4
Из ларца добыта книга; в книге тараканской вязью
излагается преданье о волшебном чудо-зданье,
и в запутанном рассказе Вита различает связи
с той легендой, что питает заповедные мечтанья.
Тут же – карта: земли осков, Вольга, Росская пустыня,
та, что кажется бескрайней, а за нею – город тайный,
неприступная твердыня, в ней – забытая святыня,
что в кромешной тьме сияет раз в году необычайно:
«То портал в иные земли, где никто не знает горя;
то порог страны рассветной без отравы яд-ракетной;
мир без смерти и без хвори; ни по суше, ни по морю
из юдоли нашей скорби не попасть в тот край заветный;
есть единственное средство; внемли, чуткий мой читатель:
дверь откроет лишь беззлобный, кто душой похож на овна;
как сказал о том Создатель: в рай не попадет предатель;
рай воспримет только чистых, тех, чья мысль стреле подобна…»
Знаки сочтены, и Вита слышит зов сердцебиенья.
Скоро ночь Круговращенья. Прочь, слепое маловерье!
«В путь, быстрей, без промедленья, не теряя ни мгновенья…
Я чиста иль нет – не знаю, но открою эту дверь я!»
Через Росскую пустыню переход был адски долог:
отбиваясь от десантов стай прожорливых мутантов,
змей летучих, гнид бесполых, амазонок-богомолов,
чьи фасетчатые очи – словно россыпи брильянтов,
меч в чужой крови купая, Вита шла тропой безумной.
О вратах мечтая града, через Вольгу, реку яда,
что ползла в ночи безлунной аскаридою бесшумной,
переправилась умело, одолела все преграды
и, оставив плот на суше, углубилась в степь, где вечно
теплой плоти человечьей жаждет дремлющее Нечто.
В небе путь глумился Млечный: жизнь земная скоротечна,
попрощайся с нею, путник, – мгла и стужа бессердечны!
По глухой степи привольно ледяной гуляет ветер,
холодит худую спину, стонет выпью, пахнет псиной,
убеждает: поиск тщетен. Вита в тусклом звездном свете
видит: скорчившись, как мертвый, на земле лежит мужчина.
Вита к стылому запястью прикоснулась ошалело,
ощутила пульс безвольный, рядом прилегла покорно
и скитальца обогрела молодым горячим телом.
Так они лежали долго под недобрым небом черным.
Ким пришел из гор Раальских, из селенья китаимов,
чтоб пройти чудным порталом в мир без слез и каннибалов,
без мутантов, нефелимов и садистов-властелинов,
отворить врата в иное в свете Лампы небывалом.
Грея спутника дыханьем, по степи шагают двое,
Ким и Вита, две надежды, две души, застывших между
неприкаянным покоем обездоленных изгоев
и отчаяньем героев. Развеваются одежды,
кровь уже не стынет в жилах, ветер словно бы стихает.
За холмами виден город, иглами антенн исколот.
Чей-то окрик в дрожь бросает и немедля эхом тает.
«Вон, гляди, старик на башне!» Голос старца – словно молот:
«Прочь, безумцы! Воротитесь! Вам не место в этом аде!..
Вас сожрет урод подземный, порождение Геенны!
Чистых сердцем он привадит, поджидая их в засаде,
чтобы выпить залпом душу, не подверженную тлену!»
Вита с Кимом как не слышат. Тщетно старец возвещает:
«Горе вам, о человеки!..» Он охрип. Закрылись веки.
Соблазнившись близким раем, все погибель выбирают.
Если б кто-то мог слезами цепь смертей прервать навеки…
Так и было: в час полночный вдруг Светильник загорелся,
он возник из ниоткуда, без смолы и без сосуда:
в пустоте огонь зарделся, словно по эфирным рельсам
прикатило с небосвода огнедышащее чудо.
В тот же миг портал открылся и пролил на Виту с Кимом
ярких радуг перекрестье, ширь блажного поднебесья.
Вот и все. Спасенье зримо. Дар несчастным и гонимым,
свет дошел по назначенью, и не след стоять на месте.
Виту оттолкнув поспешно, Ким рванул наудалую
во врата, предав забвенью тени смутного сомненья.
Ким смеется, Ким ликует, Ким завел уж песнь лихую…
и исчез в разверстой пасти, превратившись в угощенье,
и захлопнулась ловушка. Гипнотическое счастье
оставляет эту душу. Гаснет свет, и мир разрушен.
Черный полог взор твой застит, мгла рассудок рвет на части,
дикий крик пронзает сердце, но не вырвется наружу…
Мир сгорел до основанья, нам оставив пепел судеб.
Время кончилось, родная, я поведал все, что знаю.
Если мы уже не люди – значит, мы еда на блюде,
вместо безнадежной точки нам не светит запятая.
Открываются глаза,
по щеке течет слеза.
НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПОВТОРИТЬ! А ВДРУГ ПОЛУЧИТСЯ!
Торт «Апокалиптический роман»
Испечь основу из перемолотого в муку личного опыта с добавлением экзотических специй – корицы странствий и гвоздики авантюр. Отделить желток любви от белка одиночества, добавить слащавости, но так, чтобы не было приторно, залить молоком из молочных рек с привкусом кисельных берегов, взбивать сначала до посинения, а потом до просветления. При желании использовать ванильные страсти и карамельные мордасти.
Поместить крем в форму экшна, воткнуть в него двух героев: деву с пулеметом и мачо с вертолетом. С одного бока подпалить, с другого заморозить, чтоб на вкус торт медом не казался. Усыпать обломками, закапать слезами, выложить узор из лапок мутантов. Обильно пропитать радиоактивностью. Сервировать внезапно, чтобы никто не успел очухаться.
Приятного аппетита!
НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПОВТОРИТЬ! А ВДРУГ ПОЛУЧИТСЯ!
…Что блаженны руки, затворяющие окно,
Что уйти без муки даже Господу не дано…
Так не плачь же, а смейся, в сияющий мир иной
Уносясь по рельсам в коробочке расписной.
Мария Галина
От окна к окну мягко плыл весенний лес.
Говорят, прекрасная терапия. Несколько часов буду приспосабливаться к возросшему тяготению, и это даже хорошо: в тренажерке такого не добьешься. Но пока на плечах у меня словно пересохший кокос, и он трещал при каждом движении. Тошнило.
В Поясе Радуг мне казалось, что это будет интересная перемена мест. Оказалось, что это интересный кошмар. Отвык, совершенно отвык.
Правда, мой скинмон был за меня спокоен: в слоте экзоскелета запястье светилось обычными бледно-голубыми тату, и ни одной красной метки. Посвистывание сервомышц привлекло внимание только одного пассажира – рыжеволосой девочки, тайком изучавшей мое лицо в своем телефоне. Она повернулась, и наши взгляды встретились. Смущенная, она заговорила:
