– Да, – ответил он, – ты уже закончил свою бесконечную жраловку? Черныш отдохнет, и начинай грузить эти сундуки снова. На этот раз летим прямо в нашу Долину. Домой. Никуда не сворачивая.
Блестка наклонила голову и посапывала, делая вид, что спит, но запястья ее двигались часто, веревка уже подалась наполовину. Тогда не удалось перетереть о Колесо повозки, но сейчас сразу выбрала место, заранее заприметив острый камень, и села к нему спиной, вроде бы избегая дыма от костра и отвратительного запаха свинины на костре. Оставалось только следить из-под приспущенных ресниц, чтобы куявы ничего не услышали. Дураки, сидят прямо перед костром, как две замерзающие жабы, огонь слепит глаза, а щелкающие угольки заглушают шорохи. Не воины они, не воины… Или чересчур беспечны, опьянены своей мощью властелинов драконов, что, если честно, понятно, каждый бы на их месте подпрыгивал и указывал бы на себя пальцем: это я, я летаю на драконе!
Веревка лопнула, в этот момент Ратша обернулся, сказал приветливо:
– Ну что, красавица, не хочешь к нам присоединиться? Пообедай перед полетом. Что тебе один сыр и хлеб? Это не еда.
– Чтоб вы сдохли, – ответила Блестка.
– Пусть сидит голодная, – сказал Иггельд бессердечно, – а то еще заблюет моего дракона.
– Иггельд, – сказал Ратша с укором в голосе.
– А что? – огрызнулся Иггельд. – Разве не видишь, все, что из нее исходит, полно яда.
Он взял скатерть с остатками хлеба и сыра, хотя на самом деле она к ним почти не притронулась, только сыра пощипала малость, свернул и понес к дракону. Она поняла, что, когда вернется, ее, как беспомощную овцу, забросят на спину, тогда уже не сбежишь, Ратша тоже с кряхтеньем поднялся и пошел следом. Она беззвучно отползла, поднялась на ноги и ринулась в чащу. Деревья приняли, будто она не артанка, а славка, жительница Леса, укрыли ветвями. Под ногами мягкий беззвучный мох, бежать со свободными руками легко, а два дурака все еще не спохватились, она бы даже отсюда услышала их гнусные и жалкие вопли…
Деревья расступались впереди с готовностью, лес открывался все глубже, все таинственнее, на этот раз направление выбрала верно, никаких просторных полян, а деревья с густыми кронами, дракон сверху ничего не увидит, как они заприметили ее в реденьком лесу в прошлый раз.
Она сама чувствовала, что несется, как лесная лань. Серые толстые стволы мелькают быстрее, чем спицы в колесе. Далеко впереди землю обезобразил глубокий ров старого оврага, а на той стороне… о, счастье, сосновый бор сменился смешанным лесом из старых дубов, молодых березок и скучных осин. А за ними зеленый забор орешника.
Воспрянув духом, она мчалась к оврагу, как будто летела на крыльях. В страхе, что Иггельд может ее увидеть, почти прыгнула с края, но, к счастью, овраг уже старый, с пологими краями. Конечно, упала бы и покатилась, возможно, сломав руки и моги, но вместо этого вломилась в самый густой на свете кустарник, что разросся в тени, защищенный от ветров и зноя.
Она проламывалась, продиралась, ветви хлестали по лицу, царапали руки, рвали одежду. В самом низу ноги прошлепали по влажной траве и даже по воде, ручей не охладил ее ступни, и тут же пришлось почти на четвереньках карабкаться вверх по склону. Кусты встретили ее как врага, стоят несокрушимой крепостной стеной, приходилось проламываться, как будто в самом деле ломала камень…
Иггельд выскочил на поляну через миг после того, как Блестка нырнула в овраг. Он пробежал немного и остановился, растерянно оглядываясь. Потом заметил овраг, сердце екнуло. В таких оврагах обычно густая трава, колючий кустарник, там легко спрятаться, и пленница, возможно, решила схорониться там…
Он чувствовал невольное уважение: не всякая женщина решится броситься в лес, где полно диких зверей, а спуститься в такой овраг, темный и полный всяческих опасностей… Впрочем, напомнил себе рассерженно, она же артанка, а эти варвары даже женщин заставляют вести себя по-мужски.
Он подбежал к краю и, тяжело дыша, торопливо осматривал заросли. Острый взгляд сразу ухватил место, где беглянка нырнула в кусты: ветки неестественно сдвинуты, а тыльная сторона листьев повернута к солнцу. Но дальше след терялся, словно она превратилась в ящерицу и пробежала у самой земли, где листья не помешают…
Ноги сделали первый шаг, когда взгляд зацепился за крохотную фигурку, что на четвереньках выкарабкивалась уже на той стороне оврага. Он закричал в бешенстве:
– Стой!.. Стой, я тебе говорю!
Она вздрогнула от его могучего крика. Пальцы соскользнули с корня, она скатилась на пару шагов, но тут же с удвоенной силой начала карабкаться вверх. Иггельд зарычал в ярости, когда она ухватилась за край, ее тонкая фигурка оказалась наверху и, даже не оглянувшись, помчалась в чащу.
– Сто-о-о-ой! – заорал он.
Зеленые заросли расступились, как вода в озере. Иггельд заорал снова и бросился в овраг. Кусты трещали, как сухие былинки. Он пронесся вниз, как падающий с горы валун, за ним осталась широкая просека, почти на такой же скорости сумел взбежать наверх.
Там остановился, хватая ртом воздух. Ноги от усталости стали ватными, кровь стучала в виски и грозила разломать череп. Он понимал, что надо вернуться, что глупо и нелепо гоняться за женщиной по лесу, когда она не что-то знатное, за которое можно получить огромный выкуп или большую выгоду, и когда вообще, вообще это глупо… как будто значит для него настолько, что он стремится доказать ей, что сильнее, что может и умеет больше, чем она…
Из последних сил он заставил себя двинуться через кусты, ломился по орешнику, бежал, натыкаясь на деревья, скользил, падал, снова поднимался, и когда дыхание уже разламывало грудь, в зелени мелькнуло ее светлое платье.
– Не уйдешь… – прохрипел он обугленным ртом.
Ноги подкашивались, в груди полыхал огонь, деревья качались, но глаза упорно держали ее фигурку. Артанка тоже не бежала, едва двигалась, ее раскачивало на ходу, к тому же она сильно прихрамывала. Он настиг или же она остановилась в изнеможении, он помнил только, что в последнем усилии ухватил ее за плечи, и они рухнули на землю. Она вскрикнула от удара, Иггельд ухватил ее за растрепавшиеся волосы, перевернул на спину.
Он успел увидеть испуганное и одновременно разъяренное лицо. В тот же миг маленький кулак ударил его в нос. Другой рукой вцепилась в густые отвратительно светлые волосы. Иггельд взревел от резкой боли, непроизвольно отмахнулся, ее голова дернулась, повернулась в сторону, и все тело застыло.
Иггельд лежал рядом, в груди всхлипывало, холодный воздух врывался, как падающий водопад, и попадал там на раскаленные внутренности, шипел, вырывался обратно белым паром. Еще не придя в себя, он встал на четвереньки, потом, держась за дерево, на ноги и, все еще не отнимая руки от дерева, несильно пнул ее ногой.
