Попробуй хоть раз посмотреть дальше своего уродливого носа. Представь, что твоя карьера закончилась, жизнь потеряла смысл. Разве ты не хотел бы получить помощь?
– Спасибо… Я… – Мюррей поднял бровь – перед глазами запрыгали белые звездочки.
Он попытался выровнять дыхание. В этом аду его надолго не хватит.
– Даже если бы я захотел помочь, у нас нет того, что ему требуется. – Ян покачал головой. – Какого-нибудь чудодейственного стимулятора, который помог бы вернуть молодость этому увечному телу.
– Вообще-то, есть кое-кто. Один парень тесно сотрудничал с Мемноном, когда я только пришел сюда, – сказал Рэй. – Верховный постоянно обращался к нему за рекомендациями насчет состава смесей, дозировок и всего прочего, что мы использовали скрытно. Вот он бы тебе…
– Кто? – Стены парилки надвигались на Мюррея со всех сторон, и волны жара обдавали лицо.
– Тут вот какое дело, – сказал Рэй. – Кажется, он пришел вместе с тобой. По крайней мере, примерно в одно время. Странный тип, но дело свое знал. Его звали Джезар Д’Лизьен.
– Вот дерьмо! – услышал Мюррей собственный голос и попытался подняться.
– Вы, похоже, не больно-то ладили? – Рэй поднял глаза на Мюррея. – Это что, тренд у вас такой?
Мюррей направился к двери, уже не думая о том, кем выглядит – доходягой или глупцом. Сейчас важно было другое – выбраться из этой кошмарной жары. На последних шагах он споткнулся, оперся рукой о кедровую дверь и повернулся в рыцарям.
– Где… – Воздуха не хватило. – Где Джезар?
– Ты разве не слышал? – Голос Рэя долетел издалека, как будто из иного мира. – Д’Лизьен облажался в Цитадели. Закупал для команды стимы и продавал половину черном рынке, а биты, понятно, прикарманивал.
– Где он?
– Мемнон его посадил, – сказал Рэй. – Джезар Д’Лизьен в тюрьме Общественного правосудия.
Мюррей вырвался за деревянную дверь и, собрав последние силы, закрыл ее за собой. За порогом он привалился к стене рядом с грудой своей сброшенной второпях одежды.
Утром перед началом занятий Сего первым делом заехал в медотсек. Шагая по широкому коридору, он то и дело вытягивал шею, чтобы заглянуть за штору. Как всегда, травмированных хватало – рыцари, защитники и даже несколько лицеистов, показавшихся ему смутно знакомыми.
Дойдя до конца коридора, Сего резко остановился перед большой стеклянной ванной. Марвин Стронглайт, лицеист первого уровня, «выбор номер шесть». Словно подвешенный на невидимых нитях, Марвин плавал в красноватой вязкой жидкости. Роящиеся вокруг него пузырьки напоминали стайки поднимающихся за кормом рыбок, и тонкие шланги тянулись от головы к панели управления возле стеклянной ванны.
На прошлой неделе Марвин встретился в вызове с Кори Шимо. Парню крепко досталось – Шимо безжалостно молотил его даже после того, как он упал, даже после того, как в круге погас свет. Три товарища Шимо с трудом оттащили своего капитана от потерявшего сознание Марвина. Оттащили сплошь забрызганного чужой кровью.
Сего помнил горящие желтые глаза Шимо. В этих глазах не было чувств. Шимо не получал никакого удовольствия от избиения противника – в отличие, например, от Шиара. Он словно выполнял какую-то программу. Как будто не мог иначе. Как будто у него не было иного выбора.
Некоторое время Сего смотрел на неподвижно висящее в стеклянной ванне тело. Глаза у Марвина были закрыты, и выглядел он, как показалось Сего, почти умиротворенным, парящим вне времени, между жизнью и смертью.
Внезапно глаза паренька открылись, и Сего от неожиданности отпрянул. Марвин уставился на него. Тело дернулось, и панель тревожно запикала. Через несколько секунд сигнал прекратился, глаза у мальчика закрылись, и он расслабился, как будто ничего не произошло.
