себя, чтобы продолжить существование, но при этом потеряла и ту часть, что жила.
Персефона попыталась сделать вдох, но безуспешно.
– Мне жаль, Персефона.
– Я рада, что вы мне рассказали.
Несмотря на все то зло, что творила Деметра, Персефона видела нити, что вели ее мать по этой тропе, и, как оказалось, дело было не в ней самой, а в этой травме. Посейдон сломил ее, а Зевс уничтожил, и ей пришлось продолжать жить в мире, над которым они сохраняли контроль и власть.
– А Аид знает? – уточнила Персефона.
– Я не знаю, говорила ли Деметра кому-нибудь об этом, кроме меня.
Она была не уверена почему, но ей стало чуть легче дышать.
– Что же мне делать?
Тюхе пожала плечами:
– Сложно сказать. Наверное, жить с осознанием, что Деметра сделала все, что могла, с учетом обстоятельств, и тем не менее понимать – это не делает вашу травму несущественной. Мы все сломлены, Персефона. Значение имеет только то, что мы делаем с осколками.
Деметра использовала свои осколки, чтобы причинять боль другим, и Персефона знала, что, несмотря на страдания матери, ее нужно остановить.
– Спасибо, Тюхе.
– Легко не будет, Персефона. Система сломана. Что-то новое должно занять ее место, но на войне нет ни обещаний, ни гарантий, что победа окажется за тем, за что мы боремся.
– И все же шанс того стоит… разве не так?
Тюхе грустно улыбнулась:
– Это надежда. Злейший из врагов человечества.
* * *
Покинув детский сад, Персефона направилась в библиотеку. Она бродила среди стеллажей в поисках информации о Титаномахии – чтобы узнать больше о событиях, что привели к поражению титанов и приходу к власти олимпийцев. Собрав несколько книг, она уселась перед камином и принялась читать.
Большинство текстов в деталях описывало вражду и ожесточенные битвы, но кроме них – способность Зевса очаровывать и разрабатывать стратегии. У него была целая история манипулирования и торговли за лояльность богов и чудовищ: божествам он обещал власть, а монстрам – амброзию и нектар. Персефоне был не знаком такой бог грома: существовал ли он до сих пор? Было ли ему так комфортно на его троне, при его могуществе, что он растерял свои умения? Или блаженное неведение и щедрая натура скорее были хитрой уловкой?
Персефона почувствовала Аида прежде, чем увидела его, – от его присутствия по спине у нее побежали мурашки, словно ее кожи коснулись его губы. Она напряглась. С учетом их прошлой ночи она не ожидала увидеть его сегодня, и все же он появился рядом с ней. Бог мертвых всегда выглядел так, словно вышел из тени, но сегодня из-под его кожи и из глубины глаз словно сочилась сама тьма, и у богини кровь застыла в жилах.
Персефона опустила книгу, и несколько долгих мгновений они просто смотрели друг на друга. Он держался на расстоянии, и она чувствовала между ними странное напряжение, холодившее ей кожу и давившее на грудь. Ей хотелось сказать что-нибудь о прошлой ночи – что ей жаль, что она не понимает, почему это случилось. Но произнести эти слова оказалось слишком тяжело.
– Я сегодня говорила с Тюхе, – сказала она вместо этого. – Она думает, что ей не удалось исцелить себя, потому что мойры перерезали нить ее судьбы.
Аид на мгновение уставился на нее ничего не выражающим взглядом. Это был другой Аид, тот, что появлялся, когда не желал открывать себя чувствам.
– Мойры не перерезали нить ее судьбы, – ответил он.
Персефона ждала, что он продолжит, но он молчал. Тогда она спросила:
– О чем ты говоришь?
– О том, что Триаде удалось найти оружие, способное убивать богов, – Аид произнес это безразличным тоном, без волнения или обеспокоенности в голосе.
– И ты знаешь, что это?
– Я не уверен, – ответил он.
– Расскажи мне.
Аид заговорил не сразу. Словно не знал, с чего начать, или, скорее, не хотел говорить.
– Ты видела гидру, – наконец сказал он. – Она побывала в прошлом во многих сражениях, потеряла много голов – но она отращивает их заново. Эти головы бесценны из-за их яда. Я думаю, что Тюхе поймали новым вариантом сети Гефеста и убили стрелой с ядом гидры – реликвией, если быть точнее.
– Отравленной стрелой?
– Это биологическое оружие Древней Греции, – сказал Аид. – Я потратил годы на то, чтобы вывести из обращения подобные реликвии, но их слишком много, и есть целые сети, занимающиеся их поиском и продажей. Я не удивлюсь, если Триаде удалось заполучить несколько.
Персефона обдумала его ответ, а потом сказала:
– Мне казалось, ты говорил, боги не могут умереть, если только не бросить их в Тартар, где их разорвут титаны.
– Обычно это так. Но яд гидры очень сильный, даже для богов. Он замедляет наше исцеление, и, похоже, если пронзить им бога слишком много раз…
– То он умрет.
Это объясняло, почему Тюхе не смогла исцелить себя. Спустя мгновение Аид снова заговорил, и слова, слетевшие с его губ, шокировали Персефону – не столько из-за самой информации, сколько из-за того, что он решил поделиться ею, чего никогда прежде не делал.
– Я думаю, что Адониса тоже убили реликвией. Серпом моего отца.
– Почему ты так решил?
Несколько мгновений Аид молчал.
– Потому что его душа была разорвана.
Персефона поняла. Адонис навечно отправился в Элизий. Его душа стала магией, от которой цвели маки и гранаты.
– Почему ты мне не сказал?
Он снова ответил ей молчанием, но она ждала, пока он заговорит.
– Полагаю, мне нужно было дождаться, когда я смог бы рассказать тебе. Видеть разорванную душу нелегко, а перенести в Элизий еще тяжелее.
Его затравленный взгляд говорил: ей не понять, что пришлось вынести Аиду.
Персефона отложила книгу в сторону и прошептала его имя, отчаянно желая успокоить его, но стоило лишь ей двинуться, как он словно напрягся, метнув взгляд на книгу.
– Что ты читаешь? – спросил он, сменив тему, и Персефона ощутила, как боль эхом отозвалась у нее в груди.
– Я искала сведения о Титаномахии, – ответив, она заметила, как Аид стиснул челюсти.
– Зачем?
– Потому что… я думаю, у моей матери есть цели поважнее, чем просто разлучить нас.
Глава XXVII
Музей Древней Греции
Было уже довольно поздно, когда Персефона проснулась и увидела, что рядом с ней пусто. Аид так и не пришел в постель. Она встала и пошла искать его, найдя на балконе в окружении ночи. Богиня подошла к нему сзади и обняла за талию. Он напрягся и разомкнул ее руки, чтобы повернуться.
– Персефона.
Ее немного
