Быстрое тестирование двигателя, вспышка зеленой лампочки, и Кира порулила к старту.
Вышла на прямую и дала полный газ. Самолет задрожал. Скорость увеличилась от шестидесяти до восьмидесяти, затем до ста и, наконец, до ста двадцати километров в час. Ручку на себя, форсаж, и самолет отрывается от земли.
Непередаваемое ощущение. Невероятный опыт. Разбег, отрыв, перевод в набор высоты…
Машина шла уверенно, легко набирала скорость и высоту. Температура масла и головок цилиндров была в норме. Кира ведь не только для разведки местности вылетела, она хотела заодно «обкатать» свою новую машину. В капонирах базы находилось четыре новых истребителя, только недавно перегнанных с тыловой базы для пополнения самолетного парка полка. Пилотов для них пока не было, и Кира могла выбрать любой. Она и выбирала. Долго ходила вокруг да около, осматривала, «обнюхивала», задавала вопросы механикам. В общем, вела себя, как и положено женщине, выбирающей дорогой наряд или ювелирное украшение. Но для Киры все было гораздо сложнее, можно сказать, интимнее. В конце концов, она не шляпку выбирала, а друга и оружие. Друга, чтобы не подвел в бою, оружие, чтобы бить наверняка. Ну и о красоте не забывала. Оттого, быть может, и остановилась на «чертовой дюжине».
Летчики в большинстве своем люди суеверные и среди прочего не жалуют число «тринадцать». Но Кире число «13» как раз нравилось. Бог знает почему, но число это она считала своим еще с раннего детства. И сейчас «тринадцатая половинка» изо всех сил доказывала, что Кира сделала правильный выбор. Можно сказать, безукоризненный.
«Да, – думала Кира, снимая оружие с пневмопредохранителя, – мне бы такую „сулицу“ три года назад! Эх!»
Но три года назад на Адриатике у них были только И-16…
«Зато не было указа от седьмого сентября!»
Тоже верно. Тогда и там Кира летала где хотела. Пару раз залетала даже в Италию. Страха не то чтобы не знала, но не принимала опасность быть сбитой над вражеской территорией всерьез. Просто не задумывалась над этим…
А сейчас под ней расстилался совсем другой пейзаж. Не юг с его яркой зеленью и сочной желтизной, белыми домиками под красными черепичными крышами и аквамарином теплых морей. Скалистые горы, каменистая земля, все еще покрытая кое-где зеленой травой, – или уж что тут у них растет на камнях, – темные пятна хвойных лесов, сизые пятна зарослей вереска, длинные узкие фьорды с темными языками стылой воды, редкие признаки человеческого жилья. Домишко там, деревенька тут. Рыбачий поселок. Радарная станция раннего оповещения. Железная дорога и маленький городок, а потом снова холодное море цвета оружейной стали и скалистые острова среди бурных вод.
– Линия фронта проходит по цепи островов, – между тем комментировал увиденное поручик Панкратьев. – Вам, комэск, залетать туда запрещено.
«Спасибо, милый, а то я забыла!»
– Но там нам всем делать нечего.
Снизились, прошлись над водой, чтобы Кира смогла оценить высоту волн, разбивающихся о поднимающиеся на головокружительную высоту отвесные стены береговых скал. Она и оценила.
«Н-да, не Адриатика и не Крым!»
Ну, где-то так все и обстояло. Нурдланд [17] мало похож на Сербию или Таврию. Холодно, депрессивно, кое-где попросту уныло.
«Но, может быть, когда выпадет снег…»
Впрочем, когда наступит зима, задуют ледяные ветры и выпадет снег, никому мало не покажется!
* * *
Ближе к вечеру позвонил начдив. С генералом Орловским Сиротин был знаком давно. Не друзья, тем более не приятели, но и холодноватого отчуждения, часто возникающего между вышестоящими начальниками и их подчиненными, не было тоже. Нормальные уважительные отношения, причем с обеих сторон. А это дорогого стоит.
– Ну, как там моя «крестница»? – поинтересовался Орловский после обычного обмена формальными приветствиями.
– Неплохо, – оценил Амелину комполка. – Никого пока не застрелила, ни разу не напилась и, по моим данным, не блудит. Ну, или не попадается, что тоже хорошо. Две недели продержалась, значит, прижилась. Жалоб нет, кляуз не пишут. Летает регулярно. Видел ее пару раз в воздухе. Впечатление производит хорошее. Так что, думаю, не подведет.
– Да я, Григорий Леонидович, в ней и не сомневаюсь, – согласился с Сиротиным начдив, – иначе, сам понимаешь, на эскадрилью никогда бы не поставил. Но как-то, знаешь ли, тревожно. Женщина все-таки.
