— Ваше Величество, если законы так совершенны, то... когда начнём их вводить?
Мрак поскрёб в затылке, сплюнул через зубцы на внешнюю сторону.
— А никогда, — ответил он хладнокровно.
Аспард опешил, а остальные так и вовсе окаменели. Аспард наконец спросил осторожненько:
— Но ведь законы... совершенны?
— Совершенны, — согласился Мрак. — Пять лет лбы морщили!.. Конечно, это самые тонкие и точные законы.
— Но тогда...
Мрак повернулся, указал на рабочих, что всё ещё тащили бревно. Приспосабливаясь, они затянули хриплыми пропитыми голосами песню, ноги теперь шагают в такт, но всё равно кто-то вскрикивал «Эх, взяли!», «Эх, дёрнули!», кто-то бранился, но бревно тем временем медленно двигается к цели.
— Видишь? — спросил он. — Государство — это такое же бревно. Только ещё неотёсаннее. Ишь, «тонкая мелодия, виртуозно и тонко»! Под изысканные песни бревно не потащишь. Только вот под такую песню, под вонючий пот, крик, даже кровь...
Лицо его омрачилось. Глядя на него, омрачились лицами и его советники. Червлен сказал потерянно:
— И что же... Ваше Величество? Весь наш труд...
— Прекрасный труд, — одобрил Мрак.
— Но если он только на бумаге...
— Некоторые вещи пусть остаются на бумаге, — рассудил Мрак. — Даже хорошие вещи.
— Но почему, Ваше Величество?
Мрак пожал плечами.
— Не знаю. Чуйство у меня такое. Принять такие прекрасные законы... а потом ещё и заставить людей им следовать — это ж по колено в крови ходить будем. Нет, пока будем тащить бревно!.. А на бумаге прекрасные законы нужны, нужны. Чтоб мы сами видели, как можно бы жить...
Он махнул рукой, пошёл к ступенькам с башни. Аспард двинулся было следом, Мрак остановил нетерпеливым жестом.
— Ты так и будешь мне пятки оттаптывать?
— Ваше Величество, на вашу жизнь замахивались!
— Ничо, отмахнусь. Я иду вот в ту башню, видишь?.. А то, сколько тут живу, а до сих пор... гм... я хочу сказать, что давненько к колдуну не заглядывал. Самое время!
Аспард крикнул вдогонку:
— Ваше Величество... смотритель южного крыла спрашивает, когда вы изволите заглянуть к ним?
Мрак остановился внизу, задрал голову. Аспард выглядел виноватым, разводил руками. Мол, мое дело передать, а вы уж с государственным умом решайте...
— К нему?
Аспард смешался, даже почему-то покраснел, сказал торопливо:
— Не лично, а во вверенную ему часть здания...
— Ага, — сказал Мрак бездумно. — А что там? Поперхнулся, поняв, что сморозил глупость, но сказанное уже не воротишь, Аспард смотрел с великим изумлением. Мрак подмигнул ему и засмеялся. Аспард неуверенно улыбнулся:
— Фу, это вы так шутите, Ваше Величество... Да, конечно, сейчас вы вошли в личину своего отважного деда-воина, который тоже чаще таскал в постель женщин в покорённых землях, чем посещал своих жён. Но вы раньше не забывали дорогу...
Мрак наконец сообразил, о чём речь, засмеялся ещё громче.
— Аспард, ты же видишь, я с этими бабами настолько запустил дела, что... А не получается, козе твоей в бок, чтоб и по бабам орёл, и землями управлять, как объезженным конем! Ну не получается, хоть убей. Либо ты бабник, либо правитель. Можно, конечно, немножко бабником, немножко правителем, но ты ж сам понимаешь, что это будет хреновый бабник и хреновый правитель... Так что пусть они там развлекаются сами, как хотят. Пусть даже прорубят дверь с заднего хода, чтоб к ним по ночам солдаты ходили, я ж добрый, ты не забыл? Вот только сам я...
Он покачал головой. Сердце кольнуло острым. На самом деле, конечно, в груди от сердца остался только пепел, а если там и проклёвывается какой зелёный росток, то этот росток — Кузя. Не любовь, понятно, какая может быть любовь к ребёнку, а просто нежность к существу, что единственное во всей Куявии его любило, оберегало, страдало по нему. Кузя и Хрюндя — вот двое, кому он верен.
Аспард снова развёл руками, глядя ему вслед.
А в самом деле, подумал он хмуро, уж неделя закончилась, как он здесь, а про колдуна только вспомнил, хотя его башня всё время на виду. И никуда за это время не сдвинулась. Как ни выглянешь из окна, так и видишь, как там в окнах полыхают зловещие красные огни... Олег бы уже обивал пороги, даже любопытный Таргитай превозмог бы лень, на второй день торчал бы на самой вершине... А ему хоть как торчи башня перед глазами, но как чуял недоверие ко всяким непонятным штукам, так и сейчас чувствует. Чем-то унижает его всякое колдовство, а чем — сказать не может, к хитрым словам всегда чуял вражду.
Ещё внизу, у основания башни, его встретили странные тревожащие запахи, а когда начал пониматься по лестнице, ароматы красочно рисовали причудливые картины. Он видел дивных зверей, зрел огромные деревья без ветвей, но зато с огромными листьями, прямо из стен наплывало и снова исчезало видение морских чудищ, гигантских раковин...
Ноги бодро и бездумно занесли по ступенькам на самый верх. Ноздри ещё издали уловили запахи трав, палёной шерсти, ржавчины и гниющей древесины. Толкнул дверь, в глубине захламлённой комнаты над горящим тигельком склонился сгорбленный человечек в длинном халате. Лысая голова блестит в ровном рассеянном свете, что дают комья странного мха в чашах вдоль стен.
Колдун дёрнулся на грохот распахиваемой двери, но, прежде чем он обернулся, Мрак уже охватил цепким взглядом всю обстановку и оценил, оценил... Как ни могуч колдун, но почему-то живёт в бедности. Любой работник в селе роскошествует, в сравнении, так сказать. Здесь нет даже ложа, только простой матрас, явно набит сухим сеном, брошен прямо на полу в уголке. Там же единственная подушка, судя по запаху, с сеном вместо пуха или шерсти. Все это накрыто таким ветхим и старым одеялом, что Мрак покачал головой. Похоже, колдун тоже из этих безумных звездосмотретелей, что не видят, по какой земле ходят, что едят и на чём спят.
Правда, стол — огромный, добротный, хоть и древний, весь завален книгами, свитками, глиняными табличками, позеленевшими медными пластинками с непонятными значками, пара тигельков и массивная чугунная сковородка. Дальше так и вовсе сокровища для таких же сумасшедших: вдоль трех стен ряды шкафов, или же один шкаф, изламывающийся, как тень от факела, на стыке стен, переходящий на другую стену и обрывающийся, да и то с явным сожалением, перед дверью. Ещё старое рассохшееся кресло у стола и потемневший от времени сундук, окованный бронзовыми полосами. Вся крышка сундука скрылась, как под снежной шапкой, под грудой свитков.
Колдун смотрел на него вылезающими от изумления глазами.
— Ваше Величество!.. — продребезжал он блеющим голосом. — Вам стоило только свистнуть, я бы прибежал...