– Нейроплазматическая реакция на раствор, – раздался негромкий голос.
– Извините, я ничего такого… – заикаясь, пробормотал Сего.
Из-за панели вышла служительница-даймё с неизменно бесстрастным выражением лица.
– Как я уже сказала, нейроплазматическую реакцию вызвал раствор, в котором во взвешенном состоянии находится пациент. Так что ты, Сего, ни при чем, – сообщила девушка.
– Ксеналия! – Сего обрадовался – как хорошо, что его не увидел здесь кто-то другой. – Вообще-то, я искал тебя, но потом заметил Марвина и…
– Любопытство – одна из неотъемлемых черт научного поиска, поэтому я не виню тебя. Хотела бы, однако, предостеречь от свободного посещения медицинского учреждения, поскольку старшие служители очень заботятся о своих пациентах и не терпят присутствия посторонних.
– Да, понимаю. – Сего невольно оглянулся на гривара за стеклом. – Нейро… Что, ты сказала, произошло?
– Ах да. Совсем забыла, что с представителями вашего вида надо говорить более простыми словами, – без намека на превосходство или снисходительность сказала Ксеналия. – Нейроплазматическая реакция – это реакция нервной системы гривара на химический раствор, в котором он пребывает… точнее, на раствор аминолита.
– Э-э… А что он делает в этой ванне?
– Строго говоря, ничего не делает – и в этом вся суть. После столь тяжелой травмы – вас ведь поэтому и называют гриварами [1], не правда ли? – ему ничего нельзя делать, и даже сила тяжести воздействовать на него не должна. Такие условия служат стимулом для всех способностей организма к заживлению. Раствор аминолита обеспечивает для этого идеальную среду in vitro и, кроме того, содержит компоненты, вызывающие у гриваров симбиотическую реакцию.
В голове у Сего пронесся вихрь вопросов. Он никогда не задумывался о том, почему гриваров называют гриварами, как и о том, что происходит внутри его тела.
– Симбиотическая реакция? – повторил Сего, стыдясь своего невежества.
– Я… рада, что ты спрашиваешь об этом. – Глаза у Ксеналии заблестели, а тонкие губы изогнулись вверх, хотя назвать это улыбкой Сего бы не смог. – Мое исследование как раз и посвящено особенностям нейрофизиологии гриваров. Гривары обладают замечательными внутренними механизмами, которые эволюционировали на протяжении тысячелетий.
Увлекшись, девушка заговорила быстрее, так что Сего с трудом поспевал за ее речью.
– Очевидно, что основные механизмы физиологии гривара – быстро сокращающиеся мышечные волокна и плотная скелетная структура – эволюционировали для того, чтобы наносить как можно больший физический ущерб другим. Но, что удивительно, у гриваров также развивалась совершенно сопоставимая система заживления из кровеносных сосудов и дендритных нервных пучков, назначение которой – противодействие регулярно получаемым травмам. Вот это мы и называем симбиотической реакцией гривара.
– Понятно… – Сего принял задумчивый вид. – Значит, аминолитовый раствор, в котором плавает Марвин, способствует лучшей работе симбиотической реакции. И содействует исцелению?
– Да! Пожалуй, я недооценила возможности мозга гривара. Если ты способен усвоить эти базовые концепции… Значит, теория Уэйленда о нейродегенеративном повреждении когнитивных способностей гриваров может оказаться ошибочной.
Ксеналия быстро сделала какие-то записи на своем лайтдеке. Пока шел разговор, маленький красный спектрал подплыл и завис над ее плечом.
– Получается, что Марвин в значительной степени выздоравливает сам по себе? – спросил Сего.
– Нет. В данном случае у гривара нарушена связь между его внутренними целительными способностями и реальными повреждениями организма. Вот здесь… – Ксеналия провела пальцем по лайтдеку. – Перелом нескольких верхних позвонков привел к полному параличу. И хотя
