Голос был Катин.
– В стопе сказали, что вы пошли этой дорогой…
У нее был велосипед, выращенный из пурпурной игуаны. Странно было думать, что и здесь крутились мои разработки, – боже, ведь это был мой докторский проект по энергообмену квазибелковых моделей третьего уровня…
– Мне хотелось бы с вами кое о чем поговорить.
Я кивнул.
– Я никогда не встречала человека, который действительно был в космосе, – сказала она. – И могу никогда не увидеть, если в новостях – правда.
– Война?
– Может быть. Пограничный инцидент, роботы линии защиты открыли огонь по боевой машине ЕХ. Оказалось, им по пятнадцать – шестнадцать лет, личного оружия не было, машина была учебная. Тру просто показала слайды.
Она, кажется, потрясена и напугана.
– Катюша, роботы есть роботы – у них в программе открывать огонь по тому, что пересечет границу. Это везде так…
– Тру говорит, вероятно, это дети-солдаты гвардии Правоверных. Их послали, чтобы спровоцировать инцидент и чтобы у нас осуждали правительство…
– Вероятно. Это в лучших традициях Халифата. Европейское население на треть, если не больше, сочувствует их политике и любуется ими. По крайней мере, так я слышал в Поясе из земных новостей.
– И еще. В первом выпуске сказали, что у них были подсадки нового типа. Во втором этой информации не было.
Меня затошнило – сильнее, чем после посадки. «Каркасс» задергался, но ничего не последовало, потом высунулся шланг от контейнера с соком, и паховое сиденье, жужжа, пододвинуло меня к нему. Но я отвернулся, хотя наконечник шланга усердно тыкался мне в губы. Экзоскелет срабатывает так, когда телеметрия говорит, что седок без сознания.
– Этого не может быть, – помолчав, сухо ответил я. – Подсадка не трансформируется. Она была сконструирована, чтоб действовать в позитивных паттернах трудового и социального поведения или не действовать вообще. Утка. Выдумка. Ложь!..
Вдруг она потрясенно указала на море. Я быстро повернулся, почти едва не опрокинув «Каркасс-ОН» – откуда и силы. Мышцы взвыли, в глазах побелело. Что она там увидела? Боевые дископланы ЕХ?
Но это было совсем другое.
Издалека они казались дельфинами; так же взлетали над волнами, затейливо переворачивались, по-дельфиньи вонзались в воду, снова взлетали и что-то перебрасывали друг другу. Мы наблюдали за ними в тишине, пока, один за другим, они не ушли из крутой дуги вниз и больше уже не вернулись.
– Ихтики, – тихо проговорила Катя. – Когда я была маленькой, мы верили, что если увидишь хоть одного, это к большой-большой удаче. Но мне ни разу не случалось…
– Когда я был маленьким, ихтики были совсем другие.
Я посмотрел на ее велогуану. Эффективное решение стольких проблем сразу. Личный транспорт на прессованных пальмовых листьях. Отходов практически нет, а что есть, идет в рецикл. Домашний любимец, устойчивый эмоциональный контакт, может выполнять до двадцати видов работ. Ихти – такие же продукты. Генная инженерия, биоразвертка – царица наук. Три четверти моей жизни.
– Ихти выстроили купольный город у того берега озера, в устье реки. Красиво, но вблизи ихти больше похожи на тюленей. Кажется, они уже не разговаривают. Но в сущности, они те же Ярлыки…
Мир стал совсем чужим. Польза была только одна – чувствовать, насколько прежним остался ты. Когда-то это были боевые пловцы, специально выведенные для подводного контроля границ. Я знал людей, которые работали над этим. Возможно, они и сейчас сохраняют эту функцию и кодом запуска могут быть, скажем, сто литров модифицированного феромона, после которого они дружно похватают свое подводное оружие и кинутся на литоральные и абиссальные посты…
Сейчас они мирно выгребают и сортируют водоросли, обслуживают фильтры, собирающие сине-зеленых агл, в Тихом океане добывают акантастеров – многие астеросапонины так и не удалось синтезировать, и что-то еще, для регенераторов тканей. Ловят морские мины, которых осталось немало. Зарабатывают очень приличные деньги, куда больше, чем то пособие, которое им платит сейчас министерство обороны… Наверное, делали их на прототипах моей схемы для Ярлыков.
– Мое любимое кафе теперь под водой, – сказал я. – Возраст – это музей невидимых экспонатов.
– У меня были жабры, но не очень долго. Мы там чудили. Интересно, потом надоело.
Катя пила что-то странное, менявшее цвет в чашке, – спрашивать я не стал. Посетители, в основном молодежь, были странно тихими и подавленными. Микрофоны «Каркасса» ловили только отдельные слова, но настраиваться я не стал. «ЕХи… пальба… да они просто пошлют своих психов с ножами… у них теперь все инженеры… Марк не вернулся… Лора тоже… сегодня живой концерт в «Китайском летчике»… сегодня живой, а завтра мертвый…»
Мирно улыбающиеся Ярлыки готовили, разносили, убирали.
– Сейчас уже почти не затапливают, – сказала Катя. – Чаще пускают мельницу, ну, рециклируют. Она размалывает все в такой порошок, разделяет камень, пластик и металл, а из них уже делают блоки и покрытия. Очень быстро. Сто мельниц утилизовали Дортмунд за неделю. Теперь его строят заново.
– Да, – сказал я. – Впечатляет. Может, это и к лучшему. «Я узнал, что старая могила – для постройки лучшая земля…»
– Что? – спросила Катя, приподняв золотистые брови.
– Неважно, – ответил я.
– А как там, в Поясах? – То ли она решила сменить тему, то ли взаправду интересовалась.
– По-разному. Люди – другие. Целенаправленнее, энергичнее. Другое пространство – чуть ошибись, и ты погиб. Или погибли из-за тебя. Очень воспитывает.
– Мама говорит, что там собрались эти, мечтатели.
– Наоборот, – усмехнулся я. – Ты позволишь? – Палец сумел показать на чашку. Она удивленно кивнула. Рука также сумела не раздавить посудинку, да и керамика была своя, неуничтожимая. На вкус было еще непонятнее, чем на вид. – Мечтатели остались на Земле. Грезящие, я бы даже сказал. Похоже, больше никто ничем не занимается. Люди отдали всю работу инструментум вокалис, говорящим орудиям, а сами ушли в симсимы. Боюсь, уже навсегда.
– Что тут плохого? Какая разница, как чувствовать, что живешь, – напрямую или стукаясь обо все?
– Плохого? Ничего. Хорошего тоже. Просто ни-че-го. Теперь даже открытия не делаются людьми.
– Ну и что? Мы сделали машины, делающие для нас открытия. Ведь все шло к этому, правда? Вы же сами работали над этим! – она кивнула на Ярлыка. – Хотя он-то сделан именно затем, чтобы ничего не открыть…
Девочка была неглупа, но это стоило отдельного спора и другой жизни – на словах такого не объяснить.
– Отлично. Ваши машины – просто вторые родители.
– Мы их сделали. Они заботятся о нас. Жить хорошо. Нужд нет.
