, я думаю, дядя барона. Вот одно непонятно – зачем? Вернее, это-то понятно. Может, барон помер, а может, и не болел, и старик не хотел, чтобы вы о том прознали. Но вот зачем он это скрывал – вот это и есть главный вопрос.
Волков понял, что ему придется опять ехать к замку барона и уже без обиняков поговорить с господином Верлингером, потребовав от того видеть барона живого или мертвого, и уже после сказал Сычу:
– Ладно, ступай пока. Отдыхай. Потом еще для тебя работа будет.
Но Сыч не был бы Сычом, если бы ушел сразу.
– Экселенц… – Он смущенно улыбнулся.
Волков прекрасно знал, что будет дальше, и молчал.
– Экселенц, эти дуболомы барона отняли у нас все деньги, нам с Ежом и жить не на что.
Скорее всего, он врал насчет денег. Кавалер совсем ему не доверял, но все-таки Волков полез в кошель и, достав оттуда монету, кинул ее Сычу.
– Талер? Один? – искренне удивился Фриц Ламме.
– Мужицкая семья на талер два месяца живет, – отвечал Волков.
– Так разве мы с Ежом мужики? Нам простыни нужны, еда хорошая. Я трактирщику и так должен.
– Перед отъездом я дал тебе кучу серебра.
– Так отняли, экселенц, отняли! – Сыч даже руки к груди приложил для правдоподобности.
Но Волков ему не верил.
– Убирайся!
– Эх, экселенц, очень мне обидно, что вы мне не верите, – вздохнул Фриц Ламме и нехотя повернулся к двери.
* * *
Племянник Бруно Фолькоф в тот же день, как и обещал дяде, писал купцу Гевельдасу в Лейдениц, и тот, к счастью, оказался там. И сразу ответил – утром следующего дня письмо оказалось у Бруно. Купец писал, что встретиться с кавалером для него большая честь и что он готов в любое время. Волков тоже тянуть не собирался, и уже сразу после завтрака и разговора с Сычом он с племянником, его компаньоном Цеберингом, а также с Увальнем, Гренером и фон Клаузевицем отбыл к амбарам. Максимилиана он не взял, к большому удивлению того. Кавалер сказал знаменосцу готовиться к свадьбе Урсулы.
Гевельдас приплыл с того берега реки сразу, как только узнал, что кавалер ждет его у пристани. Волков был с купцом приветлив. Даже не побрезговал и протянул тому руку, ничего что купчишка. За такого же, только побогаче, он племянницу выдавал. Купец пожал руку рыцаря с большим почтением. Но больше церемониться кавалер с ним не стал, сразу перешел к делу:
– Знаете, что веду войну с кантоном?
– Об этом на реке все знают, до самого Хоккенхайма слухи доходят. Даже там все удивляются вам!
– А я знаю, что вы часто бываете в Рюммиконе и Милликоне, говорят, и в столице кантона Шаффхаузене бывали.
– Дело мое купеческое подразумевает постоянные разъезды, – заметил Гевельдас.
– Это хорошо, хорошо, – продолжал кавалер, отводя купца от всех остальных, – понимаете, остался я без ушей и без глаз на том берегу, были у меня там людишки, да по глупости сгорели, насилу из тюрьмы их вызволил.
Глаза купца округлились, понял он уже, куда клонит знаменитый в этих местах человек. И стало ему оттого нехорошо, купец уже думал, как кавалеру отказать, но пока продолжал слушать.
А Волков, словно и не замечая испуга собеседника, сказал:
– Хочу, чтобы вы нашли на том берегу верных и глазастых людей, чтобы видели всё и слышали и через вас мне передавали, чтобы я каждый день к завтраку знал, что там творится. – Теперь он, кажется, заметил испуганное лицо купца и, засмеявшись, добавил: – Полно вам, полно, отчего же вы одеревенели?
– Признаться, с должностью такою я не знаком, – произнес, чуть запинаясь, господин Гевельдас. – Боюсь, что толку от меня в деле таком будет мало.
– Нет, не будет мало, любой купчишка всегда хороший шпион, и видит все и слышит, и с людишками толковать, коли нужно, умеет. Вы справитесь. И чтобы не думали вы, что я попросту принуждаю вас, так я вам взамен предложу дело, что сулит вам большие выгоды.
– Какое же? – без всякого интереса спросил купец.
– Купцы из кантона хотят мне сюда уголь и лес возить, да не могут: война. И мои купцы не могут в кантон ездить – боятся. А вам никто не запретит, никто вас не упрекнет. Все перевозки вам отдам. А мне нужно две тысячи корзин угля сюда до весны перевезти, сие уже немало, и это только уголь, не считая досок, бруса, теса и всего прочего. Так что в накладе не останетесь.
– А что же мне нужно делать будет? – Купчишка все-таки боялся, не хотел заниматься сомнительным делом.
– Да пустяки, умного и нет там ничего. Просто по кантону ездишь – слушай да смотри, смотри да слушай. Где военных увидал, так там и постой, поговори с кем-нибудь. Разузнай, нет ли лагеря рядом. А лагерь нашел, так вокруг него посмотри, кто да откуда, свои ли, чужие,