– Женщина, – согласился Сиротин. – Красивая. Но безобразий, как я уже отметил, не чинит. В воздушном бою – это, значит, третьего дня, когда супостаты к Нарвику прорывались, – держалась молодцом. Это мне по секрету один из ее пилотов настучал. Голову не теряет. Расчетлива. И про своих не забывает. Ведомого как мамка родная опекает, хотя, по идее, все должно быть с точностью до наоборот. Решения принимает быстро. Действует разумно. Вместо того чтобы устроить «утиную охоту», разбила противнику строй и принудила к ретираде. Сама, правда, никого не сбила, но зато другие получили преимущество. Трех бомберов завалили. Хороший результат!
– Согласен! – поддержал мнение Сиротина генерал. – Рад, что не ошибся. Сам понимаешь, поставить женщину на эскадрилью – решение не из простых. Ну, да бог с ней, с Амелиной! Теперь расскажи мне, Григорий Леонидович, про поручика Львова.
– А что Львов? – не понял вопроса Сиротин.
– Как он там?
– Так по-прежнему. Жив-здоров, пьет умеренно, летает хорошо. Вот он как раз и сбил один из тех трех «ланкастеров».
– А! Ну-ну. Ладно тогда! Прощай! – и генерал прервал связь.
«Ну, и что это было?» – задумался Сиротин.
«Наверное, – решил он через пару минут, – Орловского кто-то с самого верха достал. Вот он и забеспокоился. Вопрос, однако, о ком шел сейчас разговор, об Амелиной или о Львове?»
Две недели назад, когда здесь же, в этом самом кабинете, он беседовал со штабскапитаном Амелиной, Сиротин сказал ей, что ничего толком о Львове не знает. Полковник, разумеется, лукавил. Не бывает такого, чтобы человек был, а слухов о нем не было. Армия только кажется большой и путаной, как столичный город, а на самом деле тут все, как в деревне: утаить что-нибудь вроде этого совсем непросто. Другое дело, что и болтать с кем ни попадя про все, что знаешь – а штабс-капитан Амелина, как ни крути, особых прав пока не заслужила, – Сиротин не хотел. Потому и «скормил» ей, ведь что-нибудь он все-таки должен был сказать новому комэску, историю про кого-то, кто якобы что-то такое видел в самом начале войны.
Ретроспекция 2
На самом деле, видел тогда Львова – в форме флотского офицера и при орденах – не кто иной, как сам Сиротин. И знал он, увидел и услышал там и тогда гораздо больше, чем стал бы рассказывать незнакомому комэску.
А дело было так. В сентябре сорок седьмого капитан Сиротин принял эскадрилью в 23-м полку, прикрывавшем военно-морскую базу и порт Берген. Время было тяжелое. В Норвежском и Северном морях не утихала морская война «малой интенсивности». Это была все та же «Битва за Атлантику», но после тяжелых потерь, понесенных противоборствующими сторонами в первые месяцы войны, и атлантисты, и континентальный союз опасались вводить в бой эскадры тяжелых кораблей. Сражались в основном легкие силы, подводные лодки и эсминцы, но зато много и тяжело работала авиация. Русские и прусские бомбардировщики атаковали Англию, Данию и Нидерланды, атлантисты бомбили Пруссию, Саксонию и русские провинции от Варшавы до Москвы. Но тяжелее всего приходилось передовым базам флота. Берген иной раз переживал по два налета за ночь, и летчики истребительной авиации буквально валились от усталости с ног. Жили, казалось, на одном кофеине с амфетамином, но заменить этих пилотов было некем.
Страна только еще втягивалась в войну и не успевала восполнять потери в технике и личном составе. К этому времени мобилизовали уже всех кого можно и практически все, что летало, но этого, к сожалению, оказалось недостаточно. Промышленность наращивала темпы выпуска самолетов и разворачивала новые мощности на базе заводов и фабрик, производивших в мирное время исключительно гражданскую продукцию. Но все это требовало времени и не могло быть сделано сразу вдруг. То же самое происходило и с подготовкой пилотов. В России, слава богу, имелось большое количество летчиков гражданской авиации, и это не считая пожарных, почтарей и прочих «пейзан», а также спортсменов и владельцев частных самолетов. Но всех их надо было переучивать на новую военную технику или вообще готовить в качестве военных летчиков с нуля. Но выбора не было, военные училища летчиков восполнить потери, не говоря уже о наращивании сил армии и флота, попросту не могли. Кого можно было выпустить сразу после ускоренного курса, то есть курсантов старших курсов, уже выпустили, а новых надо было еще чему-нибудь научить, а это требует времени.
